дери, Зед! — вспылил он. — Как ты вообще встаешь с кровати по утрам?
— Только потому, что жизнь такова, какая она есть. Нас либо ждет что-то после смерти, хорошее или плохое, либо там нет вообще ничего. Стоит ли зацикливаться и пытаться что-либо доказывать, если это ни черта не изменит? — Я от души врезал ему по спине. — На этой ноте, полной оптимизма, пойдем посмотрим, что может скрываться в этой лачуге.
2
Призраков внутри лачуги не оказалось. Зато уж кукол там было! Навскидку — сотня, а может, и больше, впихнутые в пространство размером со стандартную спальню. На какое-то время я потерялся в воспоминаниях о призах на ярмарке, свисающих со стен и потолка, — вот только эти не были милыми мягкими игрушками. Они были похожи на прочих, уже виденных нами кукол: выкинутые, вызывающие тоску, заплесневелые, с паутиной у приоткрытых губ и в глазницах. Но они все же были другими. У каждой голова и конечности на месте, а многие украшены ожерельями, браслетами и странными головными уборами ручной работы. В результате пред нами предстало несуразное зрелище, исполненное и жестокости, и любви.
Кашлянув, я обрел голос:
— Похоже, это любимицы Солано.
Не отрывая фотокамеру от лица, Пеппер переходил от стены к стене и делал кадры крупным планом отдельных, особо неприятных с виду кукол.
— Ты только глянь на эту, Зед, — с восторженным придыханием предложил он. Щелк, щелк, щелк!
Я подошел к Пепперу, он стоял у опорного столба, к которому была привязана очередная «интересная» кукла. Я сморщил нос от почти выворачивающего наизнанку запаха плесени, который вдруг растекся в воздухе. Некогда кукла была окрашена в телесный оттенок, но теперь ее почти целиком затянула серая патина грязи, вызвав в моей памяти медицинские иллюстрации, живописующие различные стадии некроза. Спутанные черные клочья волос свешивались на лицо, но при этом откинутая челка открывала распахнутый черный глаз. На запястьях у куклы красовалось с дюжину цветастых браслетов, на шее качался стетоскоп.
— О, и на эту тоже! — прошелестел Пеппер, переходя к кукле, чья лысая головка была утыкана гвоздями, а лицо — кольцами для пирсинга и всем, что только может пронзить пластик. Щелк, щелк!
Я покачал головой:
— В жизни бы не догадался, что Солано был фанатом «Восставшего из ада».
— Эй, а это не алтарь ли, часом? — Пеппер вновь пришел в движение. Щелк, щелк! Быстрый шаг назад, поиск более удачного ракурса. Щелк. — Можешь сфотографировать меня перед этой штукой?
— А не пора ли тебе начать съемку фильма?
— Обычно я начинаю с фотографий, чтобы прочувствовать место съемок.
Он протянул мне свою фотокамеру, а сам присел на корточки у алтаря, ограниченного двумя вырезанными из дерева журавлями, которые стояли на доске с выведенной вручную надписью: «СОЧИМИЛЬКО». Между журавлями сидела, вероятно, самая диковинная из всех виденных мною кукол. На ней было нечто вроде шляпы, с которой свисали ленты, католические четки и серьги-обручи. На кукле также имелись солнечные очки, ожерелье с большим серебряным кулоном и белое с розовым платье — на груди вышиты два плюшевых мишки.
— Ты да она, сладкая парочка, — пробормотал я, шурясь в видоискатель камеры, и сделал несколько снимков. — Есть догадки, чем она так важна?
Пеппер забрал у меня аппарат и выпятил губы с самым задумчивым видом.
— Не могу быть уверен, но сказал бы, что эта кукла была любимицей Солано. Может, это ее он когда-то нашел? Самая первая?
— Она выглядит не такой уж и старой.
— С каких это пор куклы научились стареть?
— На этом острове научились. Некоторым, с виду, лет под сто.
— Может, дух девочки выбрал именно ее в качестве своего медиума?
— Чтобы говорить с Солано? Кажется, ты упоминал, что она разговаривала с ним в его снах?
— И возможно, при помощи некоторых кукол тоже.
— Ты сочиняешь эту фигню прямо по ходу пьесы?
Приложив руку к сердцу, Пеппер дал понять, что мои слова его задели.
— Как ты можешь, Зед? Хотя бы попытайся обойтись без предвзятости!
— Пытаюсь, Пепс. Мое сознание открыто, и в нем гуляют сквозняки. — Я указал на цветную фотографию в широкой деревянной рамке, висящую на стене слева от алтаря. — Значит, это и есть сам великий и ужасный Солано?
На фото был изображен мужчина с редеющими черными волосами, добрыми темными глазами, неопрятными усами подковкой и тощей бородкой клинышком. Он улыбался, выставив напоказ желтоватые зубы. Из-под пончо виднелся надетый на голое тело выходной жилет.
— Вроде приятный с виду папаша.
— Никто не говорил, что Солано был плохим человеком.
— Просто немного сумасшедший.
— Набожный…
— МА-МА…
Я дернулся от неожиданности. Пеппер вроде бы был удивлен не меньше моего. Выждав паузу, я сказал:
— Которая из них…
— МА-МА…
Голос громкий, плаксивый, избалованный.
Пеппер начал пятиться к двери.
— Куда это ты собрался? — спросил я.
— Какая-то кукла только что заговорила, Зед!
Отвернувшись, я двинулся вдоль стены, пытаясь сообразить, которая из них способна на такое…
— МА-МА…
Мои глаза задержались на клоуне, висящем прямо напротив меня: густые каштановые волосы, выбеленное лицо, розовый нос, розовые ямочки на щечках и розовые губы.
Он что, смеялся надо мною?
Ребенок внутри меня, который когда-то боялся темноты и гадал, какое чудище пряталось под его кроватью, рвался последовать примеру Пеппера и бежать куца глаза глядят из этой навевавшей клаустрофобию лачуги. Однако рационально мыслящий взрослый не мог ему этого позволить.
Всего лишь кукла. Бездушный кусок пластмассы. Работает на батарейках, подчиняется своей программе и время от времени издает звуки.
Я протянул руку к клоуну, собираясь повертеть игрушку в руках, стянуть пижамную курточку и поискать кнопку «вкл./выкл.» и отсек для батареек…
Громоподобный удар сотряс стену лачуги, сопровождаемый душераздирающим пронзительным визгом.
Взвыв, я отшатнулся назад и, влетев плечом в столб опоры, повалился наземь, увлекая за собою заодно нескольких кукол. И в тот же миг из-за стены послышался сдавленный смех.
Стыд колыхнулся во мне, выжигая нутро. Я оттолкнулся от пола, поднялся на ноги сам и поднял упавших. Леску, которая удерживала кукол на месте, я разорвал, и приладить их обратно на столб уже не было возможности. Я так и баюкал их на руках, не зная, как поступить, когда в дверном проеме показались Нитро и Хесус — оба довольные, подобно извалявшимся в дерьме свиньям.
— Ты вопишь, как первоклассница, Зед Ротт! — заметил Нитро.
Хесус сохранил невозмутимое лицо, едва скрывавшее гримасу высокомерия.
— Надеюсь, ты в порядке, Зед? — произнес он с подобающей любезностью. — Не ушибся, случайно?
Я скинул кукол под столб и двинулся к двери.
— Очень смешно, недоумки. А теперь потрудитесь-ка отвалить
