Катерина стоит напротив и не сводит с меня глаз. Ее пальцы касаются шрама на моей щеке, оставшегося после шальной пули неизвестного убийцы. Но я слишком зол на нее, чтобы принимать ее знаки внимания. Ведь из-за нее Лив лишилась своей жизни, своего имени. Что будет с ней, когда она очнется и поймет, что от ее прежней личности ничего не осталось? Беру девушку за запястье и отвожу ее руку в сторону.
— Ты не помнишь меня? — догадывается она, наклонив голову вбок. — У нас была всего одна ночь, но я до сих пор не могу о ней забыть.
— Не помню. И у меня нет никакого желания вспоминать, — резко произношу я. — Но я никогда не забуду того, что ты донесла на мою женщину. Я читал твои показания.
Катерина опускает голову и горько усмехается.
— С каких это пор стремление к справедливости вызывает осуждение? Лив преступила закон и, я видела это. По-твоему, я должна была молчать? Я сделала то, что считала нужным.
Кого-то мне эти слова напоминают. Но раздражение не отступает. Мне все еще хочется оторвать ей голову, за то, что она выдала Лив.
— И меня не устраивает результат твоих действий, — холодно говорю я.
— Будешь мне мстить? — глядя мне в глаза, спрашивает Катерина. — Чтобы ты там не придумал — я ко всему готова.
Только сумасшедшей девицы для полного счастья мне сейчас не хватало.
— Был у меня такой порыв, — признаюсь я. — Но сейчас я считаю самым лучшим держаться от тебя подальше. Чтобы нас там не связывало в прошлом.
— Мы всегда будем связаны, хочешь ты того или нет, — вкрадчиво говорит Катерина. — Ты должен знать правду. Не уверенна, что сейчас то самое время и место, но… Лив моя мать.
— Что?! — от удивления я не нахожу других слов.
— Лив создала меня и бросила, едва ее вампирская кровь заполнила мои вены. Я узнала правду случайно, когда тот, кого я считала своим создателем — Генри Стюарт, решил сделать из меня свою любовницу и открыл мне секрет моего происхождения, дабы я не сопротивлялась, — с болью произносит Катерина и на ее глаза наворачиваются слезы.
— А где гарантия, что он не солгал тебе, чтобы достичь своей цели? — все еще не в силах оправиться от такой новости, говорю я. Мне хорошо знаком Генри и я знаю, что в желаниях заполучить то, что ему нравится, он готов пойти на все. Он хитер, коварен, безжалостен. Хотя с виду — простак простаком. Что ему стоило оболгать Лив, ради ночи удовольствия? И может быть, не одной?
— Но я сама помню, что она в тот период жила в его доме! — запальчиво кричит Катерина. — Мы несколько раз сталкивались с ней после моего обращения. Она была очень милой и любезной со мной. Даже пыталась заботиться.
— Лив бы никогда не бросила на произвол судьбы свое создание! — так же повышаю голос я. — Тебе соврали. Коварно и жестоко. А ты и повелась. Хотя может сама мечтала переспать Генри, просто гордость мешала?
Катерина залепляет мне пощечину. Чудесно, я задел ее за живое. Меня это радует. Не будет верить на слово всякому, кто от нее чего-то хочет. Девушка с ненавистью смотрит на меня. Крылья носа раздуваются, волосы выбелить из аккуратной прически.
— Я докажу тебе, что права! — с яростью говорит она. — И тогда тебе придется принять мою правду!
— Нет, — качаю головой я, видя, что к набережной приближается несколько машин. — Это тебе придется с ней жить. Я в Ливии не сомневаюсь. Она бы никогда так не поступила.
Из первой машины выбирается Генри Стюарт и легкой, мальчишеской походкой идет к нам. Жмет мне руку, смотрит на мою спутницу, как на пустое место. Мне хочется его избить. Но впереди траурная церемония и должен сдерживать свои душеные порывы. Набью ему морду, как только представиться удобная возможность. От этой мысли мне становится спокойно и хорошо. Даже могу ему приветливо улыбаться. Катерина демонстративно берет меня под руку, и я накрываю ее пальцы своими.
Формальные слова поддержки, ничего не значащие рукопожатия, пустые взгляды, как на чужака. Что ж, все правильно, я давно перестал ощущать себя частью клана, за который когда-то сражался. Тео сделал все, чтобы изжить меня из мира, где он был царем и богом. Он дал мне все, что мог, научил тому, чем владел сам. А дальше наши пути разошлись. Я учился жить дальше, Тео решил, что знает и так слишком много. Так мы начали отдалятся друг от друга до тех пор, пока между нами не пролегла пропасть.
Гуськом мы идем по мосту, достигаем самой высокой точки, останавливаемся. Мне передают урну с прахом. Всем наплевать, какие между нами были отношения. Правила есть правила. Я должен развеять прах своего создателя. Если бы у меня не получилось приехать, это сделал бы кто-то из его близкого окружения. Но я здесь, и все внимание сейчас устремлено в мою сторону. Генри кладет мне руку на плечо и с пониманием смотрит в глаза.
— Я с тобой, друг, — тихо говорит он.
— Спасибо, — еле слышно благодарю я, снимая с урны крышку. Развеваю прах Тео над темными водами Серкьо. — Теперь ты по-настоящему свободен, отец.
Ставлю пустую урну на камень. Как по команде присутствующие выпрямляются, и склоняют головы в знак прощания и скорби. Проходит несколько минут, прежде, чем мы молча покидаем мост, ни разу не оглянувшись. Среди вампиров это считается дурным тоном и плохой приметой.
После церемонии мы отправляемся в дом, где жил Тео. Нам предстоит решить главный вопрос — кто же теперь займет его место. Ведь клан не может оставаться без главы. Катерина всячески избегает общения с Генри и старается держаться как можно ближе ко мне. Мне знакомы почти все, кто пришел почти. Кроме одной девушки. Ее никто не представил, сама она так же не назвала своего имени. Высокая, худощавая, с длинными светлыми волосами. Ее персона вызывает во мне двойственное ощущение — легкости и брезгливости. Словно в ней есть что-то злое и лживое. Оно еле уловимо, но заставляет напрячься.
На входной двери висит белая лента — символ скорби и одиночества. Нас встречает дворецкий с густыми бакенбардами, которому на вид лет пятьсот, настолько дряхлым и измученным он выглядит. Проводит нас в библиотеку, где мы все устраиваемся за большим дубовым столом. Через минуту старик приносит поднос, на котором стоят десять хрустальных бокалов, наполненных кровью. Стоя осушаем их. Это еще один пункт ритуального прощания с усопшим.
Генри произносит длинную и до боли в зубах скучную речь в память о Тео. Подчеркивает, каким сильным и волевым он был, как боролся за успешность клана, как всего его любили… Вампиры изо всех сил крепятся, чтобы не зевать. Заметив их настроение, Стюарт торопливо сворачивает свое выступление.
— В связи с кончиной Тео и его неадекватными поступками перед смертью, мы оказались в затруднительном положении, — начинает темнокожий Том Смит и смотрит на меня. — Не знаю в курсе ли вы, но ваш отец собирался объявить главой клана вашего брата Америго. Так как это его последняя воля, никто бы не посмел ее оспорить, но это бы негативно сказалось на всех членах клана. Никто бы из нас не допустил, чтобы нами руководило существо с клеймом отверженного. Нам пришлось бы убить его.
— Тео обвиняли в связях с отверженными, в том, что он поддерживал их и использовал их услуги в своих целях. Если бы дело дошло до суда, пострадала бы репутация всего клана, — говорит месье Бонами. Он самый пожилой из всех собравшихся. Ему хорошо за пятьдесят, он полностью сед, и его лицо покрыто глубокими морщинами. — Похоже, сам Бог вложил кол в руки Моники.
— Но это еще не все. Дело в том, что Тео оставил завещание, — стуча рукой по столу, говорит Том.
— И вы подозреваете, что он упомянул там имя моего брата? — спрашиваю я, сцепляя пальцы.
— Мы точно знаем это, — откликается месье Бонами. — И теперь мы стоим перед выбором. Проигнорировать завещание мы не можем — многие знают о том, что оно было. Объявить истину, озвученную в нем — тоже.
— И что вы хотите от меня? — ловя на себе взгляды присутствующих настороженно спрашиваю я.
— Чтобы вы согласились заменить имя брата своим, — откидываясь на спинку стула, говорит Том.
