Он резко развернулся и уселся напротив.
— Что, плохи мои дела, да? — спросил он.
— Плохи, Стив. — Какое-то время мы сидели молча. — Кому была выгодна смерть Скота Барлоу? — спросил его я.
— Рено Клеменсу, кому ж еще! Небось сидит и ржет, живот надорвал от радости. Потому как Барлоу мертв, меня упекли за решетку, стало быть, соперники ему больше не помеха.
Вряд ли, подумал я, Клеменс решился бы на столь жестокое и дерзкое убийство — и все ради того, чтоб избавиться от главных соперников в скачках. Но разве не было случая, когда по той же самой причине один из спортсменов, конькобежец, пытался сломать ногу своему сопернику?..
— Я этого не делал, ты знаешь, — он поднял на меня глаза. — И еще не могу сказать, что сильно сожалею о его смерти.
— Что за кошка между вами пробежала? — спросил я. — Почему ты его так ненавидел? — Я решил, что не стоит расспрашивать его о том инциденте в душевой в Сэндоуне. Не сейчас. Будет куда как лучше, если пока никто не будет знать о том, в каком состоянии нашел я там Скота Барлоу и что он мне сказал.
— Да, ненавидел. За то, что он подлый маленький ублюдок.
— И в чем же заключалась его подлость? — спросил я.
— Да просто подлый, и все!
— Послушай, Стив, — начал я, — если хочешь, чтоб я действительно тебе помог, расскажи все. Так в чем заключалась его подлость?
— Он доносил стюартам, если кто из нас делал что-то не так.
— А ты откуда знаешь? — спросил я. — Он и на тебя тоже доносил?
— Кому? Стюартам?
— Да, именно им, — продолжал я гнуть свою линию.
— Нет, на меня нет, — протянул он. — Но все равно был маленьким подлым ублюдком!
— Но почему? — закричал я, теряя уже всякое терпение.
Он снова поднялся из-за стола, отвернулся, избегая смотреть мне в глаза.
— Да потому, — хриплым шепотом выпалил он, — этот гад сказал моей чертовой жене, что у меня любовница.
Ах, вон оно что, подумал я. Да, это повод для ненависти. Стив же, не оборачиваясь, продолжил:
— И она уехала и забрала с собой ребятишек.
— Ага…
— А откуда Барлоу узнал, что у тебя любовница? — спросил я.
— Да она ему сестра, — просто ответил он.
— Полиция об этом знает?
— Надеюсь, что нет, черт побери, — ответил он и резко развернулся лицом ко мне. — Получается, что мотив у меня был, верно?
— И когда же все это началось? — спросил я.
— Давно. Несколько лет назад.
— И у тебя до сих пор роман с сестрой Барлоу?
— Да нет, погуляли и разбежались, — ответил он. — Давно все кончилось, но Натали, моя жена, так и не вернулась. Уехала, а потом выскочила замуж за какого-то чертова австралийца, и вот теперь они живут в Сиднее. С моими ребятишками. И как, спрашивается, я могу с ними видеться, если они на другом конце света? Во всем виноват этот ублюдок Барлоу!
Я подумал, что жюри присяжных вряд ли согласится с этим его утверждением.
— Ну а почему на вилах оказались корешки от чеков по ставкам? — спросил я.
— Я тут ни при чем, — ответил Стив.
— Но на них твое имя, — заметил я.
— Да, и было бы очень глупо оставлять их на этих чертовых вилах, если б это я убил ими Барлоу. Я ведь еще не окончательно рехнулся. Ясное дело, что подстава. Неужели не видно?
В полиции наверняка сочли Стива полным идиотом, если все их доводы в пользу его виновности строились на этих уликах. Впрочем, подумал я, возможно, у них есть и какие-то другие улики, о которых мы пока что не знаем. Узнаем лишь при ознакомлении с делом, перед началом слушаний, а пока что можно только догадки строить. Как бы там ни было, но материалы дела следует просмотреть перед судом очень тщательно.
— А кстати, это были именно твои чеки? — спросил я. Оба мы знали, что жокеи не имеют права делать ставки на лошадей, это условие было обговорено отдельным пунктом в лицензии.
— Может, и мои, — ответил он. — И если да, то моего имени на них быть никак не должно. Я не такой дурак! — Он рассмеялся. — Впрочем, сейчас это меньше всего меня волнует.
— Это правда, что Барлоу шарил в карманах других жокеев, искал чеки? — спросил я.
— Ну, не знаю, — протянул он. — Сомневаюсь. Наверное, сам и распустил эти слухи. — Он, усмехаясь, смотрел на меня. — Да чего я только не наговорил, лишь бы нагадить этому уроду.
Получалось, что Стив Митчелл, а вовсе не Скот Барлоу был на самом деле подлым маленьким ублюдком.
— Надеюсь, его убили не из-за этих слухов, — сказал я.
Стив снова поднял на меня глаза.
— Черт, ну и влип, мать его! — пробормотал он.
Глава 5
Во вторник вечером я поехал повидаться со своим тренером, Полом Ньюингтоном.
А Стива Митчелла оставил в тюрьме Буллинг-дон в крайне угнетенном состоянии духа.
— Когда сможешь вытащить меня отсюда? — спросил он, пожимая мне руку.
— Не знаю, Стив, правда, не знаю, — ответил я. — Вряд ли тебя отпустят под залог, ведь ты обвиняешься в убийстве.
— Но я этого не делал! — наверное, уже в сотый раз произнес он.
— А вот в полиции считают иначе, — сказал я. — И, боюсь, в суде поверят скорее им, нежели тебе.
— Но ты хоть попытаешься? — с надеждой спросил он.
Лично я считал эти попытки напрасной тратой времени.
— Заставлю Брюса Лайджена подать еще одно прошение, — сказал я.
— Нет, лучше уж ты сам этим займись, — потребовал Стив.
Я-то знал: это не самая лучшая идея для барристера — появляться на слушаниях по рассмотрению прошения о выходе под залог. Подобное появление всегда производит впечатление чрезмерного усердия, что само по себе подозрительно. При этом в глазах суда ответчик выглядит еще более виновным. Порой одного этого факта бывало достаточно, чтоб отказать в удовлетворении прошения. А уж когда речь идет о жестоком убийстве… Скорее у курицы зубы вырастут, чем Митчелла отпустят под залог.
— Не думаю, что здесь есть хоть какая-то разница, — пробормотал я в ответ.
— Так когда же я выйду отсюда? — В голосе Стива звучало отчаяние.
— Послушай, Стив, — осторожно начал я, — думаю, тебе надо набраться терпения и подготовиться к долгому пребыванию здесь. Судебное заседание назначат не раньше чем через полгода, так что просидеть придется еще как минимум год.
— Целый год! — воскликнул он и побледнел. — О господи! Да я тут с ума сойду!
— Постараюсь вытащить тебя как можно скорей, но не хочу слишком обнадеживать.
Я смотрел на Стива — тот стоял, сгорбившись, опустив голову, и от этого казался еще меньше ростом. Может, он и был самонадеянным и эгоистичным типом, раздражавшим любого, кто с ним сталкивался, но в то же время он, вне всякого сомнения, был одним из лучших в своей нелегкой и выматывающей все силы профессии. Он был безобидной жертвой неведомых мне обстоятельств и уж никак не убийцей — в последнем я был совершенно уверен. И не заслуживал, чтоб его держали в этом кошмарном месте.
Мне даже показалось — Стив вот-вот расплачется. Возможно, впервые за все время он осознал, в какую попал переделку, и радоваться тут определенно было нечему.
Мне страшно не хотелось оставлять Стива в таком состоянии. За годы работы мне приходилось оставлять своих клиентов в тюрьме, и спектр их эмоций отличался невероятным разнообразием — от бешеной ярости до полного равнодушия. Видеть это было нелегко, но впервые за все время я разделял гнев своего клиента. Так, погоди минутку, сказал я себе, он ведь никакой не твой клиент и быть им не может.
Я всегда радовался, когда удавалось вырваться с работы и приехать к Полу Ньюингтону. Он совсем не похож на тех людей, с которыми мне приходится общаться ежедневно. Начать с того, что я, кажется, ни разу не видел его в галстуке и почти никогда — в пиджаке. Дома он обычно носил синие джинсы с протертыми коленями и обмахрившимися внизу брючинами. А сегодня по случаю моего приезда вырядился в черный свитер с надписью «Motorhead», выведенной зигзагообразными, похожими на молнии, буквами. На мой взгляд, не самый лучший выбор, когда принимаешь владельца одной из лошадей.
Но именно поэтому, наверное, он мне и нравился. Пол говорил: лошадям плевать, в чем он к ним выходит, пусть даже в домашнем халате и тапочках. Так к чему выряжаться перед владельцами? И я проявил такт и не стал напоминать ему, что не лошади платят ему за содержание, питание и тренировки. Кстати, то была одна из причин, по которой ему так и не удалось добиться больших достижений. Богатые владельцы любят, когда ими восхищаются, когда тренеры проявляют к ним особое почтение. А богатые владельцы всегда покупают лучших лошадей.
И вот Пол постепенно растерял своих богатых владельцев, они разбежались к другим тренерам, более почтительным и сговорчивым. Сам я дважды подавлял такое желание, уж очень мне нравилась непринужденная атмосфера его хозяйства. Полная противоположность столь хорошо знакомой мне, строгой и формальной обстановке в залах суда.
