И передо мной вдруг оказался совсем другой человек, очень отличавшийся от того шального молодого любовника, каким он был в течение этих трех ночей нашего «медового месяца». Сама-то я обо всем на свете позабыла, кроме чувственных наслаждений, а он, оказывается, строил серьезные планы. О да, это был настоящий король, защищающий свое королевство! И я покорно ждала его приказаний.
— Если я одержу победу, что, скорее всего, случится, то вернусь к тебе, и мы при первой же возможности объявим о своем браке. Разумеется, будет немало тех, кто выразит недовольство, но дело сделано, и им придется смириться с неизбежностью.
Я кивнула. Мне было известно, что вечный советник Эдуарда, лорд Уорик, привыкший им командовать, давно уже планировал его брак с французской принцессой.
— Если же удача вдруг от нас отвернется и я погибну, то ты никому не говори ни о нашем супружестве, ни об этих счастливых днях. — Эдуард поднял руку, желая остановить мои возражения, уже готовые сорваться с языка. — Никому ни слова. Ты ничего не выиграешь, оставшись вдовой погибшего самозванца, чья голова будет, разумеется, выставлена на воротах Йорка. Наоборот, это попросту тебя погубит. Ведь сейчас всем известно, что ты дочь семейства, издавна преданного Ланкастерам. Вот этого и следует придерживаться. Ну а меня ты, я надеюсь, не забудешь и помянешь в своих молитвах. Пусть этот брак останется только нашей тайной и о ней будет известно одному лишь Богу. И уж по крайней мере двое из нас троих будут хранить ее, потому что одним из них будет Господь, а другой погибнет.
— Но моя мать знает…
— Она знает, что самый лучший способ обеспечить твою безопасность — это заставить молчать и мальчика-пажа, и ту фрейлину. И твоя мать вполне к этому готова, она все понимает. Я уже дал ей денег.
Я с трудом подавила слезы.
— Что ж, хорошо, я все поняла.
— И еще… Если все сложится плохо, выйди снова замуж. Выбери себе хорошего человека, который будет любить тебя и заботиться о мальчиках, и будь с ним счастлива. Мне бы так хотелось, чтобы ты была счастлива!
Я низко склонила голову, поскольку от горя не могла вымолвить ни слова.
— А теперь вот что: если ты обнаружишь беременность, тебе придется покинуть Англию, — продолжал Эдуард повелительным тоном. — Сразу же откройся своей матери. Я уже общался с нею, и она знает, что делать. Герцог Бургундский повелевает также всей Фландрией, и во имя родства с твоей матерью, а также из любви ко мне он обещал предоставить тебе во владение дом. Если родится девочка, ты сможешь скрываться какое-то время и затем, получив от Генриха прощение, вернуться в Англию. Если ты выждешь еще год, в итоге тебя будет ждать невероятная популярность — мужчины будут с ума сходить, пытаясь добиться твоей руки. Ты станешь прекрасной вдовой погибшего в сражении претендента. Наслаждайся же своей славой — хотя бы ради меня, умоляю. Если же родится мальчик, действовать придется иначе. Мой сын будет наследником трона, наследником династии Йорков. И тебе придется серьезно заботиться о его безопасности. Возможно даже, возникнет необходимость где-то его спрятать, пока он не вырастет и не предъявит свои законные права. Какое-то время он может жить под вымышленным именем в небогатой семье. И на это время тебе придется усмирить ненужную гордыню. Мои братья, Ричард и Георг, станут его хранителями. Доверься им, они защитят любого из моих сыновей. Но может случиться и так, что умрут и Генрих, и его юный сын, и тогда именно твой сын станет единственным наследником английского трона. Разумеется, я сразу сбрасываю со счетов Маргариту Бофор из дома Ланкастеров.[11] Трон должен получить только мой сын! Таково мое заветное желание. И он его получит, если сможет завоевать его или же если Ричард или Георг завоюют для него этот трон. Ты меня поняла? Ты должна будешь уехать с моим сыном во Фландрию и вырастить его в полной безопасности — ради меня! Чтобы он стал следующим королем из династии Йорков.
— Да, — только и смогла я сказать.
Я понимала, что моя тоска и страх — все это касается уже не только меня одной. Если за несколько дней безумной страсти мы и впрямь сумели зачать сына, это будет не просто дитя любви, а наследник королевского трона, очередной претендент, очередной участник долгого и смертельно опасного соперничества двух династий — Йорков и Ланкастеров.
— Конечно, тебе будет нелегко вынести все это, — добавил Эдуард, увидев, как сильно я побледнела. — И более всего на свете я хочу, чтобы ничего этого никогда не случилось. Но ты все-таки запомни: спастись и сохранить жизнь моему сыну ты сможешь только во Фландрии. Я оставил твоей матери достаточно денег, и она знает, куда тебе в таком случае направиться.
— Я буду это помнить, — заверила я. — Но пожалуйста, вернись ко мне!
Эдуард засмеялся. И это был не фальшивый смех, а смех человека действительно счастливого, уверенного в своей удаче и своих возможностях.
— Я обязательно к тебе вернусь, — пообещал он. — Верь мне. Ты вышла замуж за мужчину, который намерен умереть только в собственной постели и желательно после того, как займется любовью с прекраснейшей из женщин Англии!
Эдуард протянул ко мне руки, и я шагнула в его теплые объятия.
— Ты все-таки очень постарайся вернуться, — настаивала я. — А я очень постараюсь всегда оставаться для тебя самой прекрасной женщиной Англии.
Эдуард поцеловал меня, но как-то коротко, словно мыслями был уже где-то в другом месте, и решительно высвободился из моих сомкнутых рук. Я чувствовала, что он покинул меня еще до того, как, низко пригнувшись, шагнул за порог, возле которого уже стоял его паж, держа под уздцы оседланного коня.
Когда Эдуард уже вскочил в седло, я выбежала из дома помахать ему на прощание. Его огромный гнедой жеребец, невероятно сильный и мощный, нетерпеливо приплясывал на месте, выгибая шею и пытаясь подняться на дыбы. Король Англии, натягивающий поводья, был так великолепен на своем боевом коне в лучах солнца, что и мне на мгновение показался совершенно неуязвимым.
— Да хранит тебя Господь! Удачи в бою! — крикнула я, и Эдуард отсалютовал мне, пришпорил коня и помчался на битву с другим законным королем Англии — за жизнь и корону.
Я так и стояла, подняв руку, пока вдали не перестал мелькать его боевой флаг с белой розой Йорков, пока не смолк топот копыт. Я не помнила себя от горя — он уехал от меня, ускакал прочь, встретимся ли мы когда-нибудь?.. И тут, к своему ужасу, я увидела, как мой брат Энтони, явно давно за нами наблюдавший и наверняка видевший сцену прощания, вышел из густой тени и направился прямо ко мне.
