дедушка. Из окна чулана видна высокая приставная лестница, по которой с улицы можно, набравшись смелости, по-партизански, тайком от взрослых, взобраться к смотровому окну и заглянуть на чердак.
Через толстую, тяжелую и широкую, обитую брезентом дверь напротив входа в сени вы попадаете в просторную, метров двадцати, кухню в два окна, выходящие в палисадник. Не оступитесь: между помещениями – высокие порожки. Перед вами вытянутая налево кухня-столовая. Напротив – длинная стена, за которой находится спальня. Слева – внешняя стена в два окна на улицу Восточную. Справа от входа, в стене напротив окон – всегда распахнутые большие двухстворчатые белые двери в гостиную.
Слева от входа перпендикулярно стене – встроенный шкаф-прихожая для верхней одежды, обуви и головных уборов. Внутри, на правой боковой стенке шкафа, на уровне роста ребенка есть крючок для детской одежды, которая торчит, распирая дверцу, если в гостях внуки. Дедушка вешает туда цветные хозяйственные сетки, с которыми ходит в магазин.
Теперь давайте обойдем кухню по часовой стрелке. За шкафом спряталась стиральная машинка цилиндрической формы, далее вдоль стены стоит простой фанерный посудный буфет фисташкового цвета. Дедушка красит его сам, поэтому оттенки изредка меняются. В буфете хранится красивый чайный сервиз и другая посуда, которую дедушка с бабушкой привозили из Ленинграда и Казани. За стеклом вставлены актуальные фотографии внуков из детсада, школы, армии. Внуками дедушка с бабушкой гордятся, за всех болит душа. Здесь же стоит маленькая матовая вазочка из серого металла на низкой ножке, с тяжелой куполообразной крышечкой, на которой по краю проходит изящный орнамент из ленточек и синих цветочков. (Взрослой я узнаю, что это была пудреница.) Бабушка складывает в нее мелочь – двушки и копейки. Как мне в детстве нравилась эта вазочка! Я брала оттуда двухкопеечные монетки, чтобы, когда сильно заскучаю, с почтамта позвонить на работу маме и папе.
В нише буфета стоят вазы с печеньем, конфетами и пряниками. Бабушка спешит угостить любого из внуков, внезапно и даже на минутку появившихся в доме. Красивая круглая металлическая вазочка с ручкой, похожая на лукошко, всегда стоит наполненная вишневым или черносмородиновым вареньем для дедушкиного чаепития. Вместо сахара он кладет в чай пару ложек душистого варенья. Здесь же обязательно лежит простая карамель. Мы с братом на нее не претендуем, но удивляемся, что дедушка с удовольствием пьет чай с карамелью. По его рассказам, раньше пили чай с сахаром вприкуску, откалывая от купленной на ярмарке большой головы сахара кусочки. Бабушка, когда ждет гостей и печет булочки, всегда кладет в одну из них карамельку «на счастье» или загадывает что-то, но не всегда раскрывает нам свой секрет.
Будучи беззаботными детьми, окутанными любовью, с ощущением счастья и безопасности, мы не очень настойчиво пытаем бабушку о загаданных ею желаниях, просто поедаем вкусные булки или пирожки, не всегда следуя просьбе поесть за столом, не растаскивая крошки по дому и не рискуя поперхнуться. Но мы спешим, ведь нас с Андрюшей ждут интересные дела и приключения, которые нельзя отложить, иначе пропустишь много важного.
Теперь я часто вспоминаю бабушкины сюрпризы. А она умела удивлять, и я могу только догадываться, какие радости и страхи тревожили нашу дорогую, всех понимающую, принимающую и обнимающую душой бабушку Дору. Что загадывала она, доверяя только самодельному тесту свои чаяния и переживания, заворачивая в пельмени копеечную монетку или подкладывая карамельку в сладкую выпечку?
За буфетом, в углу – деревянный столик-этажерка, покрытый небольшой светлой накидкой. На нем большая стопка прочитанных газет, над столиком висит настенный календарь с пометками и записями. После смерти бабушки дедушка записал на полях календаря пронзительное обращение к ней о предстоящем одиночестве. Над календарем – белое квадратное радио, оно работает почти всегда.
Дальше от левого угла по периметру кухни-столовой на стене, выходящей на улицу и в палисадник – два окна с занавесками на железных карнизах с металлическими держателями на кольцах с «крокодильчиками». На широких подоконниках растут в горшках герань и бордовые цветы «граммофоны» с замшевыми листьями. Темные, почти черные венские стулья стоят у стола под обоими окнами, в простенке между окнами висят часы с кукушкой и шишками-гирями на цепях. Под ними небольшая, но хорошо узнаваемая репродукция картины Василия Перова «Охотники на привале» (1871). Приставленный к простенку большой круглый обеденный стол накрыт клеенкой, на нем стоят часы с темно-зеленым циферблатом. Они имеют форму тяжелого граненого хрустального диска на подставке. Это – подарок дедушке от родных. Слева от часов – глиняная кофейная кружка, рисунком и цветом похожая на печатный пряник, в которой бабушка держит «под рукой» ручки и карандаши. Рядом – газета с программой телепередач, где уже отмечены те, которые нельзя пропустить, а также коричневый тисненый очечник с изображением мужчины и надписью «Человек в футляре».
Однажды, когда я гостила у них в возрасте 15–16 лет, бабушка приподняла край клеенки и извлекла из-под нее газетную вырезку с небольшой статьей «Девушка-кавалерист» и портретом девицы в гусарском мундире с внешностью Лермонтова из школьного учебника литературы. Бабушка рассказала мне о прочитанном и восхищалась храбростью девушки. Но я почувствовала какое-то особенное трепетное отношение к этому клочку газеты. Случайно перевернув вырезку, я обнаружила опубликованные стихи, которые странным образом точно совпали на газетной полосе с размером статьи. Они зачаровывали ритмом и эмоциями. Это были стихи, которые я сразу приняла, полюбила и быстро выучила наизусть: «Сон» Николая Гумилева (1914) и «Здесь прошелся загадки таинственный ноготь…» Бориса Пастернака (1918). Конечно, моя лиричная бабушка, которая всегда сама старалась писать для своих близких стихи к праздникам и на дни рождения, была очарована этими строчками. Но постеснялась и не решилась прочесть их мне. Чуть смущаясь, она передала мне эту вырезку в надежде, что послание настигнет меня. Я храню ее до сих пор.
Справа от второго окна, в начале длинной стены, противолежащей входу в кухню, над стулом висит большое овальное зеркало. Сверху по обеим сторонам зеркала висят небольшие треугольные кашпо «под березку», из которых спускаются цветы – воздушные нежно-зеленые мягкие веточки-«елочки». Под зеркалом висит небольшая ажурная рамка, много лет назад искусно выпиленная из дерева к празднику Восьмого марта старшим сыном бабушки Юрием. Она покрашена в бежевый цвет. В овальное окошко в центре вставлена поздравительная открытка с цветами.
Справа от зеркала, за двустворчатыми дверями – спальня. Левая дверь распахнута наружу, а правая всегда закрыта. В открытую дверь видно деревянную этажерку с книгами, бабушкин комод, а на нем – вазу с искусственными гвоздиками, часы и цветной фотопортрет юной бабушки. Над комодом висит большая картина, узнается фрагмент «Незнакомки» Ивана Крамского (1883).
У правой закрытой двери на кухне стоит венский стул, а дальше – кухонный бабушкин стол-тумба с электрическим самоваром. Над столом висит прямоугольное зеркало: в него бабушка, не оборачиваясь, видела, кто заходит в дом. Перед столом – очень тяжелый съемный деревянный люк в подпол с массивным железным кольцом. Под ним – таинственное темное пространство для хранения овощей и хозяйственных принадлежностей. Как и чердак, это – место детских приключений, к которым мы еще вернемся. Справа от стола, в углу, – высокая необлицованная печь-голландка. Она тянется вдоль короткой правой стены почти до дверей в зал. Двери всегда распахнуты внутрь на обе стороны. За ними видна комната с окнами во внутренний двор и большой огород. Высоко справа от раскрытых дверей – навесное, под наклоном, большое зеркало начала 1950-х годов ручной работы в темной деревянной раме с резными украшениями. Само зеркало имеет еле заметную кривизну, поэтому сверху изображение искажается и чуть плывет, что странно и неприятно пугает меня. Его бабушка заказывала у местного столяра еще для предыдущего полетаевского дома. Под зеркалом – умывальник с раковиной и умывальными принадлежностями на стеклянной полке.
В стене между печью и навесным зеркалом – двустворчатые двери и высокий порожек в светлую и по советским меркам просторную гостиную (более 20 метров) с тремя окнами с видом на огород и двор. На полу гостиной лежит гладкий квадратный вишневый палас. Комната не загромождена мебелью. Слева от дверей, почти посреди комнаты, стоит дедушкино кресло с журнальным столиком для газет модной в 1960-х каплевидной формы. На столике – газеты и дедушкины очки в роговой оправе. За ним в углу – пылесос, а левую стену до окна занимают шифоньер и диван с думочкой, на котором, головой к окну, ночевала я. На шифоньере стоят три композиции каслинского литья. Мягкая мебель
