Приведенные выше общесоциологические признаки базируются на конкретном археологическом и палеоэкономическом содержании неолита. С собственно археологической точки зрения, эта эпоха характеризуется появлением новых технологий: регулируемого обжига глины, шлифовки каменных орудий, ткачества. Принципиально важным является первое из этих достижений. Благодаря ему в быт широко внедрилась керамическая посуда — кухонная, столовая, тарная. Использование шлифовки было вызвано необходимостью изготовления крупных утилитарных каменных орудий (топоры, тесла, навершия булав и др.) и престижных изделий (жезлы и т. п.), потребность в которых именно в это время возрастает. Указанные предметы не могли быть изготовлены в требуемом совершенстве при использовании только существовавших прежде способов и приемов обработки камня. Некоторые из этих орудий требовались для разнообразных работ по дереву (строительные работы, изготовление деревянной утвари, саней-волокуш, лыж и т. д.). Общий набор орудий в рассматриваемое время дополнился прежде всего еще довольно простым земледельческим инструментарием (специализированные мотыги, серпы).
В неолите получили дальнейшее развитие и бытовавшие ранее технологии. Археологически неолит остается все-таки эпохой камня. Обработка камня традиционными способами достигает в нем полного расцвета, а состав сложных и комбинированных орудий становится максимально разнообразным. Наконечники стрел, копий и дротиков настолько совершенны, что в последующем эти же изделия из металла только повторяли форму и размеры существовавших ранее каменных. В неолитическую эпоху подверглись одомашниванию животные и окультурации растения.
Выдающийся вклад в решение проблемы происхождения культурных растений был сделан академиком Н.И. Вавиловым после более сотни экспедиций, охвативших десятки стран мира и практически все регионы СССР. Первый вариант схемы центров культивирования растений был опубликован Н.И. Вавиловым в 1926 г. Наибольшую стройность эта схема получила в последней работе ученого в 1940 г. В этом, четвертом, варианте она содержит семь основных географических центров происхождения культурных растений. Наиболее значительным среди них является юго-западноазиатский центр, включающий Анатолию, Кавказ, Иран, Афганистан, Среднюю Азию и Северо-Западную Индию. В пределах этого центра выделены три очага, имеющие самостоятельное значение: кавказский, переднеазиатский (с территориями внутренней Сирии, Анатолии, Палестины, Иордании, Ирана, Северного Афганистана и Средней Азии) и северо-западноиндийский (охватывает Пенджаб, Северную Индию, Белуджистан, Южный Афганистан и Кашмир).
Работы Н.И. Вавилова, основывавшиеся на сформулированном им «дифференциальном ботанико-географическом» методе, во многом гениально предвосхитили последующие открытия археологов. В частности, именно в пределах юго-западноазиатского центра были открыты памятники, содержащие наиболее ранние находки культурных злаков (пшеница, ячмень, просо). Подтвердились и предположения о самостоятельности в рамках этого центра кавказского и других очагов. Н.И. Вавилов, по существу, положил основу для нового — палеоэтно-ботанического подхода к изучению древности. В частности, он писал по этому поводу: «Невольно исследователь растительных культур подходит вплотную к проблеме автономии и взаимоотношения человеческих культур. Мы не сомневаемся в том, что, детально изучив очаги формообразования важнейших культурных растений, ботаник в состоянии внести существенные поправки в представления историков и археологов. Автономные очаги генов культурных растений являются и вероятными автономными очагами человеческой культуры» (Избр. труды. М., 1965. Т. 5. С. 119).
Раннеземледельческое неолитическое население вело, как правило, комплексное хозяйство. Первые следы доместикации животных (овцы, козы) отмечаются в материалах переднеазиатских памятников, относимых к VIII тысячелетию до н. э. Этот процесс зависел от биологических ресурсов конкретных территорий, этологии животных и прежде всего их способности поддаваться одомашниванию, а также от уровня культуры, исторического и социального опыта человеческих коллективов. Так, овцы и козы были одомашнены в Передней Азии и на Кавказе, так как именно там располагался естественный ареал того единственного вида дикого барана (переднеазиатский муфлон), который оказался оптимальным для этих целей. Значительно позже подошло к доместикации животных население пустынных районов Юго-Западной Азии (например, Аравийского полуострова). Здесь, по всей видимости, был одомашнен верблюд, но уже много тысячелетий спустя после овец, коз и начала разведения коров на территории соседнего Восточного Средиземноморья. Еще более масштабны различия механизмов этого процесса, если сопоставлять его проявления на различных континентах. Однако при всех различиях того, какие виды животных приручались и когда это происходило, последствия перехода к скотоводству, так же как и к земледелию, везде были однонаправленными.
Масштабы последствий при переходе к производящему хозяйству на различных территориях оказывались различными. В плодородных долинах крупных рек этот процесс потенциально приводил к созданию раннегородских цивилизаций, развившихся уже в посленеолитическое время. А в районах с экстремальными природными условиями он не получал своего полного завершения. Но и здесь последствия перехода к производящему хозяйству имели принципиальное значение для будущей социальной эволюции тех или иных обществ. Наиболее существенным здесь явилось то, что новая форма хозяйства позволяла получать избыточный продукт.
Труд при оседлом земледельческом хозяйстве индивидуализировался в несравненно большей степени, чем прежде. Соответственно персонифицировались и результаты труда. Иным становилось отношение к экономической территории, эксплуатируемой общинами. Подготовка разрозненных участков земли к посеву, долгий уход за ними, включавший иногда и искусственное орошение, неизбежно приводили к закреплению конкретных участков земли за минимальными социальными ячейками — семьями. Земли, не требовавшие приложения дополнительных усилий по их использованию, оставались одинаково доступными для всех членов коллектива, но и они находились во владении определенной общины или рода. Таким образом, прежняя достаточно аморфная система племенных территориальных приоритетов в неолитическое время постепенно конкретизировалась в понятиях дифференцированной собственности племени, общины, рода и семьи.
В областях своего интенсивного развития земледелие приводило к разрушению племенной структуры и замене ее на относительно небольшие союзы общин, объединенных экономическими интересами и не предполагающих жестких регламентаций. Экономический фактор приобретал все большее значение и во внутриобщинной жизни. При этом родовые связи не утрачивали своей роли. Трудовая кооперация, различные виды взаимопомощи, семейно-брачные отношения — все это находило свое выражение, прежде всего в сфере родовых структур. Однако по мере утверждения отношений собственности и появления новых ценностей социального престижа и тут происходили определенные трансформации. Они особенно проявлялись в сегментации родов и сосредоточении норм родовых отношений в большей мере на круге лиц, объединенных относительно узким родством (большая семья, братская семья, патронимия и т. п.).
В ходе указанных перемен укреплялась социальная и экономическая роль семьи. Появление избыточного продукта и возможность его наследования привносили в семейно-брачные отношения фактор прямой экономической зависимости членов семьи друг от друга, главным образом, жены от мужа и детей от отца. Усложнились брачные обряды и церемонии. Они стали сопровождаться различными формами выкупа в виде дарений родителям невесты. Дарение стало практиковаться и в других сферах внутриобщинной и межобщинной жизни. Смысл его состоял в утверждении отдельными членами общины своего социального статуса и налаживании дружеских отношений между соседними общинами.
Появление элементов частной собственности и разрушение эгалитарного общества не могло не сказаться на формах общественной регламентации и организации власти. Регламентации расширялись за счет экономической сферы, особенно в отношениях землепользования и взаимных экономических обязательств как между членами общины, так и между общинами в целом. Решения по важным вопросам жизни, вероятно, принимались по-прежнему еще собранием всех взрослых членов. Однако вес голосов участников собраний не был одинаковым. Традиционно признавалось первенство мнений авторитетных представителей родов, знахарей и колдунов. С появлением имущественных различий этот круг пополнялся лицами, владевшими относительно большой собственностью, которая использовалась хозяином частично на нужды рода и общины. Потомки таких лиц имели больше возможностей играть впоследствии важную роль в жизни общины, так как вместе с имуществом отца они наследовали и атрибуты социального престижа.
