Отдых был только во время обеда. И ужина. И ночью. Бывало, что заключенных делили на несколько команд, чаще всего на три. Каждая должна была соорудить свой штабель. Выигрывала та команда, которая справлялась с заданием раньше других.
Надсмотрщики пинками и дубинками подгоняли заключенных. А начальник тюрьмы сеньор Фернандес, начальник медицинской службы Пеллегрино и начальник охраны в это время сидели на террасе, пили виски или ром, закусывали, делали ставки и болели каждый за свою команду. Проигравшую команду наказывали – загоняли на ночь не в барак с нарами, а в вырытую, постоянно сырую от влажной почвы яму, настолько тесную, что два десятка человек там могли уместиться только стоя. Случалось, что одна и та же команда проигрывала несколько раз подряд. Это чаще происходило с командами Пеллегрино: он желал угодить дяде, и надсмотрщики не сильно подгоняли его команду.
В первый же день Рождественского поставили в пару с громилой из России, который во время сеанса магии вуду задавал Виталию вопросы на русском. Его звали Дмитрий Харлампиев, он сам вызвался работать вместе с новым «белым».
– Поганяло мое Харламп, – вместо приветствия проговорил он на русском.
Рождественский сделал вид, что не понял. Тогда Дмитрий перешел на английский, которым владел довольно плохо:
– Нам, братьям по цвету кожи, среди этих азиатов надо держаться вместе. И в случае чего полагайся на меня. Я здесь кое-что разузнал, за деньги, конечно же. В общем, могу на волю весть отправить.
– Я плохо вас понимаю. – Виталий подозревал, что этого громилу ему подослал Генри, и решил держаться с ним настороже.
– Ладно, потом поговорим. Тащи балку.
Охранники, угрожая дубинками, кричали:
– Темпо! Темпо!
В конце дня Рождественский обессилел. На руках полопались кровавые мозоли. Болело все тело: спина, ноги, руки, шея. Он забился на нары, закрыл глаза. Но его стащили. Охранники погнали его к воротам тюрьмы, а затем в особняк Фернандеса Чуймончо.
В отдельном кабинете его ждал мистер Грин.
– Ну как вы? – поинтересовался американец и, выражая сочувствие, покачал головой.
– Я не понимаю… Я шведский подданный. – Рождественский собрал последние моральные и физические силы, чтобы возмутиться.
– Мы это уже слышали… – перебил Генри. – Как вы сами думаете, вы долго в таких условиях выдержите?
Виталий промолчал.
– Признавайтесь и соглашайтесь на сотрудничество. Тогда вы останетесь с этой стороны тюремных ворот.
– Мне не в чем признаваться, мистер Грин, – усталым голосом проговорил Виталий.
– Ну, тогда вас ждут новые испытания, – ехидно сказал Генри.
9
В северном пригороде Манилы порыв ветра повалил мачту электропередачи. Местный полицейский участок оказался обесточенным – вырубились кондиционеры, вентиляторы, компьютеры. Правда, стражам порядка было к этому не привыкать. Электричество пропадало частенько. Для освещения домов в дневное время местное население вместо лампочек использовало прозрачные пластиковые бутылки с чистой водой. Вставленная в специальное отверстие в крыше, такая бутылка прилично рассевала солнечные лучи и неплохо разгоняла мрак в углах комнат. Кондиционеры в частном доме могли быть заменены настежь открытыми окнами и дверями. Однако в полицейском участке открывать окна и двери не разрешалось – ведь в кабинетах столько всевозможной документации, за которую преступники могли выложить кругленькую сумму или предпринять отчаянную попытку завладеть ею. А духота в жаркие дни в помещении становилась невыносимой.
Именно на такие случаи во дворе, огороженном сеткой-рабицей, стояли письменные столы. В полицейском участке имелась парочка ноутбуков с «долгоиграющей» батареей. Поэтому работу не прекращали, просто переходили на открытый воздух.
– Добрый день, господин… – человек лет тридцати пяти в форменной рубашке и фуражке, сдвинутой на самые брови, по-английски поздоровался с Андреем Лавровым, который пару минут тому назад, чуть припадая на одну ногу, прошел в ворота полицейского участка.
– Тойванен… Хольгер Тойванен… – Батяня назвал свое теперешнее, прописанное в паспорте имя. – Из Эстонии. Турист.
– Хольгер Тойванен, – по буквам произнес представитель правоохранительных органов, стараясь как можно точнее выговорить странное для филиппинского слуха имя. – Меня зовут Эдуардо Менгес. Инспектор полиции. Вы нам звонили…
– Да-да. Сначала звонил таксист, а потом лично я, – подтвердил Батяня.
– Понимаете, в связи с отключением электричества у нас здесь такая неразбериха. А вы сами находились недалеко от участка, поэтому добраться к нам было несложно, не правда ли… – усмехнулся инспектор и показал на стул возле стола, стоявшего чуть ли не посреди двора перед домом, где располагалось районное отделение полиции.
– Значит, как вы заявляете, вас ограбили. – Эдуардо произнес это виноватым тоном, словно ему было стыдно перед туристом за своих сограждан.
– Да. И я бы сказал, очень брутально. Их было четверо. Один вооружен битой, второй цепью, а двое ножами. – Батяня присел на стул, достал из кармана кружевной платок розового цвета, который некогда оставила в салоне машины девушка таксиста, сплюнул в него кровью. – Видите, губу разбили. У вас нет салфетки? А то этот платок уже хоть выжимай.
– Конечно-конечно.
Инспектор достал пакетик влажных салфеток.
– Детские… Но жена говорит, что они наилучшие. Отлично дезинфицируют.
Российский десантник быстро вытащил влажную салфетку и, изобразив гримасу боли на лице, приложил ее к кровоточащей губе.
«Белокожие – такие неженки, – подумал про себя инспектор Эдуардо, – с виду этот эстонец орангутанг, а на самом деле щенок щенком».
– Вы запомнили, как выглядели нападавшие? – спросил полицейский и приготовился набирать на ноутбуке текст.
– Всех не успел, но одного, тот, который бил битой, запомнил. Он был щербатый.
– Щербатый… Пожалуйста, поподробней. Щербатый от того, что у него не было зуба, или у него имеется большая щель между зубами? – постарался уточнить инспектор. – Это важная деталь.
– Знаете… – начал майор. – Он замахнулся на меня… Я чисто инстинктивно отпрянул… Его лицо, если это можно назвать лицом, мелькнуло передо мной буквально на мгновение… Ну и…
– Ну и что?
– Помню, что-то черное в зубах или между зубами.
– Черт… Извините, господин…
– Тойванен. – Батяня широко улыбнулся, показав свои крепкие и отбеленные, чтобы больше смахивать на истинного европейца средней руки, зубы.
– Да-да… Господин Тойванен. Дело в том, что филиппинцы – народ небогатый. И у многих из них не хватает денег, чтобы посещать стоматолога. Вы улавливаете мысль?
– Пока что нет. – «Эстонец» сделал вид, что до него плохо доходит.
– Возможно, у вашего грабителя просто были плохие зубы. Вам так не показалось?
– Надо об этом подумать, – протянул Лавров, – сейчас-сейчас… вспомню… – Батяня заметил, что в полицейском участке под открытым небом начало происходить нечто интересное.
К соседнему столику рядовой полисмен подвел испуганного человека в рубашке с петлицами, на которых был вышит золотыми нитками якорь. Этот «морячок» дрожал всем телом, всхлипывал. В его глазах читалось отчаяние. Из отделения вызвали еще одного инспектора с ноутбуком. Усадили «морячка» за стол перед ним. И тот начал что-то очень сбивчиво рассказывать на бикольском языке, видно, был уроженцем Юго-Востока острова Лусан.
Перед заданием Батяня прошел ознакомительный курс по географии, истории, этнографии и этнолингвистики Филиппин, поэтому кое-какой смысл уловить в словах «морячка» мог, тем более в бикольском было много заимствований из испанского. Однако российскому десантнику повезло. Сами стражи порядка общались на первом государственном языке Филлипин – филлипино. А вот филлипино «морячок» не знал, поэтому полицейские попросили его перейти на второй государственный – английский. Таким образом, рассказ этого человека стал понятен и майору Лаврову.
А рассказывал он о двух необычных клиентах, которые попросили его подвезти на катере. Впрочем, инспектор Менгес мешал Батяне хорошенько понять говорившего. Российскому десантнику приходилось отвечать на одно, а прислушиваться к другому.
– Так, значит, что мы напишем о налетчике с битой? – спросил у майора Лаврова старательный Эдуардо.
– Мне кажется, что у этого подонка, который напал на меня, не было одного переднего зуба. Слишком уж мне бросилась щербина в глаза… А вы же знаете, что такие люди наносят ущерб имиджу Филиппин и ее экономике. Ведь деньги, которые они у меня украли, я бы мог потратить на сувениры, отели, СПА-салоны и парикмахеров. – Батяня легким жестом поправил челку, а сам повел ухом в сторону «морячка».
– Меня зовут Алехандро, – говорил тот. – Как их зовут, не знаю. Это два европейца. Но они вроде бы из разных стран… А вот говорили между собой по-русски…
