говорила совсем не про “черновика”.
* * *
Встреча на Сливовой улице была назначена к часу, когда солнце подгнившим апельсином катилось бы к горизонту, но Лунар в особняк из красного кирпича тянуло с самого утра.
Проснулась она за полдень, от истошного визга соседской дрели, а потом металась по квартире, заламывая руки и не находя себе места. Иногда замирала у окна, глядя на двор, нарисованный в бурых и серых тонах, а в груди стучала похоронным колоколом странная нужда — бежать куда-то, как можно быстрее, пока не стало слишком поздно. Минуты тянулись, как жвачка, прилипшая к подошве, и когда пришло время, Лунар почти бегом неслась от метро, подгоняемая дурным предчувствием.
“Главное — не опоздать!” — думала и сама себе поражалась. Опоздать — куда?
Где-то на половине пути до дома Орфея накатила удушливая волна, пустой желудок пронзило раскаленной иглой. Лунар замутило, перед глазами все поплыло, а в луже отразилось ее бледное, с зеленым отливом лицо. Куртку пришлось расстегнуть — внутри пылал тяжелый огонь, от которого Лунар ощущала себя вялой и больной. И даже легкий мороз не давал ему угаснуть.
“Да что со мной не так?”
Она брела к Сливовой улице, с трудом передвигая ноги, и какая-то городская кикимора, попавшаяся навстречу, поспешила перейти дорогу. Еще и плюнула в след, выражая то ли свое пренебрежение, то ли затаенный страх.
Дом из красного кирпича при дневном свете выглядел иначе — не таким угрожающим и таинственным, как под покровом темноты. Лунар вползла на высокое крыльцо, переводя дыхание, и вздрогнула — уже знакомые виноградные лозы, нависающие над входной дверью, по-змеиному зашипели, потянувшись вперед.
— Давно ли у винограда растут шипы? — пробормотала она, слабо отмахиваясь от особенно нахальной ветки, которая так и норовила обернуться вокруг шеи. Визитная карточка Орфея, которая должна была обеспечить ей беспрепятственный вход в дом, как сквозь землю провалилась. Еще час назад лежала во внутреннем кармане, а теперь там ветер свистел, а пальцы загребали пустоту.
Над головой зеленые лозы переплетались между собой, как клубок гадюк, тянулись к Лунар, подрагивая от нетерпения. Шипы, видневшиеся между резными листьями, все росли и росли, пока не оказались размером с детскую ладошку.
В голове лихорадочно крутились обрывки мыслей: “сейчас меня растерзают” и “где же эта чертова визитка!”, а боль в животе, нудная и тянущая, стала острой и сводящей с ума. Да еще и жуткое ощущение, что за ней наблюдают, не отступало. Лунар вскинула глаза, следуя за предчувствием — на подоконнике за кованной решеткой светились два золотых глаза.
Острый шип царапнул подбородок, и Лунар в панике дернула за молнию кармана. Лозы нависли над ней зеленым облаком, готовые вот-вот сожрать, растерзать, стереть с лица земли.
Визитка нашлась в самый последний момент — юркие лозы уже обернулись вокруг ее рук и шеи, затягиваясь удавкой.
— Меня ждут! — выдохнула Лунар, вскидывая кулак с зажатой в нем визиткой. Виноград помедлил, а затем неторопливо втянул зеленые шипастые конечности, а дверь распахнулась сама по себе. Золотые глаза, наблюдавшие за ней из окна, погасли.
Но Лунар не торопилась пересекать порог. Все, что было связано с Орфеем, нахальным и великолепным, внушало ей инстинктивный страх. Вот она и топталась под дверью, надеясь набраться храбрости и сделать шаг вперед.
Солнце почти скрылось за горизонтом, Сливовая улица утопала в тенях, и та же тьма царила в ее голове. Мутило, и она прижала руку ко рту, надеясь сдержать тошноту.
В распахнутой двери с крыльца открывался отличный вид на хозяина дома. Орфей прогуливался вокруг крепкого деревянного стола в кухне, задумчиво покачивая головой. Закатанные до локтя рукава обнажали руны и символы, выведенные чернилами по смуглой коже, в кармане его фартука из черной ткани торчали акварельные кисточки и павлиньи перья. Лунар фыркнула — какая глупость! Рисует он, что ли, на досуге?
— Долго тебя еще ждать? — недовольно проворчал чародей, не удостаивая Лунар взглядом. — Входи уже, ты опоздала на пятнадцать минут.
Ей очень хотелось возразить, что она пришла вовремя, но что-то безо всякого стеснения толкнуло ее в спину, и она влетела в холл, едва удерживаясь на ногах.
И ее вывернуло на пушистый ковер черной жижей, вязкой и мутной.
Внутренности горели огнем, пока она все исторгала и исторгала из себя неизвестную мерзость. Казалось, в ней открылся неисчерпаемый резервуар, о котором она и понятия не имела до этой секунды, и горечь продолжала литься из ее желудка, заливая белый ворс.
Лунар не знала, сколько времени прошло — в ушах шумело, глаза застилало пеленой, а когда зрение прояснилось, то она увидела перед собой пару высоких ботинок, идеально зашнурованных и начищенных до зеркального блеска.
Орфей наблюдал за ней сверху вниз с изрядной долей любопытства, словно она была радужным жуком-скарабеем, по нелепой случайности попавшим в его дом.
— Еще бы сорок восемь секунд, и пришлось бы объясняться перед Шабашем, что делает мертвая пожирательница снов у меня на крыльце, — маг сверился с наручными часами и расплылся в издевательской улыбке, — Говорил же, это не амброзия.
— Ты знал! — захрипела Лунар, утирая рот и поднимаясь на ноги. Ее терзала боль, такая мучительная, что хотелось освежевать себя без наркоза, лишь бы это не продолжалось.
Орфей прищелкнул языком, пожимая плечами.
— Возможно. Просто подумал, что твоему нанимателю не было никакого смысла оставлять тебя в живых, но и самому убивать могло оказаться слишком хлопотно. От ауры чужой смерти не так просто избавиться.
Он оглядел беспорядок, который Лунар устроила в его прихожей, и разулыбался:
— Но защита моего дома оказалась сильнее, чем яд, который ты приняла. Умойся, у нас много дел.
Лунар покачала головой и наткнулась на два золотых глаза, которые таращились на нее — теперь с уже знакомой лестницы на второй этаж. Только два глаза — и больше ничего. Пойманные на горячем, они тут же испарились в воздухе, не оставив ни следа.
— Сумасшедший дом, — бормотала позже Лунар себе под нос, брызгая в лицо прохладной водой в крохотной ванной под лестницей. Там не было ничего, кроме старомодного умывальника и десятка шкафов с сотней маленьких ящиков. Лунар украдкой заглянула в один из них, пользуясь тем, что дверца была неплотно закрыта, и темнота внутри зарычала на нее, завыла призрачными голосами. Она вспомнила их — те же голоса скулили в ночи, когда она пришла сюда за воспоминанием Орфея. Тогда она приняла шум за отголоски ночной жизни Столицы, но теперь все встало на свои места. Что бы ни хранил Орфей в своей
