кулаки, когда ее смех бьет меня по ушам. Неужели она действительно думает, что это одна большая гребаная шутка? Мое тело напрягается, не в силах взять себя в руки, я едва держусь, ярость и гнев поглощают и контролируют любую рациональность, скрывающуюся во мне. Я — бомба замедленного действия, готовая взорваться в любой момент.
— Я здесь занята, Лекс, как ты видишь, — ее голос спокоен, когда она произносит эти слова, ее глаза смотрят прямо на мои, не дрогнув ни на секунду, — Возможно, мы обсудим это в другой раз.
Джулиан встает, создавая барьер между мной и Шарлоттой.
— Хорошо, Эдвардс, она сказала тебе уйти.
О, так он наконец-то нашел свои яйца, я думаю. Да, скоро ты, блядь, подавишься ими за то, что пытался украсть мою женщину.
Мой характер берет верх. В комнате жарко, моя кровь бурлит, как вулкан, готовый вот-вот взорваться. Ничего не остается делать, кроме очевидного. Я замахиваюсь рукой и бью его прямо в лицо, пока он стоит передо мной, пытаясь отнять у меня мой мир. Если бы его не было, она бы вернулась ко мне, мелькает у меня убийственная мысль.
Ярость переполняет меня, и я снова пытаюсь замахнуться на него, кровь отскакивает от его лица, когда он выкрикивает мое имя, кричит на меня, голоса вокруг меня в панике. Образ Шарлотты, когда она оттаскивает Джулиана назад, лаская его лицо, только усиливает насилие, поглощающее меня.
Кейт зовет меня по имени, тянет мою руку назад, умоляя меня остановиться: — Мистер Эдвардс, пожалуйста, не делайте этого. Вы пожалеете об этом и потеряете ее навсегда, — умоляет Кейт, удерживая меня.
Если кто и знает, что на самом деле чувствует Шарлотта, так это Кейт, ее новое доверенное лицо. Адреналин все еще бурлит во мне, я поворачиваюсь лицом к Шарлотте, готовый извиниться за свое поведение. Умолять ее поговорить со мной, хотя бы дать мне это. У меня действительно нет другого выхода, я не могу потерять ее снова.
— Потерять меня навсегда? Слишком поздно, Лекс. Ты потерял меня давным-давно. Я просто была настолько глупа, что думала, что это можно исправить.
Извинения поглощаются яростью, которая снова поднимает свою уродливую голову, обида и боль от ее слов вонзаются мне в сердце свежезаточенным ножом. Мне нужно выпустить это наружу, то, что я действительно, черт возьми, чувствую. Но люди смотрят, ждут моей реакции. Это не какая-то мыльная опера. Это наша жизнь, и я не хочу, чтобы они услышали слова, которые я собираюсь произнести.
— ¿Quieres lastimarme por lo que te hice, Charlotte? (прим. испанский: «Ты хочешь причинить мне боль за то, что я сделал с тобой, Шарлотта?») Хорошо, ты выиграла. Хочу сказать, что я закончил. Ты победила. Цитируя тебя, я закончил.
Это единственный способ сказать, что я действительно чувствую, что глубоко внутри разъедает меня. Это не моя вина. Называйте меня высокомерным, называйте как хотите. Я знаю, когда я облажался, но это не один из тех случаев. Я потерял к ней доверие. Я больше не хочу играть в эту больную, извращенную игру. Лекс Эдвардс никогда не сдается, но и не соглашается на второе место. Если бы только она не побежала к нему, если бы только он не прикоснулся к ней, и если бы только я не увидел искру в ее глазах, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее.
Шарлотта продолжает стоять и душить Джулиана, пока он сердито не уходит. Она начинает идти следом, но останавливается и снова поворачивается ко мне лицом: — Я вообще-то пришла сказать ему, что все кончено.
Ее угрюмое выражение лица выдает слова, которые мне нужно было услышать всего несколько минут назад.
Пока она уходит от меня, посетители ресторана заняты тем, что делают вид, что не замечают сцену, которую я устроил. Мистер Беркшир стоит передо мной с выражением растерянности на лице. Черт! Теперь мне придется разбираться с этим. К счастью, Кейт берет на себя большую часть встречи за ужином, потому что я едва могу мыслить здраво. Она знает, о чем говорит, и каждый раз мистер Беркшир задает мне вопрос, на который я, к счастью, могу ответить. К концу вечера Кейт заставляет его подписать контракты, что для Lexed является огромной сделкой.
Когда мы закончили, было уже немного за девять, и мистер Беркшир пожал мне руку, поздравляя с тем, что я нанял такого умного помощника.
За пределами ресторана я знаю, что Кейт наконец-то спросит меня о том, что я сказал.
— Что ты ей сказал?
— Кейт, брось это. Это больше не имеет значения.
— Ты, блядь, серьезно, Лекс? — не тон сбивает меня с толку, ее оскорбительные слова и то, что она называет меня Лексом в одном предложении. С каких пор мы перешли грань от босса к другу? — Последний месяц я наблюдала, как вы оба мучаетесь. Она так сильно тебя любит. Все это время она говорила только о тебе. Если бы я знала, возможно, все сложилось бы иначе. Вы действительно любите друг друга, но ни одна из ваших упрямых гребаных голов, похоже, не может этого понять. Я не знаю, что ты там говорил, но поверь мне, если ты хочешь ее, то добивайся ее. Вам нужно посрать или слезть с горшка и драться до посинения в глазах. Покажи ей, что ты не можешь жить без нее.
— Что, блядь, по-твоему, я пытался делать последние недели? Сидел, смотрел телевизор, чесал задницу? Все кончено, Кейт… С меня хватит. Во мне больше не осталось борьбы.
Я захожу в винный магазин по соседству и покупаю самый крепкий виски, который у них есть в наличии. Продавец смотрит на мои окровавленные руки, пока я не достаю свой черный Amex. Без единого слова он сканирует мою карту и передает мне чек на подпись, после чего кладет бутылку в коричневый бумажный пакет.
Когда я выхожу из магазина, Кейт стоит и смотрит, как я делаю глоток из бутылки. Виски гладкий, с сильным ударом.
— Зачем ты делаешь это с собой?
— Потому что я чертовски люблю ее, и это чертовски больно.
— И эта бутылка все исправит?
Я не отвечаю ей, поднимаю руку в воздух, чтобы попрощаться, и направляюсь к своему отелю в квартале отсюда.
Когда я вхожу в вестибюль, я сталкиваюсь с Викторией, которая регистрируется в отеле.
— Что тебе нужно, Лекс? Не волнуйся, «Нью-Йорк Таймс» отказывается от этого заявления, так что можешь оставить свои порнографические снимки меня при себе, — шипит она.
Я делаю еще
