— А если один из нас будет искать другого? — спрашиваю я.
— Это мухлеж, — качает головой Мал. — Встреча должна случиться сама по себе. Искать друг друга нельзя.
— И все же? — Есть у меня ощущение, что этим человеком окажусь я.
— Тогда договор прекращает действие, и тебе не придется выходить за меня замуж.
— Мне придется выйти за тебя, если мы встретимся вновь? — Глаза у меня горят, но я улыбаюсь.
Он пожимает плечами.
— Ставки высоки, но из них получаются отличные истории, принцесса Аврора из Нью-Джерси.
— Сколько же у меня власти, чтобы прикончить тебя. А ты даже не дашь мне свой номер, — бурчу я и делаю глоток диетической колы.
— Я не даю тебе свой номер, потому что не хочу, чтобы это прикончило и меня, — с мрачным взором цедит он сквозь зубы.
Я пытаюсь не злиться на него, потому что понимаю: все, что он говорит, правдиво и искренне. Мы не можем быть вместе, а поддерживая связь, вожделеть будем еще больше. Мал бегло корябает условия договора на салфетке. Потом подписывает его и двигает ко мне.
— Когда будешь готова.
Сначала я читаю.
«Настоящим договором, мы, Малаки Исаак Доэрти и Аврора (как там тебя дальше зовут?), обещаем друг другу: маловероятно, но если встреча состоится, при любых обстоятельствах, правилах и условиях у нас все получится. Невзирая на потери и последствия. Мы поженимся. Мы будем жить долго и счастливо. С детьми, собаками и придурочными овцами.
Правила: не искать друг друга в интернете. Не искать друг друга вообще. Но если это случится — договор в деле».
Подписи: Малаки Исаак Доэрти и Аврора МакСупер О’классная.
Маловероятно.
Он знает. Я знаю. И все же нельзя силой удерживать человека. Нельзя вынудить человека совершить обреченный на провал поступок. В мои планы не входит переезд в Ирландию после окончания колледжа, а жизнь Мала целиком и полностью тут.
Я заменяю свое имя на Аврору Белль Дженкинс, чтобы Мал понял — я уже хочу, чтобы он сжульничал, — и ставлю подпись. В голове проскальзывает мимолетная мысль, что я никогда не называла ему свое второе имя, а он на него намекал.
Мал фотографирует салфетку и передает мне камеру.
— Твоя копия соглашения. Для сохранности.
Он засовывает салфетку в задний карман и снова принимается за «Гиннесс».
— Я серьезно, — дергает он плечом. — Заверю ее у нотариуса и проставлю апостиль.
— Знаю. — Деланно беззаботно бросаю в рот пластинку чипсов.
— Остается лишь надеяться, что я не успею скончаться от разбитого сердца. — Мал допивает пиво.
Я размышляю о Кэтлин и гурте девушек, что всюду за ним таскаются и готовы утешить в своих объятиях.
— О, думаю, ты переживешь.
ПРИМЕЧАНИЕ ОТ САЛФЕТКИ
Знаете, я не возлагаю высоких надежд на этот наспех написанный договор. Думаете, это мое первое родео? Придурки, я сделана из вторичного сырья. Я много чего повидала и знаю, как это обычно бывает. Они подержат обещание несколько недель. Может, месяц, если действительно влюбились. Потом я стану мятой, вонючей, надорванной. Или меня найдет его мать и выкинет в мусор, браня на чем свет стоит своего безалаберного сыночка, который не сейчас, конечно, но к тому времени уже будет пялить другую девицу.
Я — жертва их спонтанного решения. Я могла бы скончаться красиво, уютно притулившись в мусорной корзине среди других салфеток, пластиковых бутылок и остатков еды, которые ленивые работники могли бы отскрести и выбросить в другое ведро.
И не в тему будет сказано, на слове «потери» пятно от кетчупа размером с горошину, и оно адски зудит.
Какая же чушь тут написана.
***
Мы подъезжаем к дублинскому аэропорту, и я закидываю на плечо рюкзак, достаю из багажника чемодан и настаиваю, чтобы Мал не провожал. Он припарковался двойным рядом перед другой машиной.
— Ненавижу сцены из фильмов, где действие происходит в аэропорту. Они патологически безвкусные. Мы выше этого, Мал.
Я убираю волосы за уши и тут же хихикаю.
Дело в том, что я уже уничтожена. Если мы проведем вместе еще несколько душевных минут, я проплачу весь путь домой, а это очень щекотливая ситуация.
Мал проводит большим пальцем по моей нижней губе и улыбается.
— Счастливого пути.
— Спасибо. — Но продолжаю стоять как истукан. Жду… чего, хотелось бы знать?
Я не хочу уезжать. Не хочу тебя покидать.
Вспоминаю кое-что важное. Расстегиваю чемодан и шарю в нем в поисках полароида. Найдя, вскакиваю и делаю наше совместное фото. Отдаю Малу.
— Нечестно, что у меня останутся все наши снимки, а у тебя ни одного.
— Это не так, — улыбаясь, поправляет меня он. — У меня останутся воспоминания.
— И наш договор. — Я жму его плечо, но уже чувствую, как мы отдаляемся друг от друга. Словно мы опять незнакомы. — Он тоже у тебя остается.
Мал закатывает глаза.
— Надеюсь, я не задрочу его до смерти в первую же неделю после твоего отъезда.
Я смеюсь и внимательно смотрю на салфетку, утешая себя тем, что она неодушевленный предмет, но смех у меня нерадостный.
Мал обхватывает мое лицо ладонями и так крепко целует, что я теряю равновесие. Его сердце бьется быстро и гулко, словно вот-вот вырвется из груди.
«Возможно, — безнадежно думаю я, — это было бы к лучшему». Я хочу схватить его и забрать с собой туда, где Кэтлин не сможет до него добраться и отнять у меня.
Мы медленно отодвигаемся друг от друга, словно наши тела склеены.
— Не будь с Кэтлин, — шепчу я, поднимая взгляд на его лицо. — Она тебя не уничтожит.
В голову приходит цитата Буковски: «Найди то, что любишь, и пусть оно убьет тебя». Думаю, именно это со мной и приключилось.
— Не буду. А ты не будь с туповатым пижоном с вареными яйцами. Ты рождена для величия, принцесса.
— Не буду, — улыбаюсь я.
Мал пальцем приподнимает мой подбородок, чтобы наши взгляды встретились, и произносит:
— Спроси меня еще раз.
Мне не нужно признание. Я и так знаю. Знаю, потому что чувствую то же самое, и моя сила воли теперь трещит по швам. Я прижимаю ладонь к его груди и считаю удары сердца.
— Любил ли ты когда-нибудь? — Я не могу подавить эмоции, что прочно обосновались у меня в горле.
Мал усмехается, глядя на меня.
— Прощай, Рори.
Взглядом готова его прибить, но сама ухмыляюсь.
— Подонок!
— Что? — смеется он.
Я тоже смеюсь. Теперь по-настоящему. Я понимаю, что нам обоим это нужно. Нужно снять напряжение.
— Зачем велел спросить, если ответ отрицательный?
— Я не говорил, что ответ отрицательный. — Мал ведет руками по моим плечам. — Но признавшись тебе, признаюсь и себе. Потом придется тебя искать, а тем самым нарушу и договоренность. Рори, пойми наконец: при следующей встрече я заберу тебя с собой. Мне плевать, если у тебя будет парень, муж или гарем из мужчин, сражающихся за твою любовь. Если к тому времени ты родишь детей, я воспитаю их как своих. Так что полагаю, извинения уместны.
— За что? — непонимающе спрашиваю я.
Мал поворачивается, собираясь уходить. Я понимаю, что вообще не готова прощаться.
— За то, что при следующей встрече обязательно вмешаюсь в твою жизнь и переверну ее с ног на голову. В любви и на войне все средства хороши, да?
Но Мал не ждет ответа. Он залезает в машину и уезжает, оставив меня в аэропорту, где я до сих пор чувствую его пульс.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Наши дни
Мал
Здесь, на балконе, Аврора смотрит на меня так, будто я нагадил ей в суп.
По правде сказать, после всего, что приключилось со мной за эти восемь лет, я так бы и поступил, подвернись мне подобная возможность. Как обычно бывает, возможность не подвернулась. Так что ума не приложу, почему Аврора охвачена таким ужасом и удивлением.