— Придешь через два дня, я тебе бабу приведу. Как хочешь изголись, но с Корнеем ее познакомь. Ясно? — прошипело существо. — И дите приготовь!
— А что за баба? — испуганно поинтересовался прадед. — Зачем она?
— Баба, да не баба, — в противном голосе прозвучала насмешка. — Оборотень это. И приведёт она его к погибели. Все, иди!
Мы с Танькой переглянулись широко открытыми глазами и принялись кусать кулачки от страха и всех остальных нехороших чувств. Где-то рядом прошелестела трава под ногами Григория и Леньки, а мы так и таращились друг на друга, пока у меня не затекла нога.
— Ты слышала???
— Да я офигела! — Танька вся трепетала от переполнявших ее эмоций. — Вот это сериал…
— Значит, сожрало это чудовище ребятенка, — тоскливо вздохнула я. — А Гришка ему еще готовится отдать ребеночка! Не бывать этому!
— А ведь в нашем времени оно тоже на свободе, — вдруг вспомнила Танька. — Ой, теперь переживать буду…
— Не волнуйся, в нашей деревне единственный ребенок это дед бабы Доси, он еще в позапрошлом году в детство впал… — хмыкнула я. — И не забывай, что там остались Корней с Прохором. Уладят как-нибудь.
— Да? — облегченно выдохнула подруга. — Ну, тогда пошли.
— Куда? — задала я ей резонный вопрос.
— Слушай, — Танька сделала хитрое лицо. — А давай вернемся.
— В амбар что-ли??? — я уставилась на нее как на умалишенную.
— Да! Покрутимся рядом, если наше исчезновение не обнаружили, залезем обратно и будем наблюдать за Григорием, чтоб ребенка какого не погубил. Тем более ему не до нас, жена ведь померла. А если заметили, то другое думать будем.
— Что ж, в этом что-то есть, — согласилась я. — Лишь бы опять в какую-нибудь гадость не влипнуть.
— Дети важнее, — совсем убедила меня Танька, и мы пошли обратно.
На заимке было тихо, видимо хозяева в ожидании непогоды решили отложить строительство, а возможно занимались своими колдовскими делами — варили зелье, сушили жаб или что там у них положено…
— Набрали ягод? — громкий голос Прохора прозвучал довольно неожиданно.
— Нет. Дождя испугались, — ответила я, глядя, как он провожает нас глазами, сидя на большом камне возле дома.
Корней стоял рядом и что-то пил с большой кружки. Рукава его белой широкой рубахи были закатаны, открывая мощные, мускулистые руки и я раздраженно нахмурилась. Издевательство какое-то!
— Так нет дождя, — Прохор был явно подозрительно настроен.
— Пока нет, — недовольно ответила я. — Будет.
— Может, стоит им все рассказать? — предложила Танька, и я скептически покосилась на нее:
— Да они ни сном, ни духом обо всем этом! Как ты себе представляешь, что мы будем им эту околесицу нести? Ты помнишь, какие они припадочные? Накрутят себе что-нибудь, опять наколдуют гадости, какой… Бегай потом еще на лет сто назад!
— И то так, — расстроилась Танька. — Все на наши хрупкие плечи!
— Ничего, справимся, — бодро сказала я, правда, не совсем понимая как…
Мы уже подходили к деревне, когда раздались первые раскаты грома.
— Даже погодка соответствует происходящему! — хмыкнула Танька. — Америкосовские ужастики отдыхают, по сравнению с колоритом российской глубинки!
— Тише, во дворе движняк, — я подошла ближе к забору и принялась наблюдать. — По ходу заметили, что Плясова умерла…
И тут я увидела Григория, который совсем не был похож на убитого горем вдовца. Он подозвал одного из работников и сказал:
— Баб выпусти, отведи в баню и побыстрей. Через полчаса люди начнут сходиться.
— Пять минут, и баня будет готова, — заверил его мужик и помчался прочь.
— А теперь наш выход, — прошептала я. — Давай к амбару!
Мы успели влезть обратно и даже прикрыть подкоп мешками, когда заскрежетал замок и в дверях появился уже знакомый нам мужик.
— А ну-ка бабоньки, пошевеливайтесь! В баню вас велел хозяин отвесть!
Мы, молча, последовали за ним, отмечая, что во дворе суматоха утроилась. Кто-то ловил гусака, кто-то колол дрова, а хилый мужичонка в старых сапогах, строгал свежесколоченный гроб.
С удовольствием помывшись, мы надели чистые вещи и не успели выйти на свет Божий, как в баню ворвался Григорий. Его красные, налитые злобой глаза уставились на нас с неким разочарованием, видимо ему мечталось увидеть неглиже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Разговор есть, — он тяжело опустился на лавку, стоявшую в предбаннике, и вдруг криво усмехнулся. — Жена померла. При людях ведите себя нормально, ясно? Не дай Бог, кто из вас рот откроет и что-то лишнее ляпнет. Помощницы вы по хозяйству, живете в кухне летней, с другими бабами.
— А если мы расскажем, как ты другого хотел, при живой жене? — не удержалась я и получила в ответ взгляд полный ненависти:
— Умная, да? Ты думаешь, я не знаю, что вы никогда не жили в Алексеевке? Вы бабам можете эти сказки рассказывать. Не было вас там, и не знают люди о таких. Появились вы в деревне странно, а сегодня еще и дите пропало… Стоит мне намекнуть, беды не миновать вам, бабоньки.
Мы с Танькой даже рты открыли от такого заявления, а он продолжал:
— Так что делайте, что велю. Под ногами не мешайтесь, вижу работницы из вас никакие. А остальное, — он облизнул тонкие губы, глядя на мою грудь. — Разберемся позжа…
Григорий вышел, а мы еще несколько секунд находились в ступоре.
— Вот же гад… — протянула Танька. — Мерзкий мужик!
— Ну, ничего, время у нас есть, — я сама пребывала в шоке. — Посмотрим, что дальше будет. Сейчас похороны, туда-сюда, а потом ему на болото нужно. Эта тварь детей будет искать!
Глава 8
Тучи сгущались не только на небе, но и над нами конкретно. В предчувствии надвигающихся бед, мое сердечко трепыхалось и сжималось от страха, но что можно было поделать? Мы вышли во двор, и тут пошел дождь, резкий и холодный, похожий на ледяные иголочки, сыпавшиеся за шиворот. Не понимая, куда нам деваться, мы забежали в дом и сразу наткнулись на матушку Прасковью, которая сидела возле покойницы.
Женщина была уже обмыта, одета и возлежала на досках, уложенных на табуреты. Увидев нас, попадья покачала головой и сказала:
— Ушла горемычная к Отцу нашему небесному. Отмучилась. Что стоите как вкопанные? Присядьте, уважение к мертвой проявите.
Мы присели, и я ощутила неприятный запах, исходивший от покойницы. Господи, тут же находиться невозможно…
— Скажу вам так. Мертвому — мертвое, а живому — живое, — матушка наклонилась ко мне. — Для тебя хорошая новость. Григорий к батюшке приходил, просил после смерти жены траур не держать, а сразу хозяйку в дом привесть, ведь дитю малому забота нужна Батюшка дал согласие.
— А зачем вы мне это говорите? — отшатнулась я от нее.
— Глупая ты баба, Валентина! — раздраженно прошептала матушка. — Тебе счастье прямо в руки падает! Григорий Плясов мужик с достатком, обижена не будешь. Видный, статный! На тебя глазом накинул! А ты кто? Голь безродная. Благодарна, должна быть!
Этого мне только не хватало!
— Не по-людски это! Только жена умерла! — я зло уставилась на нее, понимая, что не такая уж она хорошая женщина, как показалось в начале.
— Это не тебе решать, по-людски аль нет! — отрезала матушка. — Для этого церковь есть. Глашка уже в райских кущах ангелов слушает, ей дела нет до утех мирских!
Спорить с ней было бесполезно, да и незачем, поэтому я промолчала, и попадья удовлетворенно хмыкнула. В дом начали заходить люди. Тихо переговариваясь, они смотрели на покойницу, вздыхали и уходили. Несколько женщин остались и, усевшись возле гроба, приготовились коротать здесь ночь и, конечно же, ждать угощения в виде тушеной гусятины.
Гроза разыгралась не на шутку, а Григория не было видно возле покойной жены. Он появился один раз, обвел всех угрюмым взглядом и ушел, оставив нас с Танькой в переживаниях. Я не выдержала и скользнула из комнаты в коридор, где и прильнула к маленькому окошку. Во дворе было пусто, кругом стояли лужи, и лил дождь, но кое-какое движение, я все-таки заметила. Ленька вышел из кухни и шмыгнул к калитке, будто скрываясь от кого-то.
