И тут его осторожно взяли за рукав.
— Александр Николаевич, вас к телефону.
— Вот же балбесы, — сердито фыркнул завлаб. — Ведь предупредил же я коммутатор, чтобы не переводили к нам звонки. Праздник у нас, гуляем, все ушли на фронт!
И услышал в ответ чуть виноватое:
— Это из милиции, Александр Николаевич…
* * *
Человек в зеленоватой куртке и в такого же цвета шапочке привычным движением отдёрнул простыню.
— Узнаёте? — спросил следователь.
В первый миг Свиридов чуть было не сказал «нет» — лицо молодого парня, лежавшего на оцинкованном столе морга, показалось ему абсолютно чужим и незнакомым, никогда ранее не виденным, но уже в следующую секунду Александр Николаевич понял: да, это он. Дима. Сын. Просто лики мёртвых иногда очень сильно отличаются от лиц живых…
— Да, — хрипло произнёс Саша. — Узнаю.
У него запершило в горле, и сильно защипало глаза — наверно, это от резкого запаха формалина, витавшего в залитом холодным светом люминесцентных ламп помещении.
— Дмитрий Александрович Свиридов, восьмидесятого года рождения?
— Да.
«Дима… Когда мы с тобой виделись в последний раз? Три года назад, мельком…А ты совсем не изменился, сынок… И та же родинка над левой бровью… Только вот не было над правой бровью этой страшной чёрной дырки…».
— Эта публика частенько пользуется чужими документами, — объяснил следователь, когда Саша расписался в акте опознания трупа, — нам надо было удостовериться.
— Как это случилось?
— Обычное дело, — следователь пожал плечами. — Столкнулись интересы двух групп наркоторговцев. Делёжка сфер влияния и рынков сбыта называется. Постреляли немного, в итоге — шесть трупов, — молодой парень в форме говорил равнодушно, для него эти разборки давно уже сделались рутинным понятием. — Вы свободны, Александр Николаевич. Если нам потребуется ещё что-то уточнить, мы вам позвоним.
«Вот и всё… — подумал Свиридов. — Ну да, обычное дело. А ты что, ждал выражений соболезнования? Это для тебя Дима сынок, кровиночка, а для других он — «эта публика». Застрелили бандита — туда ему и дорога! Какая причина для всенародной скорби? Сколько таких вот молодых парней ежедневно гибнет на дорогах, от несчастных случаев и в горячих точках? Оплакивать всех — времени не хватит…».
В крематории они были только втроём: Аня, Зинаида Матвеевна и сам Свиридов. Он ждал появления на похоронах крутых парней на «джипах» и «мерседесах», однако никто из «соратников» его сына так и не явился — надо полагать, у них на то имелись свои резоны.
Зинаида Матвеевна, вопреки опасениям Алхимика, смерть внука перенесла спокойно — она давно уже поставила на нём крест. Всплакнула, вытерла слёзы и тихо сказала Саше:
— Прости меня, сынок. Проглядела я его… И его, и Анечку…
Александр Николаевич промолчал, подумав про себя: «Все мы виноваты, мама, — и я со своей наукой, и Людмила со своими запросами-замашками… Что уж теперь виноватых искать…».
Аня тоже долго молчала и только уже на поминках зло и коротко бросила:
— Сегодня он, завтра я — все там будем. Бежим за золотым туманом, спотыкаемся и ломаем себе шеи. — Опрокинула в рот гранёный стаканчик с водкой, вытерла губы тыльной стороной ладони и добавила: — Вот такая эпитафия…
Самому же Саше было тяжело — он даже не ожидал от себя такой реакции. «Человек смертен, — размышлял он, по привычке раскладывая мысли по полочкам — так, как он обычно делал при обдумывании какой-нибудь научной проблемы, — а дети — это его продолжение и шанс на истинное бессмертие… Когда уходят старики — это нормально, это закон природы, а вот когда умирают — и тем более гибнут — молодые… Родители тяжело переживают смерть своих детей потому, что лишаются этого продолжения и этого шанса… И вдвойне тяжело, когда ты знаешь: другого шанса у тебя уже не будет — не те годы…».
Он подолгу засиживался теперь в лаборатории после конца рабочего дня, загружая мозг работой и оттягивая возвращение в свою пустую квартиру, где горькие мысли тут же накидывались на него голодными комарами, зудели и жалили. Однако даже в его рабочем кабинете выползали из тёмных углов призраки воспоминаний — так было и на этот раз.
Саша вспомнил, как маленький Дима упал с ледяной горки и расшиб нос, но держался изо всех сил, чтобы не расплакаться, и только повторял сквозь зубы: «Я мужчина потому что…». Он вспомнил, как они играли с сыном в «морской бой», передвигая по клеточкам карты пластмассовые кораблики, и яростно спорили над каждым ходом, не желая уступить друг другу; вспомнил, как сын хвастался своими успехами в каратэ, демонстрируя отцу ужимки и прыжки с экзотическими названиями. Но Александр Николаевич никак не мог вспомнить, где же пролегла та роковая грань, переступив которую, Дима стал неотвратимо соскальзывать в чёрное никуда.
Да, сын верховодил в дворовых компаниях, кулаками отстаивая своё первенство среди сверстников, но такое было во все времена, и маленький Саша в своё время тоже через это прошёл. Так почему же Саша стал Александром Николаевичем, а Диме никогда уже не быть Дмитрием Александровичем? Может, это произошло потому, что сменились приоритеты? Дети перестали хотеть стать космонавтами — героями сделались доморощенные «крестные отцы», и тёк в юные души яд видеокассет, внушавший незатейливые истины: «Прав тот, кто сильнее и безжалостнее, кто лучше дерётся и лучше стреляет! Если ты настоящий «парень из стали», то возьми этот мир за глотку и вытряси из него как можно больше денег — тогда ты король! А убить человека — это же так легко и просто, смотри!». И этот яд действовал…
Аня хоть окончила институт культуры, не скатилась до уровня «интердевочки», а Дима поступил только для отмазки от армии, взял пару призов на каких-то соревнованиях, а потом с головой нырнул в уголовную романтику, прельстившись «лёгкими» деньгами. Ушёл из дома, жил у какой-то девицы, а потом его след и вовсе затерялся. С тех пор Свиридов видел сына всего два раза — третий раз он увидел его уже в морге.
Саша закрыл лицо ладонями, с силой потёр его, а когда опустил руки, ему показалось, что один из призраков вдруг обрёл плоть — он увидел в полусумраке кабинета, за границей светового круга, отбрасываемого настольной лампой, смутный контур человеческой фигуры. Фантом сделал шаг вперёд, пересёк границу света и тьмы, и Свиридов с удивлением узнал в этом материализовавшемся призраке лаборантку Юлю.
— Александр Николаевич, — негромко сказала девушка. — Ну что вы здесь сидите? Поздно уже — десятый час. Пойдёмте, я вас домой провожу.
«Опять шутит? — мелькнуло в голове Александра. — Или…». И тут он вдруг ощутил, как у него в груди словно лопнул какой-то застарелый нарыв, лопнул и растёкся жгучим гноем. И Саша ответил — будто плюнул Юле в лицо:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
