Клэр Мейсон встретила его в том же фланелевом халате и вновь всучила огромную кружку чая.
– Дважды за двенадцать часов, – сказала она. – И вы будете уверять, что мне не о чем беспокоиться?
– Всего лишь добросовестность. – Джейкоб обвел рукой владение: – Славное у вас местечко.
– Я его арендую.
В секретной комнате Мейсон воспроизвела запись вчерашней ночи – за исключением приезда и отбытия машины Джейкоба, статичная картинка.
– Есть другой путь на холм? – спросил он. – Пожарная просека или что-нибудь этакое, о чем умолчала карта?
– К северу земля общественная. Шастает всякая шваль. Туристы. Потому-то я и поставила камеры.
– Понятно, – сказал Джейкоб. А еще потому, что ты чокнутая.
Рьяность Мейсон обеспечивала его круглосуточным наблюдательным постом. Джейкоб оставил визитку и попросил связаться с ним, если кто-нибудь вдруг направится к Касл-корту.
Следующие два часа он бродил по Гриффит-парку, тщетно отыскивая выход к каньону. Короткая беседа со смотрителем подтвердила отсутствие лазеек. Если не удастся выпросить у Особого отдела отряд скалолазов, в обозримом будущем труп не найти.
От всех этих трастов, ширм и холдингов несло деньгами. Ни один сайт по недвижимости, даже «Зиллоу», на запрос о Касл-корте ничего не выдал. Лишь к обеду Джейкоб наткнулся на страницу университетского преподавателя, занимавшегося историей южнокалифорнийских высших кругов. Историк проштудировал «Синие книги» с 1926 по 1973 год. Тексты распознаны – можно искать.
Искомое нашлось в издании 1941 года.
Касл-корт принадлежал мистеру и миссис Герман Пернат. Муж был главным архитектором в фирме, носившей его имя. У супругов было двое детей – шестнадцатилетняя Эдит и четырнадцатилетний Фредерик.
В архиве «Лос-Анджелес тайме» обнаружились некрологи: в 1972 году умер Герман, двумя годами раньше – его жена. Дочь Эдит Мерримен, в девичестве Пернат, умерла в 2004 году.
Поиск Фреда Перната привел к киношной базе данных, где многажды упоминались его спецэффекты в третьесортных фильмах. Джейкоб полагал, что подобные кровавые пиршества уже не снимают, но названия всего лишь трехлетней давности уведомили, что Пернат жив-здоров, а еще один запрос выдал его телефонный номер и адрес в районе Хэнкок-парка.
Джейкоб позвонил и, представившись, попросил кое-что прояснить о Касл-корте.
– Чего прояснять-то?
– Вы давно там были?
Пернат деланно рассмеялся:
– Последний раз – когда стал владельцем.
– Когда это было?
– Зачем вам, детектив?
– Ведется расследование, – сказал Джейкоб. – Кто еще имеет доступ в дом?
– Как вы меня нашли?
Джейкоб не любил тех, кто отвечает вопросом на вопрос. Они напоминали школьных раввинов.
– Послушайте, мистер Пернат…
– Хотите поговорить – приезжайте.
– Телефонный разговор меня вполне устроит.
– А меня – нет. – И Пернат повесил трубку.
Глава десятая
Величавый георгианский особняк на Джун-стрит к северу от Беверли-бульвара контрастировал с нойтраским[9] стилем Касл-корта. Роднила их лишь неухоженность. Все прочие дома квартала похвалялись благоустроенностью, свежей покраской и новыми кровлями. У Перната забитые водостоки изгадили палисадник.
Хватило одного взгляда, чтобы вычеркнуть хозяина из числа подозреваемых. Тщедушный высохший старикашка поманил Джейкоба и, визжа палкой по полу, уковылял в сумрак дома.
Загроможденный интерьер тоже контрастировал с пустотой Касл-корта. Отрезанных голов, похоже, не было, хотя они вполне могли затеряться среди мигавших бра, натюрмортов в золоченых резных рамах и китайских ваз с пыльными ростками шелковых цветов. От вычурной полированной мебели не повернуться (фэншуй наоборот), на всякой относительно горизонтальной плоскости толпились безделушки.
И в этих непроглядных дебрях – ни одной семейной фотографии.
Кабинет Перната весь был оклеен афишами и рекламой ужастиков. Сев на истертую козетку, Джейкоб пересилил себя и отказался от предложенного виски. Лишь завистливо посмотрел, как хозяин плеснул себе из хрустального графина. Пернат прошаркал к стенному шкафу, где стояли граненые вазочки с орешками и отрезанная голова.
Окровавленные лохмотья кожи, незрячий взгляд.
Задохнувшись, Джейкоб вскочил.
Пернат мазнул по нему взглядом, потом ухватил голову за волосы и швырнул Джейкобу. Тот поймал.
Резиновая.
– Для копа вы малость нервный, – сказал Пернат.
Он взял из шкафа две вазочки с кешью, одну поставил перед Джейкобом.
– Извините, если не первой свежести. – Пернат умостился в кресле за внушительным дубовым столом.
Теперь было видно, что голова бутафорская, хотя издали выглядела вполне натуральной. Бесспорно, мастерская художественная работа – этакая смесь Моне и Гран-Гиньоля[10].
– Вы так со всеми гостями? – спросил Джейкоб. Сердце еще сбоило.
– Вы не гость. – Пернат закинул орешек в рот. – Давайте к делу, а то мне уже восемьдесят четыре.
Джейкоб снова сел на козетку.
– Расскажите о Касл-корте.
– Усадьба принадлежала отцу, – пожал плечами Пернат. – Он из зажиточного рода, всякой собственности до черта. Дома, фабрики, земли. Полно недвижимости, после его смерти разгорелась нешуточная драка. – Он прихлебнул виски. – По правде сказать, я не нуждался в деньгах. Но сестра решила захапать усадьбу, и я, естественно, воспротивился.
– Ваша сестра скончалась.
– Потому-то я и победил, – хихикнул Пернат. – Помогла пятая колонна – «Вирджиния слимс». – В объятиях большого скрипучего кресла, усаженного шляпками медных гвоздей, он смотрелся высохшим листиком. – Вроде как победил. Адвокаты урвали две трети пирога. Я оставил собственность, которая приносила доход, остальное продал. Жил припеваючи. Усадьба – часть большого владения, которое отец поделил. Он ее сам выстроил. По своему проекту.
– Он был архитектор.
– Свинья он был. Но да, чертил чего-то там. Меня его работы не интересовали. На мой вкус, все как-то стерильно.
Джейкоб посмотрел на чучело обезьяны, подвешенное к потолку.
– Я вас понимаю.
Пернат усмехнулся и встал налить себе еще виски.
– Усадьба приносит доход? – спросил Джейкоб.
– Ни цента.
– Тогда почему не продать? Похоже, она гибнет.
– В том-то и цель. Пусть сгниет. Как представлю, что она разваливается, приятно аж до щекотки. – Пернат закупорил графин и проковылял к креслу, по пути прихватив резиновую голову, которую устроил на коленях, словно ши-тцу. – Мыслилось этакое убежище, где папаша окунется в творчество. К карандашу он там не притрагивался, однако немало натворил и вдосталь наокунался. Все его секретарши и ассистентки полюбовались домом – вернее, потолком, пока папаша на них прыгал. Удивительно, что ни одну не заездил до смерти. Свинья, в полном смысле слова. Угробил мать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
