– Да какая теперь разница, – сказал я. – Оставь себе.
Дэни кивнула, но ее улыбка погасла.
– Жалко, когда прошлое просто стирают вот так, – я догадался, что она говорит не только про кинотеатр.
За полгода до того, как Дэни оказалась со мной в одном классе, ее мама и младший брат полетели в Мехико на свадьбу к родственникам. Погода была паршивая, по всему побережью штормило. Они пролетели над Корпус-Кристи, когда в самолет ударила молния. Лишившись двигателя, самолет некоторое время парил в свободном падении, а потом рухнул вниз. Обломки разлетелись в радиусе мили по живописным пляжам Саус-Падре. Кто-то нашел в дюнах свадебный подарок, который везла с собой мама Дэни. Его вынесло на берег без единой царапины.
Я порылся в пыльной коробке в поисках 3D-очков в черной оправе.
– Говорят, в них можно увидеть невидимое, – сказал я, надеясь отвлечь Дэни, пока она совсем не загрустила. – Вроде как там есть спецэффект: демоны как будто сходят с экрана. Оттуда-то и пошли все эти слухи про врата в ад. В то время это была очень крутая фишка. И никто не знает, как они это сделали.
– Правда? – Дэни повертела очки в руках. – Ну что, попробуем?
– На счет три, – сказал я. – Один.
– Два.
– Три, – и мы надели очки.
На экране возникло старинное поместье, каким его представляли в начале 1960-х годов. Повсюду деревянные панели, картины в рамах и чучела животных. Джимми Рейнольдс, косящий под Джеймса Дина, прислонился к камину, изображая крутого парня, хотя и был одет в костюм начала девятнадцатого века с шейным платком. Факт: никто не может выглядеть круто в шейном платке. Красотка Наталья Маркова в бальном платье возлежала на оттоманке, распустив по плечам черные локоны. Рядом с ней Алистер Финдлер-Кушинг потягивал из стеклянного стакана нечто, видимо, изображавшее благородный скотч, и произносил свой текст с пресыщенным среднеатлантическим акцентом:
– До меня дошли слухи о вашей семье. Безумие у вас в крови. Вы ведь родом из Карпат, если не ошибаюсь?
Сверкнула молния, осветившая восковые фигуры с жуткими пастями, заглядывающие в окна особняка. И вдруг Джимми Рейнольдс в панике ринулся к экрану:
– Бегите, пока можно! Снимайте очки и скорее уходите из кинотеатра! Вы в огромной опасности!
– Вау! Вот это рекурсия, – пробормотала Дэни.
– Ага. В духе «Вторжения похитителей тел». – Мое плечо коснулось ее плеча, и мне захотелось придумать слово, которым можно было бы описать пробежавший по моему телу разряд. Эровзрыв? Квазисекс?
– Умоляю, вы должны мне поверить! – продолжал Джимми Рейнольдс. – Они придут за вами, и скоро! Я уже такое видел. Вам не выжить. Скорее выключите фильм, прошу вас! Это единственный способ спастись.
Наталья Маркова нервно обернулась в сторону зрительного зала, потом глянула на Джимми Рейнольдса.
– Томас, что ты такое говоришь? Ты не в себе.
– Ну и мура! Но в то же время как-то затягивает, – задумчиво протянула Дэни.
– А мне нравится, как в те времена выкручивались со спецэффектами. Все эти макеты, двойные экспозиции, разделение экрана, покадровая съемка. Костюм для «Твари из Черной лагуны» сделали из пенного латекса. А эти звуки ножевых ранений? Кто-то просто ронял спелые фрукты и записывал, как они шлепаются об пол.
– Серьезно? Круто!
Впервые в жизни фильм меня совершенно не интересовал. Мне просто хотелось быть рядом с Дэни, болтать о всякой ерунде, которая со временем начинает казаться важной, а потом, если все пойдет хорошо, мы могли бы гулять ночь напролет, глядя, как над равниной занимается рассвет, окрашивая все вокруг в розовый цвет, когда мы впервые поцелуемся.
У меня вспотели ладони, и я вытер их о джинсы.
– Ты на лето здесь остаешься?
Дэни была все еще поглощена фильмом, и я тронул ее за плечо.
– А, что? Ой, прости. – Она повернулась ко мне. Огромные 3D-очки делали ее похожей на жука-мутанта. Мне это очень нравилось.
– Ага. Устроилась нянькой к близнецам Куперам. Они те еще сопливые дьяволята, но зарплата приличная.
Из зала продолжал доноситься нелепый диалог:
– Вы знаете, что у этого старого дома есть секреты…
– Зачем мы тянем эту пантомиму? Мы все знаем, чем это кончится. Я хочу разорвать контракт. Я хочу уйти.
– Тише, Джимми! А не то он тебя услышит.
– Ну так что ж, летом, когда ты не будешь занята с детишками из преисподней… – у меня в горле как будто застрял воздух. – Я подумал, может, ты захочешь…
Дверь в проекторную распахнулась, и ворвался Дэйв, прижимающий к себе три гигантских стакана с колой и несколько коробок конфет, которые он, очевидно, стырил с прилавка.
– Угощение!
– Класс! – Дэни сняла очки, сунула в карман пачку «Эм-энд-Эмс», взяла из рук Дэйва запотевший картонный стакан и проткнула пластиковую крышку трубочкой.
– Ага. Спасибо. Ты как раз вовремя, – проворчал я и взял свою колу. Дэйв плюхнулся на табуретку рядом с проектором и напялил очки, которые сняла Дэни.
– Ух ты, чуваки! Вы зеленые! Нет, красные! Нет, зелено-красные! Погодите-ка, да вы трехмерные!
Дэни фыркнула.
– Во всяком случае, некоторые из нас.
– Жжешь напалмом, Гарсия! – Дэйв поднял очки на лоб, как какая-нибудь голливудская старлетка. – А знаете что? Алистер Финдли-Кушинг очень даже ничего. Я бы не прочь с ним переспать.
– У тебя этот список бесконечен. Тебе даже тренер Пелсон нравится!
– Тренер Пелсон – красавчик. Эдакий бывший борец-чемпион.
– А-а-а, прекрати! – засмеялась Дэни. – Ты портишь мои романтические ч/б-воспоминания о физкультуре!
Была у Дэйва одна особенность: он всем нравился. Даже в его похабных шутках была своя прелесть. Так, однажды в столовой он напихал в рот ягодного желе и притворился, что его вырвало кровью прямо на голову визжащей Лайлы Спаркс, которая издевалась над Дженнифер Трухильо за то, что у нее «усики». Он был моим лучшим другом с тех пор, как в седьмом классе мы оказались за одной партой на физике. А через два месяца он уедет в Стэнфорд, и я понятия не имел, как это пережить.
В зале продолжался фильм, совершенно равнодушный к моей судьбе.
– Это же чертово копыто! Знак того, кого нельзя называть – самого Люцифера!
– Сам сказал – «нельзя называть» и тут же такой: «Да ладно, скажу „Люцифер“». Эй, а вы знаете про старика Алистера? – Дэйв игриво пошевелил густыми бровями. Он был просто кладезем сальных голливудских сплетен. – Он тоже был с левой резьбой. Однажды даже пытался покончить с собой.
Я поднял стакан.
– Так выпьем же за эту радостную весть! Спасибо, Дэйв.
– Не торопись, брат. Это был не какой-нибудь трагический гомофобный суицид. Вовсе нет. Алистер упросил священника провести сеанс экзорцизма и помочь ему очиститься. Он утверждал, что пошел на сделку с дьяволом ради славы и с тех пор не знал ни минуты покоя. «Я ступаю по этой земле» не просто фильм, а живое существо, пожирающее человеческие души и требующее добровольных жертв. Разве не странно, что оба раза, когда показывали этот фильм, кинотеатры сгорели?
– Да уж, звучит довольно пугающе, – признала Дэни, дергая плюшевого Ктулху за веревочку. – Но сегодняшний вечер посвящен не трагедиям прошлого, а тому, как избежать трагедий в будущем. – Она посмотрела мне прямо в глаза, и мне сразу захотелось стать лучше. – Древние боги требуют ответа на животрепещущий вопрос.
На прошлой неделе Дэни согласилась сыграть маньячку с воздушными шариками в моем фильме «Зомби-сплин», четвертом эпизоде в серии шестиминутных ужастиков. Честно говоря, сценарий был не ахти: я придумал его на ходу. Это был просто повод провести с ней побольше времени. Посреди съемок нас прогнала с кладбища какая-то взбесившаяся белка, а потом мы так хохотали, что не смогли вернуться к работе. Потные и прибалдевшие, мы купили по большому стакану газировки и направились в городской парк, укрывшись от техасского зноя в скудной тени пожухлого дуба.
Дэни набрала в рот гелия из шарика.
– Привет, я твой школьный психолог, Тит Андрогин. Каковы твои планы на будущее, Кевин? – спросила она голоском Минни Маус. А потом своими теплыми нежными пальцами прижала шарик к моим губам.
Я терпел, сколько мог, чтобы продлить ее прикосновение. Наконец я вдохнул.
– Я останусь на своей родной планете Полножопотопия – буду работать в местном кафе-мороженом. – Спасибо гелию, это прозвучало смешно, а не печально.
Дэни потерла глаза, на которых еще остались следы густого сценического грима.
– И как же это вышло?
Мне хотелось прибегнуть к отработанному приему и отшутиться, но вместо этого я сказал правду.
– Во-первых, финансы. Во-вторых, паршивые оценки. А в-третьих… – я сделал глоток «Доктора Пеппера». – Мне надо присматривать за мамой. У нее… проблемы со здоровьем.
– А как же твой отец? Он не может помочь?
– Отец живет в Аризоне, – ответил я.
Каждое Рождество мы получали от него нарядную открытку с фотографией его семьи-2.0, исправленной и дополненной. Они позировали в одинаковых рубашках, с одинаковыми улыбками на фоне гигантской дизайнерской елки. Это все так отличалось от задрипанной прокуренной квартирки, где жили мы с мамой и где она проводила большую часть времени на диване перед телевизором – в отключке или в похмелье. Алкоголизм довел ее диабет до критического состояния, и теперь она пропивала пособие по инвалидности, едва успев его получить. В редкие моменты трезвости она целовала меня в лоб и шептала:
