В это мгновение Главный Небесный Режиссер запустил дождь, и крупные его капли, теплые, как слезы, долетели и до меня. Две минуты я провела у входа, подсчитывая попадавшие в меня капли дождя и надеясь на то, что наконец появится мое такси.
– Последствия муссона, Бомбей, четвертое июня... – бормотала я в микрофон. Затем добавила: – Или, может быть, просто дождь. – Когда начинается одно и кончается другое? Даже Неру жаловался, что никто не может ему этого сказать. Муссонные дожди в Бомбее, говорил Неру, могут начинаться с помпой и громыханием гроз, опрокидывая на город свои щедрые дары, а могут входить в него, крадучись, незаметно, как ночной вор.
И когда стало ясно, что мне не суждено дождаться рыцаря с зонтиком, я подняла над головой рюкзак и попыталась пробежать те четыреста метров, что отделяли меня от ворот студии, хотя это оказалось не таким уж простым делом.
Проезд на студию уже успел превратиться в поток жидкой грязи, возвращавший его к исходному состоянию прибрежной полосы, заливаемой во время прилива. Было уже настолько темно, что приходилось нащупывать дорогу сквозь слой скользкой грязи до щиколоток, сначала осторожно продвигая вперед одну ногу, а затем другую, вспоминая при этом о том, как любили кобры плавать по нашему саду, затопленному первым муссонным ливнем.
Когда я находилась где-то на полпути между «Ледяным домом» и воротами, рев дождя немного поутих. Я оглянулась, услышав звук шагов за спиной, и увидела мужчину, у которого волосы прилипли к голове от свежей ярко-красной крови, стекавшей вниз по лицу и собиравшейся в виде маленькой лужицы на щеке. Рубашка превратилась в некое подобие фартука мясника. Я закричала от ужаса, а он поднес руку к голове, сказав:
– Не бойтесь, это не настоящая кровь. – Мужчина вытер руку о грязные джинсы. В другой он держал зонт. – Мистер Калеб послал меня. – Он раскрыл зонтик у меня над головой, воспользовавшись близостью, чтобы повнимательнее меня рассмотреть. – Вы говорите о Сами с Чоупатти? Я друг, Роби. Я вижу вас на пляже.
– А вы... звезда в... этой разновидности киноискусства?
Из-под его бутафорской крови и синяков, наложенных с помощью грима, проглядывали тонко очерченные черты настоящего киногероя.
– О нет! – Я почувствовала, что мое предположение его шокировало. – Звездой у нас может быть только крупный мужчина, тем более героем. А я всего лишь мелкий негодяй. Недостаточно крепок и здоров для истинного героя. До того как мистер Калеб дал мне эту работу, я работал на пляже Чоупатти. А Сами много раз приходил со мной на бхел пури. Меня зовут Роби.
– Мне очень жаль вашего друга.
Мы уже почти дошли до ворот.
– Пожалуйста, мисс, – сказал он тихо, – будьте осторожны. Не ходите поздно вечером по пляжу Чоупатти. И не беседуйте с разными людьми о Сами.
– Это шутка Мистри? – спросила я. Эпизод сильно отдавал его сценарным стилем – грубая проза жизни с витиеватыми намеками на пикантные непристойности. – Передайте ему, чтобы он шел подальше со своими предостережениями. Передайте ему также, что готическая мелодрама никогда не принадлежала к числу моих любимых жанров. Она слишком похожа на реальность.
Я вынырнула из-под зонтика и пробежала последние несколько метров под дождем. За спиной у меня раздавался взывающий голос Роби:
– Мисс! Мисс!
Запрыгнув к проезжавшему мимо велорикше, я сказала:
– Отель «Риц», пожалуйста.
Рикша обернулся.
– Через Ворота Индии? – переспросил он. – С Башнями Молчания, где парсы оставляют тела своих мертвецов, чтобы их пожирали стервятники? Без дополнительной оплаты.
– На этом?! – прорычала я. – Вы с ума сошли?
– Я всего лишь выполняю свою работу, мадам. И незачем кричать.
Рикша вывез меня из тихих боковых улочек на одну из центральных городских магистралей, запруженную автомобилями. Когда же мы доехали до Хутатма-Чоук, бомбейского Пиккадилли, он прокричал мне:
– В прежние времена «Флора», в прежние времена фонтан «Фрер». – С этими словами он обогнул очередную автомобильную пробку, проехал мимо статуи, у подножия которой сидел человек, окруженный плакатами, предлагавшими аюрведические способы лечения «ревматизма, выпадения волос, грибковых болезней, свищей и половой слабости».
Затем нашу шаткую повозку, подобно вирусу в потоке крови, вынесло на шумный проспект. Бесчисленные машины, оглушительно сигналящие со всех сторон. Каким-то чудом нам удалось увернуться от расписного афганского грузовика. Парень на скутере с семейством из трех человек, сжавшимся на переднем сиденье, пронесся наперерез переполненному автобусу.
Я зажмурилась и не открывала глаз до тех пор, пока мы не въехали на одну из менее оживленных артерий города. И тут дождь закончился так же внезапно, как и начался. От асфальта поднимался пар, похожий на сухой лед, который я видела на студии. Дважды крикнула какая-то птица. Этот кадр понравился бы Калебу Мистри.
– Слышите? – спросил рикша.
Птица снова закричала. Странный крик, словно состоящий из двух слов: «Паос ала! Паос ала!»
– Это птица безумия, – пояснил рикша. – «Паос ала» на нашем языке, на языке маратхи, означает «Будет дождь! Будет дождь!».
Индусы назовут это дхармой, предчувствием своей судьбы, принадлежностью некоему пути, и для них все сразу станет ясно. Едва уловимый узор подкладки бытия, несводимый к уравнениям и графикам, к тому, во что вот уже несколько десятилетий математики и метеорологи пытаются вогнать индийские муссоны. Но пока безуспешно.
Раньше я воспринимала Бога как Великого Математика. Вы подходите к райским вратам, и, прежде чем вас туда пропустят, парнишка с нимбом из белокурых волос задаст вам три вопроса по теории относительности. Вы думаете: «Ах, черт, мне следовало бы внимательнее слушать этих занудных учителей математики и больше времени проводить за калькулятором». Но уже слишком поздно.
Потом я начала считать Его Великим Метеорологом. И с религиозным почтением стала вслушиваться в сводки погоды. Проникшись той же верой в них, какой некоторые люди проникаются к радио и телевыступлениям Папы Римского, я начала собирать библиотеку гениальных пророков бурь.
Их история начинается в 1686 г. с Галлея, который первым обратил внимание на то, что разница в степени прогрева воды и суши является главным источником морских ветров. В 1838 г. полковник Уильям Рид опубликовал свой «Трактат о законах бурь» и настоял на том, чтобы Ост-Индская компания занялась исследованием тайфунов.
Наступил настоящий ренессанс в изучении бурь. В 1852 г. появился капитан Генри Пиддингтон, пустивший в оборот слово «циклон» для описания индийских тайфунов. Он собирал данные о муссонах с энтузиазмом подростка-филателиста, наполняя свой исследовательский портфель тысячами ярко раскрашенных миниатюр, описаниями знаменитых циклонов, страницами из судовых журналов, малозначительными записями морских офицеров и скрупулезнейшими описаниями личных впечатлений.
Позднее к этому собранию фактического материала он добавил и свою философию бурь: «На направление движения бурь (так же, как, впрочем, и на направление движения пиратских судов) должен полагаться в своих маневрах добрый моряк».
К несчастью для добрых моряков XIX столетия, в диаграммах тропических бурь, сделанных Ридом и Пиддингтоном, присутствовала одна существенная ошибка. Они показывали периферийные возмущения штормовых фронтов, но не внутреннюю спираль. Подобно кольцам удава ветры сжимались вокруг обреченных судов, засасывая их в свою гибельную сердцевину.
Роковая ошибка! Скольких моряков отправила она на корм рыбам!
Тонут целые состояния, а метеорологи процветают. Они – люди Просперо[5]. Психиатры, чертящие схемы возмущений в больном мозгу, эти психоаналитики погоды полагают, что правильная диагностика проблемы мгновенно ведет к ее решению.
Каждое следующее поколение создает свою собственную систему предсказаний погоды в тропиках. Теория нагромождается на теорию. Чертятся все новые и новые метеорологические карты. В расчет принимаются ранее неизвестные или не учитывавшиеся факторы: вихри, возникающие в ветрах из-за вращения Земли, чувствительность муссонов к солнечной радиации и к ранним снегам в Гималаях, влияние облаков, аэрозолей и подъема воды в Ниле.
В конечном итоге я собрала каталог героических попыток, предпринимавшихся на протяжении двухсот лет, и всякий раз завершавшихся полным фиаско – вогнать феномен, известный под названием «индийский летний муссон», в рациональную формулу, свести его поразительную непредсказуемость к набору схем и графиков, с помощью которых можно было бы с полной уверенностью и спокойным сердцем делать долгосрочные предсказания.
Сделать вид, что во Вселенной существует порядок. И Бог, который создал этот порядок... Метеорелигия...
