Каждое Рождество мы получали от него нарядную открытку с фотографией его семьи-2.0, исправленной и дополненной. Они позировали в одинаковых рубашках, с одинаковыми улыбками на фоне гигантской дизайнерской елки. Это все так отличалось от задрипанной прокуренной квартирки, где жили мы с мамой и где она проводила большую часть времени на диване перед телевизором – в отключке или в похмелье. Алкоголизм довел ее диабет до критического состояния, и теперь она пропивала пособие по инвалидности, едва успев его получить. В редкие моменты трезвости она целовала меня в лоб и шептала:
– Я тебя не заслуживаю. Оставь меня и уезжай.
Но мне не хотелось бросать ее, как бросил отец.
– Что ж, будучи твоим психологом, я обязана напомнить, что у тебя есть и другие варианты, – сказала Дэни, и от ее полного надежды взгляда мне захотелось верить, что она права. Единственное, в чем я был уверен, – это мои чувства к Дэни. Когда я осмеливался представить будущее, которое каким-то образом оказалось не насквозь паршивым, я всегда в первую очередь представлял нас двоих: она пишет картины, я снимаю инди-ужастики. Но прорваться в кинематограф, сидя в Дэдвуде, совершенно нереально. К тому же Дэни не захотела бы тратить время на такого неудачника, как я. Дело в том, что у Дэни варианты и правда были, и я был совершенно уверен, что уж меня она точно не выберет.
– Кев? – окликнула меня Дэни. – Так какие планы?
Я схватил плюшевого Ктулху, избегая ее взгляда.
– Слышал, что есть большие перспективы в сфере заказных убийств.
– Мой дружбан Кев собирается снять первый в истории хипстерский ужастик, – сказал Дэйв.
Я ухватился за его слова, как утопающий за соломинку.
– Именно! – Я сделал еще глоток колы, пытаясь избавиться от кома в горле. – Прикол в том, что будет непонятно, кто зомби, а кто нет, потому что как можно отличить прожженного хипстера от ходячего мертвеца? Называться будет – Та-да-да-да-ам! – «Антизомби». Сначала будет кровавое месиво, а потом антизомби стоят такие на концерте и говорят «Гр-р-рх-х», что переводится как: «Фу, эта человечина – такой мейнстрим».
Дэни кивнула.
– Понятно. И что дальше?
Я пожал плечами.
– А ничего.
Дэйв усмехнулся.
– Очень в духе Кевина.
Я понимал, что он шутит, но его слова врезались мне в душу, как осколок гранаты. Я затолкал плюшевого Ктулху поглубже в карман.
– Удар ниже пояса, Дэйв.
Он пристально посмотрел на меня, и это было едва ли не больнее.
– Дэни права. Еще не поздно стать частью будущего. Оно наступает, приятель. Готов ты к этому или нет.
– Угу, – буркнул я. – И я слыхал, в нем будет «Старбакс».
Лампочки опять начали свою нервную светомузыку. У актеров на экране стали заплетаться языки, словно спьяну, а потом изображение погасло. Мы погрузились в темноту. Свет вырубился. На этот раз совсем.
– Черт, – сказал я в темноту.
Из зала доносились недовольные возгласы. Кто-то визжал. Чертовы капризные ублюдки. В тот момент я ненавидел их всех.
Дэйв покачал головой.
– Чувак, я в прошлый раз ходил.
Я вздохнул.
– Ладно, я пошел, – может, так и останусь в подвале до конца смены.
Дэни взяла фонарик с полки у входа.
– Я с тобой. На случай, если Скратше держит там свой гроб и тебе понадобится подкрепление.
При этих словах все надежды, которые я возлагал на этот вечер, восстали из небытия.
Мы на ощупь добрались до лестницы, ведущей в фойе. На полу включились маленькие аварийные лампочки, от которых красный ковер казался окровавленным. Дойдя до фотографии Скратше, я притормозил. Даже в темноте эти глаза манили меня: «Взгляни на меня, Кевин. Я вижу тебя насквозь». Четыре последних ступеньки я преодолел одним скачком. Сердце бешено стучало.
Снаружи небо озарилось молнией, по полупустой парковке барабанил дождь. Нас с Дэни нагнал Джонни, возбужденный, как гиперактивный щенок.
– Эй, а что с фильмом? Только началось самое интересное! Так странно, мне стало казаться, что я и сам часть фильма.
– Вау, да что ты говоришь?
Я прошел мимо него, открыл дверь в зал и крикнул:
– Народ, простите! У нас свет вырубило. Через пару минут все уладим, и фильм продолжится. Спасибо за терпение.
Я приготовился услышать привычный хор возмущенных возгласов, но из зала донеслись только странные стоны, и я понадеялся, что мне не придется разгонять оргию на последних рядах.
– Страшновато как-то, – продолжал Джонни, – Мне показалось, я видел…
– Чувак, мы должны починить свет. Через пять минут вернемся, – сказал я.
Мы с Дэни открыли дверь за прилавком и стали спускаться в сырой и пахнущий затхлостью подвал. Кондиционера там не было, и жара проникала сквозь стены. В подвале было жарко, как на кухне, где целый день готовили. Резкий контраст с тем, что творилось наверху, но скорее неприятный.
– Где тут щиток? – спросила Дэни, водя лучом фонарика по бетонным стенам. Световые круги отчетливо напоминали фильмы Джорджа Ромеро.
– Справа, – сказал я. – Выше.
Она подняла фонарик выше, и я открыл металлическую дверцу. Дернул главный рубильник, раздался знакомый щелчок включившегося генератора, а потом и приглушенный диалог актеров. Длинные флуоресцентные лампы на потолке заморгали, как разбуженные дети, а потом разгорелись как следует, залив подвал неприятным синеватым светом. Я знал, что нужно идти обратно, но мне хотелось еще немного побыть наедине с Дэни.
– Ого! – я прошел дальше в подвал. – Просто эпизод из фильма «Барахольщик».
Вдоль одной стены тянулись металлические полки, на которых громоздились стопки журналов «Фангория»[5]. В углу, забытая в куче сломанных сидений, гнила двухметровая фигура болотного монстра. На полу стояла коробка пыльных сувениров: красноглазые резиновые крысы, гильотины для обрезки сигар и все в таком духе. Дэни стала перебирать покрытые пятнами афиши старых фильмов:
– «Монахини Сатаны. Демонический мистер Лэмфри», – прочитала она одно из названий. – «Пятерня доктора Времяубийцы».
– Зацени-ка этот, – я вытащил постер 1970-х годов с изображением вампира в пижаме, который мастерским ударом вырубал двух наркоторговцев. Позади него из золотого «Кадиллака» выглядывал татуированный оборотень, злобно обнаживший клыки и явно намеревавшийся проглотить парочку дилеров. Я прочитал слоган:
– «Доктор Драк и мистер Вулф: преступникам не уцелеть». Нет, серьезно. Как это вообще можно считать ужастиком?
– Ну а что? Дракула и оборотень, самая что ни на есть классика, – сказала Дэни и шутливо пихнула меня плечом. Меня как током ударило.
Я улыбался как дурак.
– Ну нет. Это просто кощунство. Все равно что снять «Закон и порядок в Трансильвании». У оборотня в руках ружье. Как это вообще возможно? У него же больших пальцев нет!
Дэни рассмеялась, и мне, не скрою, захотелось и дальше травить шутки, чтобы слышать ее смех снова и снова.
– А вот это класс, – Дэни взяла в руки лук и стрелы – подарочный набор к фильму «Робин Гуд: принц Тьмы». – Таким и убить можно. Неужели они их детям раздавали? – она прижала стрелу к тетиве, целясь мне в сердце.
Я поднял руки.
– Поаккуратнее с этим.
– Не волнуйся, – Дэни опустила руки. – Я целый семестр занималась стрельбой. Мое величайшее достижение – попасть тренеру Пелсону в зад.
– Ого, так это была ты? Ты могла бы сыграть в неизбежном римейке фильма «Ипполита[6] восстает из мертвых» 1966 года.
Дэни осторожно уселась на фальшивое надгробие.
– Ты правда любишь эти старые фильмы, да?
– Ага. Настоящий хоррор основан на человеческих переживаниях: печаль, страх, сомнения, беспокойство… Страсть. – Тут я неловко сглотнул. – А эти новые фильмы? На пятой минуте уже кого-нибудь режут бензопилой. Никаких эмоций. Совершенно безликое зрелище, как порнуха в интернете.
«Черт. Зачем я упомянул порнуху?»
– Я тебе не рассказывала, что на первом свидании мои родители смотрели ужастик? – спросила Дэни, и я покачал головой. – Ну так вот. Моя бабушка была ярой католичкой и пускала маму на свидания только в сопровождении тети Йоли. Папа рассказывал, Йоли так орала, что менеджеру пришлось вывести ее в фойе. И тут папа говорит: «Ха-ха, только нас и видели». Они с мамой ушли через заднюю дверь и пошли в клуб. Так что, как ни странно, я родилась благодаря ужастику. – Она улыбнулась, и мое сердце принялось отбивать чечетку.
– Ого. Круто, – с трудом выдавил я. Стоявшая в подвале жара начинала действовать. Я вытер пот с шеи.
Дэни снова посмотрела мне прямо в глаза.
– Знаешь, в Техасском университете отличный факультет кино. И это не так уж далеко от Дедвуда. Да перестань ты! Не надо делать такое лицо. Я серьезно.
– Ну да, ну да…
– Кевин! – она больше не улыбалась. – Чего ты боишься? На самом деле?
На самом деле? Пауков. Того, что меня бросят. Что я окажусь недостаточно хорош. Что меня отвергнут. Ответственности. Что меня похоронит заживо какой-нибудь псих. Что я упущу шанс сходить на свидание с лучшей девушкой на свете. Что я стану таким, как мой отец. Список был бесконечен. Но в основном я боялся будущего, которое было столь пугающим в своей неопределенности и душило меня, лишая возможности дышать. Я боялся остаться тут, когда Дэни и Дэйв устремятся в это самое будущее. Но мне казалось, что, признав этот страх, я лишь дам ему больше власти над собой.
