— Командир, — настаиваю я. — Мне не впервой сутками сидеть в засаде, пробираться по занятой врагом территории. Я умею быть незаметным, справлюсь.
— Хорошо, — наконец, неохотно соглашается Дронов. — Оставлю тебя наблюдать. Но только наблюдать. Никаких других действий не предпринимать. И дам тебе напарника.
Я пытаюсь воспротивиться, но командир слушать меня не хочет, жестом прекращает мои излияния. Он внимательно оглядывает людей:
— Парни, это должен быть доброволец, так что решайте сами.
Все призадумываются. Трусов среди нас нет, каждый отличился и в сорок третьем, и здесь. Однако затея моя слишком опасна. Мы привыкли работать в тылу у инопланетных тварей, но оставаясь на одном месте прямо у них под носом, превращаемся в смертников. Риск быть обнаруженными очень высок. Если нас засекут, рассчитывать нам не на кого, кроме как на себя. Огневой поддержки спасательных групп не будет. А чужаки, в случае нашего обнаружения, вмиг превратят наш дом в гору камней.
Молчание длится недолго.
— Я останусь, — вдруг говорит Курт Брюннер. — Хочется узнать, что эти твари затевают.
— Хорошо подумал? — прищуривается Дронов.
— Да, — спокойно кивает Брюннер.
— Только без самодеятельности, — приказывает нам Дронов. — А теперь надо перекусить, путь предстоит неблизкий.
У нас с собой стандартные армейские пайки «неприкосновенного запаса»: небольшие брикеты, плотно запакованные в серебристый, напоминающий фольгу материал. Ко всему прочему, у нас имеется такой шедевр, как Вонючка, который, будучи вечно голодным, постоянно таскает что-то из магазинов.
Брикет «неприкосновенного запаса» весит не больше ста грамм, но в каждой упаковке полноценный рацион дней на десять, плюс напитки. Достаточно высыпать в любую емкость содержимое одного из находящихся внутри упаковки маленьких пакетиков и добавить каплю жидкости из хранящейся там же специальной капсулы, спустя минуту получается довольно густой ароматный горячий суп или же каша с кусками мяса и овощей. С напитками точно так же. Как нам объясняли, все это искусственно синтезировано, но витамины при этом не исчезают, плюс ко всему в пищу добавлены безвредные стимулирующие препараты, состоящие исключительно из органических веществ.
Дронов приказывает первым уничтожившему свою порцию еды Вонючке сменить Вальдера, несущего вахту на первом этаже. Сашка вздыхает, выражая покорность судьбе, и, тяжело пыхтя, идет к ведущей вниз лестнице. Оно и понятно, после еды скакать по разбитым ступенькам мало кому захочется. Остальные тем временем могут немного расслабиться, расчистив от камней место на полу под балками перекрытий. Кузя, по обыкновению, тут же засыпает.
Завидую ему черной завистью. У парня крепкие нервы и железная выдержка. Несмотря на то, что я смертельно устал, все равно не могу сомкнуть глаз. Чтобы хоть как-то отвлечься, спрашиваю Максима:
— Слушай, а кто были те двое с тобой, когда вы атаковали чужаков?
— Обычные люди, — партизан пожимает плечами. — Я на них натолкнулся вскоре после гибели Соле. Они называли себя «Движением сопротивления» и устраивали вылазки на чужаков.
— И много ты с ними сделал вылазок?
— Та была первой, — вздыхает Максим.
— Не подоспей мы, она бы для тебя стала последней.
— Мне было наплевать.
— Не забывай, о чем я тебе говорил. Тебя никто воскрешать не будет.
— Я помню, — кивает Максим.
Глава 9
Время небольшого перерыва быстро истекает, Дронов по переговорному устройству спрашивает Вонючку, как обстоят дела в холле.
— Все то же, — слышится недовольный Сашкин голос. — Патрули, правда, зачастили.
— Готовимся к выходу, — приказывает нам Дронов. — Всем проверить оружие и экипировку.
Ребята собираются быстро, два раза никому повторять не приходится. Командир поворачивается к нам с Брюннером:
— Даю вам двое суток, чтобы все тут разнюхать. По истечении этого срока на прежнем месте вас будет ждать катер.
— Ясно, — отвечаем мы одновременно.
— Постарайтесь успеть, — говорит он, и слова его звучат, как просьба, а не приказ.
Мы начинаем прощаться. Никто из нас никогда не говорит «до свидания» или «пока». Тем более мы не произносим слова «прощай». Вместо этого желаем друг другу удачи или говорим «возвращайся».
— Удачи вам, ребята, — я пожимаю руку каждому. — Мы проследим за отходом и, если что, прикроем.
— Категорически запрещаю! — бесстрастное лицо Дронова сразу становится суровым. — Не вздумайте себя раскрыть. Я вас не для того здесь оставляю.
— Командир… — начинаю я, но Дрын не дает закончить.
— Чагин, Брюннер! Слушайте меня очень внимательно. Что бы ни произошло после того, как мы покинем это здание, я запрещаю вам вмешиваться. Пусть хоть ад разверзнется и нас всех переколошматят, вы обязаны сидеть как мыши. Вы теперь наши глаза и уши. Обзор местности во время нашего отхода и корректировка, не более.
Спорить с ним бесполезно.
— Петров, — Дронов вызывает наблюдающего за чужаками внизу Вонючку. — Как там дела? Включи этот чертов транслятор, чтобы мы видели.
Сашка выводит изображение Дронову на пластину, и мы подходим поближе, чтобы взглянуть.
— Там справа, — Вонючка комментирует возникающие на экране картинки, — патрули появляются реже. Я попытался отследить по времени, но график их движения хаотичен.
— Продолжай, — велит командир.
— Вон та широкая воронка у стены, край которой еле видно, достаточно глубока. Можем там после первого броска затаиться и отдышаться.
— Отлично, жди, будем через десять минут.
Дронов отключается и обсуждает с парнями план отхода.
Я испытываю щемящее чувство. Так обычно ощущаешь себя, когда твои близкие покидают тебя, а ты не знаешь — увидишь ли их еще когда-нибудь. Слишком часто за последние несколько лет мне приходилось расставаться с людьми. Ледяное, тянущее чувство безвозвратной потери засело глубоко в сердце.
Переживаю за наших ребят: впятером им придется пройти почти десять километров до места эвакуации, пробираясь через цепь постов и вражеских патрулей, рискуя каждую секунду попасть под вражеский огонь.
Парни отправляются домой, а мы с Брюннером остаемся, чтобы провести среди тварей двое суток. Конечно, мы рискуем больше остальных. Но мы — снайперы, и долгое ожидание не тяготит нас, как других людей. В этом наше отличие. Железная выдержка, умение сутками находиться на одном месте и ничем не выдавать себя — вот основные качества хорошего стрелка.
Группа спускается по лестнице, Дронов идет последним. Он задерживается на секунду, оборачивается, всем своим видом показывая, что за ослушание его приказа нам не поздоровится. Мы киваем, подтверждая, что уяснили, хотя не очень понимаем, как Дрын собирается нас наказать, если твари обложат его со всех сторон.
Нам с Куртом предстоит корректировать действия группы, когда парни окажутся на улице. Занимаем позиции, из окна отлично видна площадка перед домом и соседние здания. Минут через десять слышим голос Дронова:
— Мы у выхода. Что видно сверху?
— Пока порядок, — отвечает Курт, осторожно выглядывая наружу. — Улица пустая.
Я тем временем держу на контроле периметр.
— Хорошо, давай отсчет, — распоряжается Дронов. Слыша его спокойный голос, понимаю, что Дрына ничто не сможет сбить с намеченной цели.
Кажется, что секунды тянутся вечностью. Еще раз внимательно осматриваю окрестности, опасаясь, не пропустил ли чего. Понимаю при этом, что и медлить нельзя, ведь ситуация в любой момент может резко измениться. Но Курт медлит, и это начинает раздражать.
Наконец, Брюннер дает отсчет:
— Три… Два… Один!
— Вперед! — резко цедит сквозь зубы Дронов и нам видно, как он, пригибаясь, выскакивает на изрытый взрывами проспект. Следом за ним устремляются остальные. Вонючка бежит замыкающим.
Мы с Куртом напряженно наблюдаем, как парни бегут по открытому участку к спасительной воронке. Не знаю, о чем в этот момент думает Брюннер, а в моей голове колоколом звенит лишь одно слово: «Давайте!» Повторяю его как заклинание: «Давайте, давайте, давайте!»
Ребята беспрепятственно проскакивают открытое место и скрываются на дне глубокой воронки. Первый этап пройден!
Бросаю взгляд в ту сторону, где находится усиленный бронетехникой пост чужаков, но там пока все спокойно. Они по-прежнему занимаются своими делами, не подозревая, что у них под носом находятся люди.
Вызываю Дронова, спрашиваю:
— Как вы там, командир?
— Что с чужаками? — вместо ответа интересуется он, не отвлекаясь на мелочи. Что ж, отозвался, значит, все нормально.
— Пока хорошо, вас вроде не засекли.
— Если бы засекли, я бы это и сам понял, — пытается отшутиться командир.
