Хелен Уэкер
ГОЛЕМ И ДЖИНН
Посвящается Кариму
1
Жизнь Голема началась в пароходном трюме. Стоял 1899 год, пароход назывался «Балтика» и шел из Данцига в Нью-Йорк. Хозяин Голема, по имени Отто Ротфельд, тайком доставил его на борт в деревянном ящике и спрятал среди багажа.
Ротфельд был прусским евреем родом из Конина, небольшого, но активно растущего городка к югу от Данцига. Единственный сын преуспевающего мебельного фабриканта, он рано унаследовал семейное дело, когда оба его родителя скоропостижно скончались от скарлатины, однако пользы ему это не принесло. Ротфельд оказался человеком заносчивым, но совершенно лишенным деловой хватки и не особенно практичным. Не прошло и пяти лет со дня со смерти родителей, как бизнес пришел в полный упадок.
Озирая руины некогда успешного предприятия, он подвел первые неутешительные итоги. Ему только что исполнилось тридцать три года. Он хотел жениться и хотел уехать в Америку.
Решить первую проблему оказалось труднее, чем вторую. Помимо заносчивости, Ротфельд обладал и другими малопривлекательными чертами: он был тощим, долговязым и смотрел исподлобья и злобно. Женщины не стремились остаться с ним наедине. Несколько свах захаживали к нему вскоре после смерти родителей, но предлагаемые невесты были недостаточно родовиты, и он их отверг. А когда стало очевидным, что бизнесмен из молодого Ротфельда получился никудышный, предложения прекратились сами собой.
Гордость гордостью, но иногда Ротфельду становилось одиноко. У него не случилось ни одной настоящей любовной связи. В глазах достойных женщин, встреченных на улице, он читал только отвращение.
А потому вскоре Ротфельд решил посетить старого Иегуду Шальмана.
Про этого Шальмана в городке ходило множество разнообразных, но в чем-то схожих слухов: говорили, что он был раввином, но запятнал себя чем-то и за это был изгнан из своей общины; что он одержим дьяволом-диббуком и наделен сверхчеловеческой силой и даже что от роду ему сто лет и он спит с демоном, принявшим женское обличье. Все сходились на том, что в самых темных закоулках каббалы он чувствует себя как дома и не прочь поделиться своими знаниями за хорошую плату. Бесплодные жены крадучись посещали его среди ночи и вскоре после этого объявляли о своей беременности. Крестьянские девушки, мечтающие о замужестве, покупали у Шальмана мешочки с порошками и тайком подсыпали их в пиво своим возлюбленным.
Но заговоры и приворотные зелья не интересовали Ротфельда. Он задумал другое.
Едва заметная тропинка привела его к дверям ветхой хижины среди густого леса, обступившего Конин. Только струйка неопрятного, желтоватого дыма, поднимающаяся из трубы, говорила о том, что это убогое жилище обитаемо. Стены его угрожающе кренились в сторону оврага, по дну которого струился жидкий ручей.
Ротфельд постучал в дверь и прислушался. Только через несколько минут за нею послышались шаркающие шаги. Дверь чуть приоткрылась, и он увидел старика лет семидесяти. Тот был совсем плешив, не считая короткой бахромки седых волос вокруг лысины. Спутанная борода, глубоко запавшие морщинистые щеки. Тяжелый, испытующий взгляд.
— Ты Шальман? — спросил Ротфельд.
Никакого ответа, только непроницаемый взгляд.
Ротфельд нервно откашлялся.
— Я хочу, чтобы ты сделал для меня голема, точно такого, как человек, — выговорил он. — Вернее, как женщина.
Тут старик прервал молчание и издал смех, больше похожий на лай.
— А ты, паренек, хоть знаешь, что такое голем? — спросил он.
— Человек, созданный из глины? — неуверенно отозвался Ротфельд.
— Неверно. Скорее, вьючное животное. Раб, неуклюжий и нерассуждающий. Голема создают для тяжелой работы или защиты, а уж никак не для радостей плоти.
— Значит, ты мне отказываешь? — покраснел Ротфельд.
— Значит, я объясняю тебе, что это дурацкая затея. Создать голема, похожего на человека, почти невозможно. В него ведь придется вложить хоть малую толику сознания, достаточную, чтобы связать пару слов. Не говоря уже о теле, гибких суставах, мускулах…
Старик вдруг замолчал, глядя мимо своего собеседника. Казалось, он обдумывает какую-то неожиданную мысль. Потом он развернулся и скрылся в темной глубине хижины. Через приоткрытую дверь Ротфельд видел, как Шальман осторожно роется в высокой стопке бумаг. Он извлек из нее книгу в кожаном переплете, открыл, внимательно прочитал что-то, ведя пальцем по странице, и только потом поднял глаза на Ротфельда.
— Приходи завтра, — сказал он.
На следующий день Ротфельд снова постучал в дверь Шальмана, и на этот раз она распахнулась сразу же.
— Сколько ты сможешь мне заплатить? — спросил старик.
— Значит, ты выполнишь мою просьбу?
— Скажи, сколько заплатишь, и тогда я дам ответ.
Ротфельд назвал сумму. Старик нахмурился:
— Прибавь еще полстолька, и тогда поговорим.
— Но это все, что у меня есть! — возмутился Ротфельд.
— Ну и считай, что тебе повезло. Сказано ведь, что добродетельная женщина дороже драгоценных рубинов, а ее добродетель я могу тебе гарантировать! — усмехнулся Шальман.
Ротфельд вернулся через три дня и принес с собой большой несессер, набитый деньгами. На кромке оврага он заметил свежую отметину: кусок глины длиной с человеческое тело был словно срезан, а у стены хижины стояла грязная лопата.
Шальман, открывший ему дверь, казался рассеянным, будто его оторвали от какого-то важного занятия. Его одежда и даже борода были измазаны землей. Увидев несессер, он почти вырвал тот из рук гостя:
— Хорошо. Заходи через неделю.
Дверь захлопнулась перед носом Ротфельда, но тот все-таки успел разглядеть темную фигуру, вытянувшуюся на столе: длинное тело, едва намеченные ноги, согнутая в локте рука.
* * *
— Каких женщин ты предпочитаешь? — спросил Шальман, когда через неделю Ротфельд снова пришел к нему.
На этот раз его пригласили в дом. Всю середину комнаты занимал большой стол, и молодой человек то и дело украдкой бросал взгляды на лежащую на нем человеческую фигуру, прикрытую простыней.
— В каком смысле предпочитаю?
— Ну, я ведь делаю женщину для тебя. У тебя должны быть какие-то пожелания.
Ротфельд нахмурился:
— Ну, наверное, хорошая фигура…
— Нет-нет, я пока не говорю о наружности. Я имею в виду темперамент. Характер.
— Ты и этоможешь?
— Да, кажется, могу, — с гордостью кивнул старик. — По крайней мере, могу подтолкнуть ее в нужном направлении.
Ротфельд надолго задумался.
— Я хочу, чтобы она была покорной.
— Покорной она будет в любом случае, — нетерпеливо перебил его Шальман. — Для того и существуют големы — чтобы полностью покоряться воле хозяина. Она сделает все, что ты прикажешь. Ей даже в голову не придет, что можно ослушаться.
— Хорошо, — кивнул Ротфельд.
Он растерялся. Не считая приятной наружности и покорности, у него, кажется, не было никаких пожеланий. Он уже готов был сказать Шальману, чтобы тот делал то, что сам считает нужным, но неожиданно для себя вспомнил младшую сестру — единственную девочку в его жизни, которую он близко знал. Ее переполняло любопытство, и она постоянно надоедала их матери, вечно путалась под ногами и задавала бесконечные вопросы. И юный Отто, проявив необычную для него душевную щедрость, почему-то решил взять ее под свое крыло. Целыми днями они вдвоем бродили по лесу, и он отвечал на бесконечные вопросы девочки. Когда в двенадцать лет жарким летним полднем она утонула, купаясь в реке, он потерял единственного на свете человека, что-то значившего для него.
— Сделай ее любопытной, — попросил он Шальмана. — И умной. Терпеть не могу глупых женщин. И еще, — добавил он, озаренный неожиданным вдохновением, — пусть она будет приличной. Не… не распущенной. Настоящей женой благородного господина.
Брови старика удивленно поползли кверху. Он ожидал, что клиент закажет материнскую нежность или здоровый сексуальный аппетит. За долгие годы составлений любовных зелий для мужчин, подобных Ротфельду, он успел изучить их вкусы. Но любопытство? Ум? Да знает ли этот человек, о чем просит?
Но в ответ он только улыбнулся и развел руками:
— Я постараюсь. Результат может быть не совсем таким, как ты хочешь. Глина есть глина. И запомни вот что. — Шальман слегка нахмурился. — Она все-таки навсегда останется големом, изменить этого я не смогу. В ней будет сила дюжины мужчин. Она станет защищать тебя, не раздумывая, и ради этого легко сможет причинить вред другим. Еще никогда на свете не был создан голем, который не начинал бы в конце концов крушить все вокруг. Ты должен быть готов, что когда-нибудь тебе придется ее уничтожить.
