кто умеют, очень любят романы, повествующие о приключениях рыцаря Тингердея. Как водится, из-за происков злобного дяди, Тингердей оказался лишен наследства, объявлен преступником и ему приходиться скрываться то в женском монастыре, а то и в публичном доме. Правда, в романе разницы между тем и другим почти что и нет. Время от времени, выходя наружу, герой пытается вернуть родовое поместье, герб и доброе имя, ради чего сражается со злобными монстрами и еще более злобными, но прекрасными женщинами. Но если монстров рыцарь безжалостно убивал, то злодеек щадил, отчего те мгновенно проникались к герою любовью и торопились отдаться ему среди мертвых тел, не снимая доспехов.
Еще Тингердей утешал сироток и вдов, несчастных жен и невест, не желавших выходить замуж. Ему не могла отказать ни одна женщина от четырнадцати и до семидесяти лет, да и ему все равно, кого утешать. Главное, чтобы существо было противоположного пола и, чтобы дышало.
Первый роман имел счастливый конец — дядька повержен, очередная дама благополучно легла под рыцаря, но во второй книге коварный родственник чудеснейшим образом воскресал, а подруга оказывалась предательницей. И опять по обычной схеме: монастырь — монстры — коварная женщина — поверженный враг и опять женщина. Сюжет не менялся, да и женщины меняли лишь имена и возраст. Я с удовольствием прочитал первую книгу, пытался читать вторую, но сообразив, что все заранее знаю, бросил. А была еще третья книга, четвертая и пятая.
Говорили, что приключения рыцаря Тингердея сочиняют иноки одного из забытых монастырей, не имеющего доходов. Некто с фантазией диктует писцам, человек пять записывают, еще двадцать переписывают, а распространяют рукописные книги по Силингии по талеру за штуку. В герцогстве, где обычная книга стоит, как добрый меч, один талер немного.
Помнится, наследник престола, юный герцог фон Силинг, жаждущий войти в историю как Вильфрид Просветитель, собирался открыть у нас типографию, и начать печатать в ней философские трактаты? Надо ему посоветовать, чтобы вначале издал сотню книг, повествующих о рыцаре Тингердее, тогда можно возместить все расходы, а доходы употребить на более нужные книги. Ну, хотя бы на приключения тайного стража Ульдемира.
Грамотные матроны Силингии зачитывались романами о приключениях рыцаря, а неграмотные нанимали чтецов, из-за чего у восьмидесятилетнего рыцаря Скрипта, уже отчаявшегося заиметь наследников от юной супруги, через девять месяцев родился очаровательный младенчик, а вот мой сосед Чарудис, вернувшись домой чуть раньше обещанного, зарубил на месте и жену, и чтеца.
Жену Чарудису простили, супруг был в своем праве, а вот за смерть чтеца на рыцаря долго косились замужние женщины, зато мужчины постарше пожимали руку и зазывали обедать.
Пока разглагольствовал, в трактире навели порядок, а нас с Генриком ожидали две огромные миски рагу. Что ж, поедим, и тронемся в путь-дорогу, в столицу герцогства. Нет, чего это я? Завтра поедем. Сегодня ляжем пораньше спать.
И вот еще что… Мне, конечно, должно быть стыдно, но книгу я все-таки прочитаю. А иначе, сам себе стану противоречить, говоря о том, что все в этом мире кому-то пригодится. Если в поклаже убийцы отыскалась книга, так не пропадать же добру?
Глава седьмая
Сказание о брауни
Я прижимался к телеге, старательно делая вид, что мне страшно. Так любому будет страшно, если на него надвигается пять латников, с алебардами наперевес. Это кто же такие? Либо жандармы герцога, либо дворцовая стража. Скорее стража. Открытые шлемы, кольчуги. Убивать они меня не станут, но постараются избить древками, нанести уколы — без глубоких ран, но чувствительные, чтобы крови побольше, а главное — так напугать, чтобы неповадно было нарушать установленные правила. Где это видано, чтобы ко дворцу владетельного герцога подъезжали простые телеги, а к коновязи привязывали не благородного скакуна, а рабочую кобылку? И пусть даже по приказу субъекта с мечом на серебряном поясе. Серебряный — значит, дворянский, а хоть бы и титулованный, но не рыцарский. В том смысле, что дворянин в рыцари не посвящен и права носить золотой пояс не имеет. В Швабсонии от пышных ритуалов избавились лет пятьдесят назад, уж слишком дорого обходился и сам обряд, и пир, следующий за ним, рыцарь он от рождения рыцарь, а в Силингии, чтобы стать опоясанным рыцарем, мало иметь благородное происхождение, коня и доспехи, а требуется, чтобы герцог огрел тебя по плечу три раза.
Увы, всю жизнь только и делаю, что нарушаю правила, хотя прекрасно понимаю, что поступаю неправильно. Каламбур, однако. Вот и теперь, вместо того, чтобы спокойно сказать, кто я такой, зачем прибыл, собираюсь драться с дворцовой стражей. Хотя, на стычку я не напрашивался, а честно попытался объяснить, что просто не знаю — куда тут ехать? Иначе, поставил бы телегу туда, куда нужно. Кто мог предположить, что старый хрен, потребовавший, чтобы Генрик немедленно убрал кобылу от парадного входа, замахнувшийся на слугу в присутствии хозяина, не какой-то лакей, а кто-то повыше? Кто именно, я не знаю. Мог бы представиться, а не исходить на крик. И руку я ему не сломал, а только вывихнул, ничего страшного. Здесь же дворец, должен быть где-то лейб-медик, вправит. И чего так орать-то?
Латники запереглядывались, закивали друг другу, обменялись жестами. Чувствовалось, что парням хочется взять провинциального дворянчика в кольцо, но телега мешает, придется рассредоточиться. Ну-ну. Ребята, вам бы держаться плотно, плечом к плечу, а алебарды наставить не черенком, а острием, вот тогда бы был шанс. Не против меня, а вообще, против кого-то другого. Вон, расступились, охватывают полукольцом, да между вами строевой мамонт войдет, а не то, что наемник средней упитанности. Вам что, отцы-командиры не внушали, что нужно смыкать ряды? Смелость штука отличная, необходимая, но когда тебя подпирает плечо товарища — у тебя уже двойная смелость.
— Иго-го? — подал голос Гневко, интересуясь — нужна ли помощь, или я один справлюсь?
Не обращая внимания на приближающиеся алебарды (самоуверенные латники двигались не спеша, так страшнее!), дал гнедому отмашку — мол, по ситуации.
— Го-го, — кивнул жеребец головой. Посмотрев мне в глаза, тряхнул гривой, показывая, что пока его хозяина и друга, то есть меня, не примутся убивать, он никого не тронет, но если блеснет оружие, не взыщи. А может и раньше, под настроение… Тем более, он давненько ни с кем не дрался, заскучал.
Скучает он, видите ли. Вот, только этого не хватало, чтобы Гневко вмешивался. А он может. Надо спешить, а иначе не представляю, что будет со стражниками, если в шеренгу ворвется боевой конь. Он, пожалуй,
