– Возвращайтесь. Возвращайтесь с кровью на рукавицах, со смрадом требухи постылых гостей в замусоленных ножнах. С оскалами черепов на наконечниках копий. Возвращайтесь с праздничными песнями волынок и победным рокотом бубнов. Возвращайтесь, мы вас ждем.
Позади сгорело все.
Нет прошедшего, нет упований…
Есть маленькая надежда: по смолистым ветвям развесить трупы пришлой погани, вдоволь насытить воронье нелепой плотью, удобрить неродючий песок басурманским мясом.
– Да светится морской восход, да сбудется завтрашнее утро аки на песке прибоя, так и на горных высях. Да простятся прегрешения наши, да сторицей оплатятся недругам нашим. Да приидет избавление от супостата. Во веки веков.
Только это и греет промозглыми ночами. Только это и освещает тропу беглецов. Только это.
– Сосны, мы вернемся. Мы обязательно вернемся.
– Мы придем в свой дом.
– Обязательно придем…
– Придем…
…
Хоть и поздно, но, прервав междоусобицы, собирались лордовские кланы под знамена Сигмонда. Прискакал полу-напуганный, полу-разьяренный лорд Грауденхольдский со дружиною. Кони в мыле, бока мехами кузнечными ходят. Люди приморенные, доспехи в пыли, рожи в саже, одежды потом протухли. Кровавых пятен не заметно, в глазах растерянность недоумения, но оружие у всех имеется и брони справные.
Привелось надменному лорду вкусить горечь унижений, познать мощь удара тамплиерского. Довелось скорбно обнаружить, что громада Грауденхольдская для войны столь же пригодна, как вол для коровьей случки, как каплун для гнездованья. Что, может и годились башни для устрашения разбойничьих шаек, служили защитой от худосильных дружин завистников да мести кровников, только бесполезны против обученного многочисленного войска. Возводились стены для бахвальства мнимым могуществом клана, для похвальбы пред обедневшими соседями, строились гордыни ради. Да и дружина, кичливо в парадных кирасах по двору вышагивать горазда, только, вот на бабах скакала охотнее чем боевыми седлами ягодицы натирала. Только, вот лупить трактирщика, да по кабакам браниться, оказалось не в пример легче, чем на бранном поле с храмовниками переведаться.
Стоило подойти передовым отрядам тамплиерским, без таранов, без камнеметов, даже без лестниц осадных – пала крепость. Хитрющий брат-рыцарь выискал слабину обороны, не преминул представившейся оказией воспользоваться. Нечаянным изъездим, с наскоку захватил ворота, даже руки не закровавил.
Большой беды в том не было. Соберись кланщики с духом – одним решительным ударом вышибли бы туркополов из замковых пределов, отбросили за ров. Там, на луговых просторах, не дав храмовникам построиться, навалиться бы конной силой, да изрубить схизматов в капусту. Только велики глаза у страха. Запаниковал лорд и некому было мудрым словом, храбрым делом ободрить сюзерена. Растерялись ратники, бестолково заметались. Кто коня седлать, кто женку утешать, кто скарб в переметные кули как ни попадя запихивать.
Тут повезло неоддовцам, оплошали тамплиеры. Ученые правильному ведению боя, не ждали от противника такой бестолковщины. Могли разметать растерянных грауденхольдцев, мигом захватить весь замок со всем добром и народишком. Только, следуя военным канонам, скомандовал брат-рыцарь закрепиться в башне, ждать скорой подмоги.
Поосторожничал. Посчитал свою задачу более чем удачно исполненной, рисковать не счел нужным. Упустил редкую удачу.
Так, бой не начавшись и закончился. Увидев бездеятельность тамплиерскую, лорд приободрился, но на сечу отважиться не решился. Резво собрались грауденхольдцы, да прочь и подались. А, раз уж привелось родовое гнездо покинуть – так не достанься отчина супостату! На прощанье сожгли замок.
С тем в Гильдгард и заявились.
Здраво рассудил лорд – страшен Сигмонд в гневе, да чай свой витязь, ноддовский. Старого зла не припомнит, прошлого не вспомянет, былым попрекать не станет. А стены Гильдгарда крепкие, стрельницы высокие, рвы глубокие. За вратами града, буде на то воля милостивейшего Бугха, можно и отсидеться, отбиться от супостата-еретика.
* * *
Кто в ранах, кто в страхе, кто в одном белье исподнем, да прибывали лорды – пустоцвет земли ноддовской.
Впрочем, что греха таить. Не все властители верность родной земле и вере хранили. Сыскались и крысы нечистые. Кто по слабостям духа, кто по запредельной алчности, кто по дури несусветной, только своей волей, без боя, без спору открывал храмовникам ворота, принимал обряд Бафометовый. Поганые новообращенцы не только в замковых молельнях тригоны обернули. Выступили под храмовничьим Beauseant-ом против своих же, против земли Нодд. И первый среди них – лорд Скорена с супругой, бесноватой леди Диамант.
У Великого Приора Локи в большом фаворе хаживал. Командирствовал всеми кланами изменщиков.
Ходили слухи, что заслуга эта, коль слово сие приемлемо для бесчестного деяния, вовсе и не лорда-подкаблучника, но гулящей бабенки евойной. Погутаривали, что Диамантша (ведьма, чисто ведьма) снюхалась с Черным демоном Локи. Впрочем, похоже что не этим годом завели приятельство, но много ранее, в неких краях, за оковидом людским невидимым, спутались двое чародеев. Что с издавна повязаны одной веревочкой, бесами сплетенной, и уже много невинных душ загубить успели, прежде чем добрались до несчастного Нодда. Только в каких таких незнаных землях, да и в землях ли вообще, может и в потусветных пучинах сумрачных, обитали злодеи, каких людей или нелюдей жизни лишали, никто не знал. От того болтали разное, часом вовсе несообразное несли, за что порою изрядно получали по мордасам.
А доподлинно известно – леди Диамант (не к ночи будь помянута) дружбу с Черным водит крепкую, с ним винишко попивает, на крови колдует. И удивительного в том нет ничего. Известно – рыбак рыбака издали замечает, а ворон ворону в глаз клювом не тыкнет. Удивляла, разве, звериная лютость да безудержно ненасытная похоть суки подколодной.
Боялись ее поболи Черного Локи.
Убегая от лиходейкой душегубицы, приходили к Сигмонду, горожане и поселяне. Ободранные, оголодавшие, дрожащие, со страхом в глазах. Их надо было насытить, ободрить, поставить в строй.
Искали защиты, стекались со всех концов разоренной земли, уцелевшие после разгрома замков кланщики и псы войны. Прибредали израненные, в окровавленных повязках, группками и поодиночке, кто с оружием, кто без. Их надлежало излечить, вооружить, вернуть в строй.
Приходили те, кто желал сразиться с врагом, гордые духом люди. Злые и беспощадные опытные рубаки, потерявшие все кроме меча и чести. Им надо было показать место в строю.
Всех надлежало разместить, накормить, подлечить, к делу приставить. Словом забот навалилось невпроворот. Днем и ночью работали кузницы, столярные мастерские и все те, кто мог производить вооружения. Из прибывающих отбирались сведущие мастера, подмастерья, сельские кузнецы, молотобойцы, люди хоть чуточку с ремеслом знакомые. Приставлялись к работам крепкие да смышленые поселянские парни, котоые кувалдой по стальной полосе попадали. Иные, что промахивались, те меха кузнечного горна раздували.
