Она не знает, что меня заперли!
— А что готовили? — с интересом спросила я, стараясь держаться непринужденно.
— Щи, кашу гречневую, курицу жарили, — ответила она и я улыбнулась.
— Хорошо. Пойду в уборную схожу и сразу за стол.
— Давай, теперь ты тут хозяйка, — вздохнула баба. — А наше дело маленькое…
Она вышла, а я шмыгнула следом и направилась в сторону деревянного туалета. Никто не смотрел на меня и, обойдя сие монументальное строение, я благополучно оказалась по ту сторону забора. Оставалось найти Таньку.
— Ой-еей! Помогите!!! Помогите!!! Доча пропала!!! Доченька мо-оя-яяя!!! Ой, Господи!!!!
Я остолбенела, услышав этот крик и выглянув из-за угла Плясовского дома, увидела женщину, у которой Ленька чуть не украл ребенка. Она бежала по улице, вырывая на голове волосы, ее одежда была в беспорядке, а лицо залито слезами.
— Что случилось?! — из окна соседнего дома выглянула молодушка с красным от печного жара лицом. — Кто пропал?!
— Любашка моя пропала!!! — завыла она. — Я выскочила корову подоить, вернулась, а дитя нет!!! Аааа!!!! Куда идти мне, где помощи просить?! Горемычная я!
Больше слушать я не стала, и мысленно извинившись перед Танькой, помчалась к лесу. Куда я бежала, зачем и что буду делать, я не особо понимала, но знала одно — ребенок не должен погибнуть! Тем более что Плясов ушел недавно и был шанс, что Любашка еще жива.
Бежала я как оглашенная, ветки стегали меня по лицу, я несколько раз упала и разбила коленку, но остановить меня мог только локомотив или китайская стена. И то вряд ли. Показались первые скрюченные деревца, под ногами зашевелилась зыбкая почва, и я сбавила ход. Болото. И тут раздался детский крик. Испуганный, тоненький и жалобный, от которого у меня сердце заныло с невероятной силой.
Я ринулась было вперед, но словно в дурацком дежавю, меня схватили мерзкие руки.
— Ты куда, дрянь?! Вынюхиваешь?! Убью гадина!
Плясов швырнул меня на землю и поднял длинную палку. Его глаза превратились в щелки, а губы вытянулись в тонкую линию. Я понимала, что он будет бить меня, и попыталась вскочить, но первый удар вернул меня в лежачее положение. Боль показалась адской, но сдаваться было нельзя, иначе это конец. Прапрадед замахнулся снова, но я увернулась и, подскочив, кинулась ему под ноги.
С жуткой руганью Григорий рухнул и недолго думая, я воткнула ему в глаз ножницы. Он схватился за них и завыл как раненный зверь. В распахнутый в болезненном крике рот текла кровь с белыми кусками слизи и меря чуть не вырвало.
— Сука! Сука!!! Я тебя уничтожу!!!!! Живьем в землю закопаю!!!!
Я не стала слушать этот ужасный вой и побежала дальше, морщась от боли. Я знала, что случится нечто ужасное, но остановить эту махину событий уже не мог никто…
Конечно же, я даже представить не могла, что из зарослей за всем происходящим наблюдает Лида и ее лицо, перекошенное злобой, становится похожим на морду зверя. Кровожадного, хищного и очень опасного…
* * * Лида немного подумала и быстрым шагом пошла к деревне. Что ж, соблазнить колдуна не получилось, все пошло не так. Но разве могла она оставить своего отца в беде? Она могла бы с легкостью убить эту примитивную смертную дуру, но ведь это ничего не даст и Корней с Прохором так и будут сидеть на своей заимке. Если они узнают, что отец выбрался из могилы, куда они его так безжалостно загнали, то все — они проиграли. Справиться с колдунами, сил нет, а из заимки их мог выманить только человек. Лида не сомневалась, что еще до наступления ночи Корней узнает, кто она и предпримет все меры, чтобы уничтожить. Сейчас она сделает то, что навсегда избавит их с отцом от этих мерзких колдунишек.
Она сразу же направилась в церковь и, увидев отца Сергия, крикнула:
— Батюшка! Родимый! Горе случилось!
— Что такое, дочь моя? — батюшка подошел ближе. — Чего голосишь в божьем месте?
— Колдуны с заимки детей воруют! Любашку утащили!!! Жрут, наверное, уже! — заплакала Лида, замечая, как бледнеет поп.
— Какие еще колдуны???
Лида плакала, и сквозь слезы было трудно разобрать, что она говорит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Отец Сергий склонился над ней, пытаясь разобрать слова, и его лицо менялось на глазах.
— Я ходила в лес, думала груздей набрать на засолку. И вдруг слышу, ребенок плачет. Я пошла на этот плач, подумав, что заблудилось дите и тут вижу, что Корней на заимку Любашу тащит! Морда у него перекошена от злости, на руках когти. Ужас один! А еще я заметила, что на груди у него амулет висит — точно такой, как идол на болоте!
При этих словах батюшка отшатнулся от нее и перекрестился.
— Господи, спаси и сохрани. Знаю я этих нечистей! И избавиться от них очень не просто! Иди Лида, мне подумать нужно!
— А как же Любаша? — с притворным беспокойством спросила Лида, но батюшка отмахнулся:
— Иди. Нет ее в живых уже.
Лида послушно поплелась к дому Григория Плясова, довольно улыбаясь и радостно потирая руки.
* * * Танька пряталась за церковью, когда там появилась Лида.
— А ты сюда, зачем явилась??? — прошептала она, провожая ее глазами. — Все планы нарушила, тварюка!
Танька вспомнила Леньку, лежащего в своем подвале, и ухмыльнулась — решил хлюпик, что справится с ней. Ага, щас! Не дожидаясь пока он начнет приставать, Танька огрела его чугунной сковородой так, что острый нос Леньки, впечатался в лицо.
Вернувшись в дом Плясова, она быстро оценила ситуацию и кинулась в церковь, чтобы попросить помощи. Тут и услышала все, что говорила Лида батюшке. Значит, повернула по-другому, чтоб колдунов извести. Но где же Валя? Стоп! Какая же она дура! Валя побежала выручать девочку!
Танька охнула и бросилась к лесу, надеясь, что с подругой за это время ничего не случится.
* * * Чем дальше я бежала, тем оглушительнее становилась тишина, окутывающая болото. Даже плач ребенка затих, рисуя в моей голове картины, одну страшней другой. Идол словно наблюдал за мной, возвышаясь над кривыми зарослями, и мне стало неуютно от взгляда его пустых глазниц. Казалось, что за каждым кустом сидит чудище и сейчас набросится на меня, чтобы выпить кровь…
Стараясь не шуметь, не хрустеть ветками и почти не дышать, я обошла эту страшную статую и с изумлением увидела сидевших под ней девочек. Да-да, именно девочек, а не одну Любашку. Увидев меня, они приготовились плакать, но я прижала палец к губам и прошептала:
— Тише! Иначе чудовище услышит! Идите сюда!
Малышки подбежали ко мне, и, не скрывая любопытства, я спросила:
— А кто из вас Любаша?
— Я, — девочка в белом платочке улыбнулась беззубым ртом. — А это Дося из Алексеевки!
Я даже рот открыла. Баба Дося??? Перед глазами мелькнула картина, как она ковыляет за косметикой в клуб. Ну и дела… И не знает дите несмышленое, что судьба ей сто шесть лет доброго здравия отмерила.
Девочки прижались ко мне так сильно, что невозможно было и шагу сделать. С превеликим усилием, мне удалось их оторвать от себя и взять за руки.
— Пошли-ка отсюда. Да побыстрей.
Я потащила их к лесу, но тут за моей спиной раздался голос, вернее ужасный рык, от которого мое сердце свалилось в пятки.
— Куда собрались? А ну стойте!
Я остановилась и затолкав девочек за спину, подняла глаза на того, кто обращался ко мне.
По моей спине пробежали мурашки отвращения и страха, при виде ужасного монстра, стоявшего в нескольких шагах от нас. В этом чудовище я сразу узнала того мужчину из леса, даже меховая безрукавка была на его плечах, несмотря на жару. Косматая борода, страшные, холодные глаза, непонятного, постоянно меняющегося цвета и желтые клыки, торчащие из-под усов. Он вытянул к нам руки, на пальцах которых были огромные, бугристые когти, испачканные засохшей кровью, и оскалился. Дося завыла, и я пришла в себя.
— Бегите! — я толкнула их к лесу и снова развернулась к монстру, понимая, что сейчас мне придет конец.
* * * — Ты слышишь? — Корней замер и прислушался. — Что за крики с болота?
