Она покачала головой. Руки ее сделались бледнее скатерти. Стоять в церкви рядом с дядей Робертом — да она бы в обморок грохнулась, или вообще умерла бы! Она бы и с места не смогла встать. При одной только мысли об этом у нее коленки задрожали.
— На что она тебе сдалась? — презрительно спросил Кен.
— Невинность. Когда я говорил об испорченных детях, вдохновение вдруг шепнуло мне: «Покажи им, о чем ты говоришь. Представь пред их очи образ чистоты и спроси: «Почему?» Спроси их: «Почему мы позволяем себе марать такую чистоту?» Такие слова острее самого острого меча. Они одним махом проникают в самое сердце. Невинность — один удар. Испорченность — другой удар. Для грешной души они — смертельное оружие».
— Элла уже слишком взрослая, она давно не ребенок, — заметил ее отец.
— Ей четырнадцать, — добавила мать.
— Об этом я и подумал, — признал дядя Роберт.
— Ну, не то чтобы она не была невинна… — протянул Кен.
— Это вполне естественно, ей ведь только четырнадцать, так что в этом отношении… — подхватила Джульетта.
— Лучше б так и было, — перебил ее Кен.
— Нет, в смысле, да, наверняка, — промычал дядя Роберт с набитым ртом. — Я имею в виду, это каждый примет как само собой разумеющееся, стоит только взглянуть на нее. Но что до чистоты духа… детской невинности… Ведь в четырнадцать ты уже не дитя, Элла.
Она снова помотала головой.
— Голос вдохновения умолк — так же быстро, как и появился. Я решил, что у каждого есть собственный образ детской чистоты. В смысле — свой собственный образ, до того, как порча проникла внутрь. До того, как гниль пустила корни в душе. И это только испортило бы все дело, покажи я им четырнадцатилетнюю девицу, пусть даже собственную племянницу, и внучку Эрика Уоллиса, в качестве напоминания о Святом Младенце. Заметь, Элла, будь ты года на два помладше — я бы это сделал.
— Хорошо, — пролепетала она, чувствуя, что от нее ждут ответа.
— В твоем возрасте девочки меняются, — продолжал он. — Ты понимаешь, о чем я? Они становятся… женщинами.
— Элла еще не женщина, — вставила ее мать.
— Но станет ею, Джули, дорогая моя. Личико-то у нее пока еще детское. И волосы тоже. Но тело тем не менее уже становится женским.
— Она скоро пострижется, — предупредил Кен. — А то это уже становится предметом тщеславия.
— Ах! Тщеславие! Ну, это женский грех, не детский. Твое тело уже начало меняться, Элла?
Она умоляюще взглянула на родителей, но те уставились в свои тарелки. Дядя Роберт, наклонившись вперед, пристально глядел на нее. Его бакенбарды стали похожи на щупальца.
— Марии, должно быть, было примерно столько же, сколько тебе сейчас, — сказал он. — Может, она была чуть постарше, но месячные у нее еще не начались. Потому-то Бог и избрал ее. Она, конечно, была замужем, но оставалась девственницей. Больше, чем девственницей: ее тело было совершенно чистым, — он сунул в рот картофелину. — У тебя уже начались месячные?
— Она немного отстает в развитии, — ответила за нее Джульетта.
Лицо и руки Эллы пылали от стыда. Кусок не шел в горло. Есть рядом с этим человеком было все равно что копаться в грязи. Она почувствовала на щеках слезы — их дорожки тут же высыхали на пылающей коже.
— Для девичьего тела нет ничего лучше, чем как можно дольше оставаться чистым, — объявил дядя Роберт. — Девочки в наше время становятся готовы к половой жизни все раньше и раньше. Некоторые даже в девять лет! В газетах чуть ли не каждую неделю появляются истории про тринадцатилетних девиц, что живут с одиннадцатилетними мальчиками, как жена с мужем. Да разве это удивительно? Посмотришь на нынешних детишек — им едва за двенадцать перевалило, а выглядят на все восемнадцать.
Элла вцепилась в свои приборы, борясь с желанием выскочить из-за стола. Ее мать от неловкости ковыряла картошку в своей тарелке.
— У нас таких полно на сервисе. Приходят покупать сладости. Им еще и сигареты-то не продают, а они уже носят эти коротенькие топики. Пупки проколоты. Груди — вот такие!
Элла уронила вилку.
— Папа, мне надо в туалет! — она уже почти сорвалась с места.
— Ладно, иди, — он не разрешил бы ей, но это был, возможно, самый быстрый способ отвлечь дядю Роберта от его любимой темы. — Надо бы мне тоже вернуться к проповедям.
— Вот это по-божески, Кен! А ты, Джули, молись, дабы отвадить дьявола от души своей маленькой девочки!
Эллу мучительно рвало в туалете. Ее тошнило так долго и сильно, что внизу ее явно должны были услышать. Желудок сотрясали судороги — до тех пор, пока последние струйки слюны, стекающие в раковину, не окрасились кровью.
Глава 8
Рождество худо-бедно пережили. Наступило следующее утро — День Подарков, — а вместе с ним пожаловала Холли Мейор. Лучшая подружка Эллы взгромоздилась с ногами на стул в ее спальне.
— Мы вчера так наелись! Меня чуть не стошнило!
— Меня тоже…
— Небось много шоколаду слопала?
— Так, чуть-чуть.
— Ой, а мы так много! Даже не смогли доесть. Я сегодня на завтрак доедала.
— На завтрак? — поразилась Элла.
— Ну, так ведь Рождество же. День Подарков — это тоже вроде Рождества, — стул под Холли угрожающе закачался на двух ножках.
— Мой папа даст тебе подзатыльник, если увидит, как ты сидишь.
— Так мы же услышим, если он пойдет наверх, — что бы Холли ни говорила, все звучало как вопрос, но она пребывала в непоколебимой уверенности, что отец Эллы ее не отшлепает. — Нам подарили огромную коробку рахат-лукума от «Маркса и Спаркса», только он был совсем как настоящий, с сахаром и все такое. Мой братик слопал штук двадцать. Мы теперь, наверно, ужасно растолстеем.
— Я тоже.
— Ну, тебе это не грозит, ты всегда будешь такая же худенькая. Глянь! — Холли ухватила себя за пухленькое предплечье, а потом наклонилась, и для сравнения ущипнула кожу на руке Эллы. — Еще целых две недели. Ну, тринадцать с половиной дней.
— До чего?
— До школы, конечно, — наконец Холли добралась до того, ради чего позвонила Элле и пришла к ней в гости, после того как они больше недели не общались. — Ты как, возвращаться собираешься?
— Да. Думаю, да. Не знаю. А что?
— Ну, после того как эта машинка…
— Я её не крала.
— Но все так думают, — ясно было, что в это «все» входит и сама Холли.
— «Все» неправы. Она просто оказалась в моей сумке. Наверно, так случилось, потому что я о ней думала.
— Да ну?! Ты только подумала о ней, и она — раз! — и сама переехала в твою сумку?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
