жесткие должностные инструкции. Ужасно, но юристы должны защищать бюджетные деньги от пострадавших — хотя бы формально. Сама система выстроена так, как будто мы и «государевы люди» — по разные стороны от линии фронта. Как вспоминают коллеги Столетова по юридическому отделу, Юрий Борисович понимал, что суд будет проигран (судебная практика — абсолютно в пользу пострадавших), и относился к проигрышу спокойно.
Собранных документов хватает на частичное удовлетворение иска. К моменту окончания суда со всеми индексациями Рудаков получает около 16 тысяч. Суд добавляет еще 4 тысячи к ежемесячной выплате и назначает единовременную выплату 250 тысяч — долг соцстраха за прошлые годы. Рудаков с решением не согласен — он уверен, что расчет должен быть произведен строго от суммы, которую ему выплачивало предприятие. Но напомним, документы потеряны.
Столетов подает кассацию в областной суд. Это тоже его обязанность — подтвердить решение в областном суде. На слушания не приходит никто, кроме судей. Столетов не приходит, потому что согласен с Рудаковым и не считает нужным выступать перед областной коллегией. А Рудаков уже начинает готовиться к убийству.
Суд оставляет решение в силе. 5 августа Елена Скулкина издает официальный приказ об исполнении решения суда. Деньги перевели на сберкнижку Рудакова 23 августа. Я думаю, это ничего не решало.
«Есть непонимание с мотивами»
Старшему следователю следственного отдела по Ленинскому району Нижнего Тагила Елене Леонидовне Конаревой 33 года, и 12 из них она отработала в органах дознания. Именно она ведет дело Сергея Рудакова. И именно она, «по маковку» заваленная работой, жестче всего настаивала на необходимости расследования. «Мы вообще могли дело не возбуждать. По 24-й статье УПК — за смертью главного подозреваемого. Мы уверены, что убил он. Но есть непонимание с мотивами… Да, чувствовал себя обиженным, ненужным. Но в этой стране мы все ненужные…»
Ясно, что преступление готовилось долго и тщательно. Ясно, что планы Рудакова менялись. В письмах он пишет: «Постараюсь уничтожить как можно больше тварей из Фонда СС», но, видимо, он решил убивать только тех, чьи имена фигурировали в переписке с фондом и в судебном процессе. «Сотрудники Фонда дают показания… Когда он шел по коридору, он говорил: «Успокойтесь, я не буду в вас стрелять». И он окликнул юриста. Видел его, но окликнул. Не хотел, чтобы задело девчонок?»
У Рудакова действительно была возможность устроить настоящую бойню в соцстрахе. Самозарядное ружье, 6 рожков в сумке, по пять патронов каждый, 3 коробки по 10 патронов — вместе с двумя использованными рожками выходит около 70 патронов, начиненных картечью «на крупного зверя».
Особая надежда на посмертную психиатрическую экспертизу. По воспоминаниям знакомых, по письмам погибшего психиатр может попытаться определить, был ли диагноз. «Я не спец, но есть признаки шизофрении, — говорит Елена Леонидовна. — Все эти письма он не сканирует, не печатает — переписывает от руки… Хотя, возможно, он просто знал о почерковедческой экспертизе и хотел доказать свое авторство — умный. Но эта тщательность, с которой он продумал убийства… И все свидетели отмечают, что он был абсолютно спокоен. Вот если бы он получил решение суда, взял ружье и пошел стрелять направо-налево — я бы его поняла. А так…»
В углу кабинета — два пластиковых мешка с бирками: одежда и личные вещи Рудакова и Столетова. И странный запах. На окне приклеенные к картону куски кожи — срезы с тел Рудакова и Скулкиной, надо отправить на экспертизу.
Заходит фээсбэшник Сергей. Он тоже участвует в расследовании и не прочь потрепаться. «Я как узнал, подумал: «Доконали мужика. Дождались власти-то». А жена мне сразу сказала: «Сумасшедший». И вот теперь я тоже думаю — сумасшедший. Потому что, во-первых, убил не тех, не разобрался. По документам выходит, что Якутский соцстрах виноват. Ну и ехал бы стрелять в Якутск… А потом, себя зачем убивать-то? Если у него взгляды какие, так суд — отличная трибуна для манифестов…»
«На самом деле, любой человек может убить, — говорит Елена Леонидовна. — Любой. Никаких ограничений в психике не существует. Просто есть какая-то… грань, что ли, которую большинство из нас не перешагивает… А скорее всего, и грани никакой нет».
Город Качканар, ровесник убийцы
— Он был очень честным, добрым, заботливым чело веком, — говорит мать Сергея Зоя Николаевна. — Он был хороший человек! Его довели!
В коробке оказались 50 тысяч наличными, документы, сберкнижка на имя матери — туда он перевел деньги с продажи квартиры. Письмо — такое же, с небольшой припиской, — в какое похоронное агентство обратиться. О своих похоронах он умудрился договориться с хозяином агентства заранее. Просил, чтобы родители на похороны не приходили. Пошли, конечно. Хоронили под охраной — Рудаковы опасались, что из Тагила придут мстить.
Сергей Рудаков часто навещал родителей. Но никогда не рассказывал родителям о том, что судится с соцстрахом. Он вообще не любил говорить о проблемах.
Брат Саша достает фотоальбомы. Сергей в школе, Сергей в армии, Сергей с биноклем на горе Качканар, Сергей с бригадой на Айхальском ГОК. Открытое, спокойное, совершенно обычное лицо. Последний свой портрет Сергей подарил родителям сам, уже в рамке.
Все стены завешаны фотографиями, которые сделал Сергей. Качканар и его окрестности. Много природы.
В голосе родных, рассказывающих о Сергее, чувствуется искренняя, пусть и замутненная горем, гордость.
— И я не осуждаю его, — говорит отец. — На инвалидах, на стариках наживаться… Акулы! Мало он их расстрелял, надо было больше. Я только жалею, что я…
— Он не слышит ничего, — прерывает отца Саша. — Он не понял вопроса.
Биография Сергея до двойного убийства и самоубийства действительно выглядит безупречной: отличник, в 5-м классе спас тонущую девочку, училище по престижной здесь специальности «Помощник машиниста», отличник Советской армии, работа на Севере. И когда руку потерял: быстро перестал пить, через Москву выбил себе водительские права, работал, где брали, сам сделал ремонт в квартире, мечтал о собственном доме… Качканар — город маленький, все на виду друг у друга. О Сергее не отзывается плохо никто.
— Идеалист. Максималист. Драться никогда не боялся. Бесстрашный и сильный, и я всегда ему завидовал. Очень разносторонний, с ним даже молчать было интересно, — говорит его друг Николай Мухачев.
Сам Качканар ненамного старше Сергея Рудакова. Городу всего 52 года. Строился под Качканарский ГОК, где добывают железную руду. Молодежная стройка, все дела. Молодежь постарела, запал остался — в прошлом
