Она широко улыбнулась и вынула из кармана куртки бутылку пива.
— Привык, значит, снимать женщин в таких поездках?
— Да ладно, всего-то два раза дело было.
— Но ведь всегда можно спуститься в трюм и запереться в туалете, а потом претендовать на членство в «клубе метровой глубины»[39].
— Знаешь, — поморщился я, словно такая мысль только что пришла мне в голову, — не могу припомнить ни одного романа, начавшегося в туалете, который продолжался бы достаточно долго. Хм, как странно.
— Почему ты на меня так смотришь?
— Извиняюсь, но дело в твоем пирсинге. Считаю, сколько у тебя чего.
— Ну и?
— Ну и… семь, насколько мне видно.
— Ха! — возразила она и задрала футболку, чтобы показать пупок, изящно проткнутый металлическим стерженьком в форме косточки.
— Восемь, — продолжил я.
Она сделала глоток, тыльной стороной руки отерла рот и, не смыкая губ, провела языком за нижними зубами, буравя меня явно изучающим взглядом и кивая.
— Всего их девять, — сказала она и сделала быстрое движение, которое я принял сперва за поклон; но нет, это она будто оглядывала себя сверху вниз.
— Ну и ну, — проговорил я, — То-то, наверно, весело проходить через металлоискатель в аэропорту.
Брови ее слегка приопустились.
— Все так говорят, — пожала она плечами. — На самом деле никаких проблем.
— Охранники в аэропорту многое теряют из-за своей беспечности.
— Не нравится пирсинг?
— Что тут скажешь… — Губы мои скривились в ухмылке. — Я законченный гетеросексуал.
Приподнятая бровь свидетельствовала, что Джоу меня поняла. Она оглянулась на мигающие в такт музыке огоньки, они отразились в металле, густо покрывавшем ее лицо.
— Послушай, — сказала она, — пошли танцевать?
— А я думал, ты уже никогда не предложишь.
Мы так и не записались в «клуб метровой глубины», или как там его. Прождав еще час, мы занялись потом неистовым, энергичным сексом уже на другой посудине, то есть у меня дома, на «Красе Темпля». Там я обнаружил девятый пирсинг.
— У-у-ух, раскачай эту гребаную лодку, парень.
Я проснулся посреди ночи: Джоу лежала на моей руке, и та затекла. «Краса Темпля» покоилась на илистом покатом дне Темзы. Из-за того что моя баржа занимала наклонное положение лишь в самой низкой точке отлива, я даже ночью мог в какой-то минимальной степени оценить фазу отлива, хотя в спальне шторки всегда плотно закрывали световой люк, по наличию — или отсутствию — ощущения некоторого крена кровати в сторону изголовья. Сейчас я его чувствовал. Глубоко вдохнув, я проверил, присутствует ли в воздухе источаемый илом запах тления, проникающий иногда в спальню в такие вот летние ночи, жаркие и безветренные. Ничего. Только аромат женских духов.
Девушка спала в небрежной позе, перекинув через меня ноги, что-то тихонько бормоча во сне. Кстати, я заметил, что она любит поговорить, занимаясь любовью, и ей нравится, чтобы ее кусали. Ну, не совсем кусали, скорей щипали зубами, но все же довольно сильно. Помнится, она сама даже выразила удивление, что я не имею подобной склонности. Во сне она странно засопела на вдохе, словно раздраженно вздохнула, затем прижалась ко мне покрепче и опять затихла, дыша размеренно и нечасто.
В тусклом свете, излучаемом панелью радиобудильника, виднелся маленький пластмассовый контейнер для ее контактных линз, положенный на тумбочку рядом с кроватью. Джоу носила модные линзы, благодаря которым ее глаза светились, когда на них падали ультрафиолетовые лучи. Танцевать с ней на палубе прогулочного катера при свете старомодных гирлянд было… увлекательно.
Вглядываясь в ее лицо, я отметил слабые блики на усеявших его пирсинговых колечках из нержавейки. Я вовсе не возражаю, если кому-то хочется покрывать кожу татуировкой или кусочками металла — в конце концов, кто возьмется судить, чем это лучше или хуже подтяжки лица и силиконовых имплантатов, липосакции или инъекции ботокса? Не знаю. Но чем больше о подобном думаешь, тем более странными кажутся блестящие кусочки металла, продетые сквозь живую человеческую плоть. Мы готовы пуститься во все тяжкие, подумалось мне, чтобы только выделиться на фоне других. Нов общем-то, носят же люди металлические сережки и металлические пломбы, а есть и еще более диковинные вещи; так, в одном африканском племени девочкам, пока они растут, надевают все больше и больше колец на шею, и та становится такой длинной, что может, если снять кольца, просто сломаться, и девушка умрет.
Джоу была забавна с этими ее ультрафиолетовыми линзами, и вообще. К тому же мы разоткровенничались и установили, что, расставшись с прежней своей половинкой, оба находимся в активном поиске (и не исключено, что новой половинки).
Ну что же, посмотрим.
— …гостем вашей страны, сэр, и я не мог поверить, что все это слышу здесь, в центре Лондона, а не в Кабуле или Багдаде. Я не мог поверить ушам. Я должен был оглядеться и еще раз уверить себя, что нахожусь в лондонском кебе, а не…
— Послушайте, мистер Хехт…[40]
— Откуда, черт возьми, вы беретесь, такие люди? Господи боже, только вдумайтесь, мы за одно утро потеряли четыре тысячи человек. Все ни в чем не повинные мирные граждане. Это война. Разве не понятно? Пора проснуться. Пора принять решение, на чьей вы стороне. Когда наш президент сказал «кто не с нами, тот против нас», он говорил за всех честных американцев. Когда ваш мистер Блэр сделал выбор, можно было подумать, что он выражает мнение всех честных британцев, но я что-то не возьму в толк, на чьей стороне вы. Как-то не похоже, что на нашей.
— Мистер Хехт, если вы мне предлагаете выбор между американской демократией и воинствующими женоненавистниками с их диктатурой шариата, поверьте мне, я действительно на вашей стороне. Я бы донес на родного брата и своими руками засадил его в тюрьму, если б узнал, что он как-то причастен к событиям одиннадцатого сентября. Знаю, мистер Хехт, что это прозвучит для вас непривычно, особенно после того, что вы услышали от меня вчера, но я и вправду многое люблю в Америке. Люблю ее свободы, в особенности свободу слова, ее страсть улучшать все и вся. Она до сих пор остается страной открытых возможностей, я это знаю, нет лучшего места на планете Земля для молодых, здоровых, талантливых и честолюбивых. Многих из нас, британцев, неприятно поражает, сколь малое число американцев имеют заграничные паспорта, но я посещал Штаты, путешествовал по этой стране и понимаю, почему это: ведь Америка сама по себе целый мир. Ее штаты действительно подобны странам, ее простор, огромное разнообразие климата и ландшафта — это потрясающе, это прекрасно. А есть ли хоть один народ, хоть одна этническая группа, которые не представлены в Штатах? Американцам нет нужды вылезать в окружающий мир. Этот мир сам к ним пришел, и легко понять почему… Однако у меня, мистер Хехт, много разногласий с американцами; я, например, никогда не пойму тех, кто голосовал за человека, утверждающего, что он по праву является вашим президентом… Но поскольку не все американцы имеют право голоса, а из тех, кто имеет, половина не удосужились им воспользоваться, а из тех, кто воспользовался, за Дабью проголосовали меньше половины, то, значит, по моим прикидкам, меня шокирует поведение всего лишь примерно двадцати процентов американцев, а то и меньше, что вовсе уж не так страшно. Но это больше похоже на разногласия с кем-нибудь из любимых членов семьи; они и значат для вас так много, потому что вы так близки. А веду я к тому, что из-за своего гнева, из-за своей боли вы… то есть ваше правительство, совершили и продолжаете совершать ошибку за ошибкой, эти ужасные ошибки повредят Америке, а с ней и всем нам. А мне совсем не хотелось бы это увидеть.
— Знаете, я как будто слушаю совсем другого человека, сэр, даже не знаю, как вяжется то, что вы говорите сейчас, с тем, что сказали вчера.
— Хочу вам сказать, мистер Хехт, что вокруг всего этого уже началось какое-то безумие. Люди отрицают очевидные факты, а от этого не выгадывает никто. Хотя нет, не верно. Такой подход на руку тем, кто все и затеял. Ваше отрицание фактов льет воду на мельницу ваших же врагов. Если вы не поймете этого, если не поймете их, то никогда их не победите. Так что уверенность, будто на Америку напали из зависти, есть не просто нелепость и самообман, это еще и установка на собственное поражение. Поймите же, бога ради, это был не просто каприз-переросток. Двадцать в высшей степени преданных своему делу людей не станут месяцами тренироваться, чтобы пойти на заведомую гибель при выполнении тщательно спланированной и скрупулезнейшим образом проведенной операции — о которой самая большая и самая богатая в мире служба безопасности даже не подозревает, хотя все происходит прямо у нее под носом — только из-за того, что у вас больше бытовых электроприборов, чем у них. Как там говорилось? «Все дело в экономике, балбесы»?[41] Нет уж, в данном случае дело во внешней политике. Все, черт побери, очень просто. И в общем-то, мистер Хехт, им даже наплевать, понимаем ли мы с вами все это; для них важно, что Соединенные Штаты со времен последней мировой войны неизменно снабжали деньгами и оружием все самые коррумпированные режимы, поддерживая тиранов, потому что те сидят в своей пустыне на нефтяном кране, и до сих пор помогают им подавлять недовольных; важно, что неверные оккупировали их святые места, важно нескончаемое угнетение палестинского народа, осуществляемое властями пятьдесят первого штата Америки. Именно так они смотрят на происходящее. Вы можете сколько угодно спорить с таким их анализом, но не обманывайте себя, заявляя, будто причиной всему элементарная зависть, возбуждаемая американскими супермоллами.
