Ребята слушают внимательно и ждут продолжения, но у меня после этой песни ни на что больше рука не поднимается. Минут через двадцать все так же тихо, как сидели, расходятся, унося в себе строчки песни “и что положено кому, пусть каждый совершит”.
— Пойдем баиньки, — предлагает Сергей.
Смотрю на часы: двадцать три двадцать. Осталось чуть больше четырех часов. Уснешь тут, как же.
— Иди, я еще покурю.
Проходит час, полтора. Тишина, аж в ушах звенит. Эти часы тянутся, как годы. Как плохо все-таки знать все наперед. Спал бы сейчас в палатке вместе со всеми…
Гитара лежит у входа в палатку. Беру ее и ухожу к своему “Яку”. Присаживаюсь на плоскость и вполголоса запеваю ту песню, которая весь день просилась наружу и которую никак нельзя было выпускать.
— Небо этого дня ясное, но теперь в нем гремит, лязгает…
Сейчас как раз еще не гремит и не лязгает. Загремит часа через два-три. И как еще загремит!
— Дым и пепел встают, как кресты…
Спят мои друзья, спят и ничего не подозревают. Досыпает страна свои последние мирные часы. Пробуждение будет кошмарным, а кому-то уже никогда не проснуться. И начнется иной отсчет времени. Все, что сейчас, будет называться “до войны”.
— Колос в цвет янтаря, успеем ли? Нет, выходит, мы зря сеяли…
Спит моя Оля. Сергей скорее всего прав. Она наверняка в нашем округе. Дай-то бог, чтобы не на самой границе, где-нибудь в Бресте или Гродно! Дай-то бог, чтобы миновали ее первые бомбы и не выскочила она в чем мать родила под гусеницы танков и очереди мотоциклистов. Для нее тоже пойдет другой отсчет времени, и все наши встречи, и эти дни и ночи тоже будут “до войны”.
— И любовь не для нас, верно ведь? Что важнее сейчас? Ненависть!
— Не спится, товарищ командир?
Незаметно подошел часовой. Он стоит, опершись на винтовку, и смотрит на меня.
— Какую-то страшную песню вы поете. Я давно уже слушаю. И поете как-то странно. Пару строчек споете и молчите. Потом еще две-три строчки…
— Ты, Кравчук, никому про эту песню не рассказывай. Хорошо?
— Хорошо. А почему?
— Это новая песня. Я ее еще только сочиняю. Ты расскажешь, ребята будут просить: спой, а она еще не готова.
— Так вот вы их как сочиняете! А мы все спорим, как это у вас получается. А оно вон как.
— И так тоже.
Я спрыгиваю на землю и смотрю на восток. Небо уже светлеет. Скоро там появится розовая полоска зари. А с другой стороны, словно навстречу ей, потянутся тяжелые машины с черными крестами на крыльях.
Оставляю гитару у палатки и иду к штабу. В штабной палатке дежурит капитан Свиридов.
— Разреши прикурить? — прошу я и киваю на радиостанцию. — Что слышно?
— А ничего не слышно, Андрей. Тишина, — и помолчав, добавляет: — Мертвая тишина.
Странно. В это время должна идти директива в войска о приведении в полную боевую готовность. Впрочем, может быть, не так уж она сейчас и нужна. Наша-то дивизия уже в полной боевой, возможно, и другие также.
— А что наш “вероятный противник” говорит?
— А тоже ничего, — недоуменно пожимает плечами Свиридов. — Молчит во всех диапазонах. Я специально крутил. Обычно трещат без умолку, а сегодня как языков лишились.
— Странно.
— Действительно странно, — соглашается Свиридов.
Докуриваю папиросу и смотрю на часы. Три двадцать. Сейчас они, наверное, запускают моторы. Иду к своей палатке и присаживаюсь так, чтобы видеть штабную.
Три тридцать пять. Все. Они уже в воздухе. Началось. Но все по-прежнему тихо. Мне хочется вскочить и заорать: “Подъем! Тревога! По машинам!” Но этого делать нельзя. Я смотрю на штабную палатку. Капитан Свиридов неподвижно сидит возле рации. Если бы я с ним не разговаривал несколько минут назад, подумал бы, что он спит.
Три сорок пять. По-прежнему все спокойно. Встаю и начинаю ходить вдоль линейки палаток. Повернувшись в очередной раз к штабной палатке, вижу, как Свиридов что-то слушает, натянув наушники. Я замираю.
Из штабной палатки выскакивает дневальный и бежит к ближайшей сосне.
Бам! Бам! Бам!
Несутся в ночи звуки колокола громкого боя. Откуда его раздобыл Жучков?
Из командирской палатки выбегают, застегивая на бегу гимнастерки, Лосев с Жучковым.
Бам! Бам! Бам!
Я врываюсь в свою палатку и хватаю комбинезон со шлемофоном, лежащие в изголовье.
— Подъем, мужики! Тревога!
Ребята быстро одеваются и ворчат:
— На тебе, в воскресенье, чуть свет, не срамши, по тревоге поднимают…
Дневальный бежит вдоль линейки.
— Комэски, командиры звеньев — в штаб!
Мы бежим к самолетам. Я с ходу выбиваю из-под шасси колодки, вскакиваю на плоскость и открываю фонарь. Через пару минут прибегает Букин.
— Настроиться на первую боевую частоту!
Сергей вопросительно смотрит на меня.
— Похоже, началось, Андрюха, — говорит он.
— Да, похоже на то, — соглашаюсь я.
Еще через несколько минут слышим крик Волкова:
— Вторая эскадрилья! Ко мне!
Мы быстро собираемся.
— Немцы, не объявляя войны, нарушили границу и крупными силами вторглись на нашу территорию. В воздухе в разных направлениях движутся большие группы их самолетов. По неуточненным сведениям приграничные части и города уже подверглись бомбардировке. Нам объявлена готовность номер один. Находиться у самолетов, запуск моторов по зеленой ракете.
Он замолкает, но, прежде чем вернуться в штаб, тихо говорит:
— Как думаете, мужики, это провокация или… — Он нерешительно замолкает.
— Или, — за всех отвечаю я.
Он внимательно смотрит на меня.
— Что ж, тогда что положено кому, пусть каждый совершит.
Он резко поворачивается и бежит в штаб. Напряженно тянутся минуты. Крошкин десятый раз обходит вокруг “Яка”, проверяет управление, залезает в кабину…
Снова бежит Волков и машет нам рукой, собирая к себе.
— Квадрат 4Г, на высоте пять тысяч перехватить большую группу бомбардировщиков. Идем курсом 190 на высоте пять пятьсот…
Над летным полем взлетает зеленая ракета. Быстро вскакиваю в кабину.
— От винта!
Мотор, чихнув, взревывает. Меняю обороты: все в порядке. Показываю Крошкину большой палец и задвигаю фонарь.
— Первая эскадрилья! На взлет! — слышу в наушниках голос майора Жучкова.
Еще немного погодя:
— Вторая эскадрилья! На взлет!
Выруливаю на полосу. По ней уже разбегается первое звено. Заруливаю на старт. Вперед выкатывается Букин с ведомым. Вот они пошли. Выжидаю, пока отнесет пыль, и толкаю сектор газа. “Як” легко отрывается от земли, и мы идем за первой парой.
Вот он — первый боевой вылет! Мир кончился, начинается война.
Глава 7
Им даже не надо крестов на могилы,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
