Одетый в щегольской пиджак, крепко сбитый молодой человек с лицом боксера остановился послушать песню до конца.
— Неплохо, ребята. — Его попытка изобразить дружеский тон не могла скрыть привычно грозной нотки в голосе. — Часто тут играете?
— Играем иногда по вечерам. За гроши. — Так же агрессивно ответил Патси, отчего его шотландский акцент стал заметнее. — Мы уже выступали на радио.
— Что-нибудь записали?
— Еще нет. — Один Марк оставался невозмутимым. Он улыбнулся. — Так, пробники.
Молодой боксер скривился.
— А что это ты так расфуфырился, черный?
— Ничего не могу с этим поделать, — дружелюбно ответил Марк. — Живу по средствам.
Боксер нахмурился и молча сжал губы. Потом, обращаясь к Дэвиду, сказал:
— Я хозяин того самого клуба в Исте. Слыхали?
— Да, у нас запланировано выступление в «Королеве Би». — Теперь Дэвид разнервничался.
— Где? В «Королеве Боудике» на Ливерпуль-стрит? — Боксер презрительно улыбнулся. — Но это не Ист-Энд, приятель! Это место, где собираются революционеры и прочая шушера.
— По четвергам мы там играем.
Но тот не слушал его.
— У меня джаз-оркестры. Сплошь знаменитости. Но хочу попробовать скиффл. — Он достал из жилетного кармана черную, с золотой печатью визитку. — Моя фамилия Фокс. Я брат Рини. Знаете Рини? Она ходит на ваши студенческие вечеринки. Рини из «Энджел»? А ее старика Горация знаете? Приходите в клуб в начале недели. Спросите меня. Подкину работенку. И скажите Самбо, чтобы травку прихватил. О'кей?
Мистер Фокс с достоинством повернулся и направился к выходу со станции.
миссис Би не может больше опекать грешников ты будешь смеяться хорошая работенка в Марокко в Иностранном легионе я сказал но на самом деле
— Это он про меня, — рассмеялся Марк. — Но что такое травка, черт побери?
— Чайная заварка, — сказал Патси, изучая визитку. — Марихуана, дружок!
— Это знакомый Кирона. Гарри работал на него и его брата. Фальшивые деньги и морфий.
— Гарри умер, Дейви. Его нашли в реке. Поппо был на опознании. Его убили.
— Правильно. Его Джон Фокс пришил.
— Чтоб меня! — вскричал Марк. Наконец до него дошло.
Томас Бекет 1963
Когда Мэри Газали вышла из издательства, сквер на Тауэр-Хилл, зазеленевший после долгой зимы, с неясно маячившей в утреннем тумане башней, казался безлюдным. Она по старой, как говорится, памяти только что провела сумасшедшую ночь с Дэвидом Маммери. Это была их первая встреча с пятьдесят девятого года, когда она вернулась к Джозефу Киссу. У нее свело ногу, и она тихонько присела на скамейку лицом к Белой башне, у стен которой, как остывающая сталь, медленно текла Темза, и достала пакетик хлебных корок для воронов. Она считала своим долгом подкармливать их, ведь если они когда-нибудь покинут Тауэр, Англии придет конец. Наверное, поэтому им подрезают крылья. В это утро лишь одна из вещих птиц спустилась на лужайку. Ворон осторожно заковылял в ее сторону, склонив набок голову, и каркнул, как будто узнал Мэри.
— Гриффин любит ржаной хлеб, я знаю, — сказала она, шаря в пакете в поисках подходящей корочки.
Золотисто-каштановые кудри выбились из прически, падая на лоб. Юбка ужасно помялась. Скорей бы принять ванну! Она оставила Маммери спать на составленных стульях, но надеялась, что он все же проснется раньше, чем придут сотрудники издательства. Ведь он был внештатником. Никто не знал подлинной Нелл Гвинн, а Лондон мог хранить тайну лучше любого другого города. Неведомые катакомбы, нехоженые реки, несметные подземные тайны, схороненные глубже, чем кости динозавров. Великолепный рассветный диск, целомудренно бледный, поднялся теперь над каменным величием Королевского монетного двора, и его лучи пали на иссиня-черное оперение ворона. В тишине стук его клюва походил на приглушенные удары топора.
Она переспала с Маммери из любопытства. Ей показалось, что он вырос. Теперь он был уже не таким худеньким, не таким упрямым и сохранил свой восторженный энтузиазм, который и привлекал ее в нем прежде всего. Большую часть прошедшей ночи он рассказывал о том, что раскопки на улице Королевы Виктории обнаружили существование раннехристианского культа за двести лет до Константина, а также следы еще более древнего храма Андрасты, кельтской богини войны. Бронзовые щиты и серебряные крученые браслеты, возможно, связаны с утраченной могилой Боудики. Он говорил так подробно и так торопливо, что смутил ее. Ей нравилась сила его убеждения, но в то же время возникло желание предупредить его, что он может зайти слишком далеко. С тех пор как они виделись в последний раз, он уже дважды, хотя и на короткое время, ложился в больницу. Он принялся ее успокаивать и в результате, как всегда, утомил. Мозг его был перегружен, как и «Тайные могильники Лондона» — рукопись, которую он подготовил для «Крейдл-Пресс» и которая нуждалась в радикальной правке, потому что он попытался вместить в свое скромное сочинение слишком много материала. Мистер Фруэр предложил, чтобы Дэвид разделил книгу на два тома, но аванс не удвоил. Вчера вечером в пабе Дэвид спросил у нее, не завести ли ему литературного агента. За каждую из семнадцати книг, написанных им для «Крейдл», он получил от двухсот до двухсот пятидесяти фунтов, поскольку терялся при составлении контракта. Мэри посоветовала ему обратиться к Джозефу Киссу. Театральный или литературный агент — разве это не одно и то же?
Ответ его разочаровал.
— Сестры Скараманга говорят, что Джозефа надули на несколько тысяч. Что в лоб, что по лбу. Это все равно что вписать в платежку лишнего человека.
— А если он заключит для тебя выгодный контракт? — И она поцеловала его, чтобы сменить тему.
Он входил теперь в так называемую группу за равноправие, встречи которой проходили по средам в пабе на Москоу-роуд. Он перестал верить в политические партии и, описывая наступающую эпоху, уверял ее, что новое тысячелетие отнюдь не за горами. Его идеализм заразил ее, и она согласилась прийти на заседание группы при условии, что с нею пойдет и ее подруга Джудит. Мэри не хотелось, чтобы он подумал, будто ее готовность пойти куда-то вместе с ним означает ее намерение возобновить связь. Ей вполне хватало и Джилберта Долмана. Она встречалась обычно по выходным. Он был нетребователен и сам удивлялся тому, что она готова тратить на него столько времени. С хорошим чувством юмора, но выглядел старше ее, хотя ему было тридцать шесть, а ей сорок. Носил галстуки, опрятные спортивные куртки и брюки. У него были светлые волосы и очки на носу, и он играл на гитаре в полупрофессиональном танцевальном оркестре. Кроме того, он был директором магазинчика джазовых записей в Хай-Холборне и, главное, не имел никакого желания вмешиваться в ее жизнь. Единственной его мечтой было съездить в Новый Орлеан, «пока жив». К тому же он был самым аккуратным из всех мужчин, которых она когда-либо знала, и в настоящее время именно эта его черта особенно устраивала ее.
Расправившись с коркой, Гриффин каркнул. Она наклонилась вперед.
— Что, птичка?
Снова каркнув, Гриффин подошел на один или два фута ближе. Сможет ли она вступить в контакт с этим крошечным мозгом? Из сумрачной тени на нее пахнуло запахом ржаного хлеба и тоской.
— Не понимаю.
Мимо прошел посыльный в форменной фуражке, с серебряной цепочкой у левого плеча. Услышав, что она что-то сказала, он ответил:
— Да, в самом деле. Чудесное утро! — И вскинул в знак приветствия руку в перчатке.
Она испугалась, что кто-нибудь может принять ее за сумасшедшую, и замолчала. Как будто обиженный на то, что контакт не удался, ворон расправил крылья и побежал к Тауэру, в сторону рва. Она задумалась о Джозефе Киссе, который теперь снова зачастил в больницу. Она собиралась навестить его сегодня после обеда. У нее мелькнула тревожная мысль — вдруг Гриффин пытался предупредить ее, что с ее другом случилось что-то плохое?
Чтобы не зацикливаться на предчувствиях, она стала думать о том, как проведет день. Она надеялась, что Джудит пойдет с ней в «Арчери», ведь ей нужно еще раз увидеться с Дэвидом — она забыла спросить номер его телефона. Этой ночью он пообещал помочь ей разобраться с прошлым. Она знала, что улица, на которой она родилась, была уничтожена. На ее месте выросли ряды бетонных многоэтажек. Знала, что дом ее бабушки в Клеркенуэлле был разрушен, так же как и церковь, в которой она венчалась, и больница, в которую ее положили вместе с ребенком, когда в их дом попала бомба. Перед тем как выйти за Патрика, она носила фамилию матери, а это, скорее всего, означало, что она была внебрачным ребенком. Ей не хотелось вступать в контакт со Фелдгейтами, упоминающимися в телефонном справочнике, и Маммери предложил ей сам обзвонить их, правда за ее счет.
— Я все время этим занимаюсь, — сказал он. — Больше всего люблю исследовательскую работу. Полжизни провел в Вестминстерской библиотеке.
