Все мысли циклятся на одном — я хочу подойти и поцеловать его. Я не могу отрицать это желание, хоть вслух и не признаюсь. Нервно заправляю пряди за уши — привычка с работы, чтобы волосы не мешали надевать наушники — и чаще дышу.
Егор Сталь официально вызывает тахикардию.
Все его взгляд, чертовски проникновенный, до мурашек. Когда хочет, он смотрит так, будто ты та единственная — всегда это умел. Вокруг могут быть десятки девушек, но кажется, что видит он лишь тебя одну. И это самая сладкая ложь.
Я разуваюсь, потому что ноги устали на каблуках, пусть и невысоких. Прохожу в комнату босиком по прохладной плитке и почти ощущаю блаженство. А Егор пялится, задрав брови к кудрявой челке.
— Есть тапочки, — он кивает в угол, где лежат две нетронутые упаковки с вышивкой отеля.
— Мне и так хорошо, — отвечаю я, пока флешбэки накрывают один за другим.
«Нет ничего сексуальнее девушки в твоей майке и босиком», — доносится его голос из прошлого.
Да, но вот только он не уточнил, что девушка-то может быть любой.
Я отвожу взгляд и прячусь в скорлупе — от защитного панциря не осталось и следа. Да и та трещит, когда я рядом с собой чувствую запах его парфюма — терпкий, пряный, с тонкими вкраплениями цитруса и древесных ноток. Я не оборачиваюсь, не смотрю, держусь из последних сил. Из-за непривычной укладки волосы падают на лицо, щекочут шею и скулы, а Егор так внезапно поправляет их — так же, как это делаю я.
Он. Меня. Касается.
Егор проводит костяшками по оголенному плечу, и мой вздох звучит слишком громко.
Что ты делаешь? — я хочу кричать этот вопрос ему в лицо, но не буду повторяться в который раз, потому что знаю, что не получу нормального ответа.
— Ты красивая, — звучит хриплое в тишине.
— Раньше, по твоим словам, была красивее, — парирую я, сопротивляясь до последнего.
Он качает головой.
— Не перевирай. Не такая строптивая ты была, поэтому…
Егор не заканчивает, но я слишком хорошо помню его слова о том, что раньше я нравилась ему больше.
Проходит секунда или бесконечность — время течет странно, нелинейно в компании Егора, когда я осознаю, что он наклоняется ко мне. Сердце замирает в томительном ожидании, и я знаю, что это произойдет.
Легкий мазок губами по моим, и в груди раздается взрыв. Жар растекается по телу мощной волной, низ живота почти вибрирует от ярких спазмов. Я чувствую язык между моих губ — горячий, влажный — и мгновенно проваливаюсь в самое пекло. Я отвечаю ему. Медленно, почти лениво касаясь, я ощущаю шероховатость губ и яркий аромат запрета, раздирающий ноздри. Такой насыщенный с привкусом сладкого вина.
Егор целует меня, а я ему, черт возьми, отвечаю! Что может быть ужаснее? Прекраснее этого точно ничего не придумаю. Я отвечаю ему — именно так.
Он здесь главный. Его рука ложится, даже врезается в мою шею, сжимает на ней пальцы в кольцо и привлекает ближе к себе. Я совру, если скажу, что мне не нравится. Я в восторге от его силы, власти, доминирования. Мне всегда нравилось это в нем, но сейчас особенно. Он подавляет меня в самом возбуждающем смысле. Подчиняет себе и заставляет забыть обо всем.
Господи, как меня вообще зовут?
Я точно знаю, куда дальше движется этот поцелуй. Мы не катимся, мы просто летим по наклонной. Его губы уже перемещаются на мою шею, а я сжимаю бедра, чтобы унять желание, потому что там все дрожит — даже не просит, требует его. Но вместе с тем без его губ я вспоминаю, как еще час назад или около того тонула в ванной. Ну а раньше — в слезах.
Я не смогу.
Не так.
Стоит остановиться и признать — для меня это всегда будет чем-то большим.
— Нет, — произношу я очень четко. Это «нет» нельзя ни с чем спутать, но Егор будто бы сомневается в том, что слышит, хмурится.
Глава 17
АврораЕго глаза завораживают. Сейчас они словно горят темнотой, кажутся насыщеннее. Без очков ему, конечно, гораздо лучше. Я не сдерживаю улыбки, она получается без хитрости и посторонних мыслей, и тянусь, чтобы поцеловать его в щеку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я рада, что у тебя все получилось, — говорю вроде бы обо всем и о частном, а тот ухмыляется в ответ.
Его рубашка сейчас натянута на груди и при каждом вдохе расходится, оголяя темные волоски. Радужка почти целиком черная, губы блестят. Я остаюсь довольна. И пусть я, возможно, выглядела и похуже, вынырнув из ванны, но наши чувства, уверена, схожи.
Облом — он такой.
— Через полчаса выезжаем, — говорит мне Егор, чуть охрипшим голосом, прежде чем подхватить свой рюкзак и выйти, оставив меня в номере.
Один — один. Именно этим я забиваю голову, чтобы не думать, как самолет набирает высоту.
В целом обратный перелет проходит гораздо лучше. Я почти спокойна. Ну подумаешь, сердце колотит в ребра сто тридцать ударов в минуту. Зато я не кричу, чтобы меня выпустили, не лезу к Егору, я вообще стараюсь не думать о нем. Мы ведь расстанемся совсем скоро и не увидимся больше. Не нужно.
А взлетать ночью вроде бы даже не так страшно. Почти ничего, кроме огней, не видно, я могу представить, что смотрю в звездное небо. Еще и Егор отвлекает дурацкими шуточками — он ведет себя так, будто ничего и не произошло.
А что случилось-то?
Я шлю лесом свой внутренний голос и включаю телефон, чтобы вызвать такси — да, мы приземлились и, представьте себе, живы!
— Я помню, где ты живешь, подвезу. Пошли, — зовет Егор, и я послушно следую за ним, продлевая собственную агонию. Я иду за ним все дальше и дальше от освещенной части аэропорта и пассажирской парковки.
В голове проскакивает мысль, что он собирается где-то здесь, в темном закоулке, закончить начатое в номере (или я мечтаю об этом), но уже скоро я замечаю его «мерседес» и молча сажусь в него. На переднее сиденье — не хочу показывать страх.
Правда, этот путь домой все равно кажется самым тяжелым из всех. Наверное, потому что я хочу есть, спать, а еще секса. И ничего из этого мне не светит, так как холодильник дома пустой, вставать уже через полтора часа, а симпатичному пилоту, который доставляет меня, словно посылку, по указанному адресу, я отказала сама.
— Пришли мне туфли курьером, — говорю Егору, лишь мельком глянув в его сторону и отрезая другие возможности, чтобы вновь пересечься в этом мире.
Хватит с меня.
Может, я выдумываю — в машине темно, а может, он кивает мне, но дома, завалившись на кровать, я даже не успеваю обмозговать это дело — отключаюсь, просто упав на кровать, в один миг.
Встаю я, как и предсказывала себе, очень сложно. На этот раз даже не пытаюсь спасти внешний вид — концентрируюсь на кофе и заметках, которые я накидала вчера. Пока одеваюсь, прослушиваю официальное интервью Егора на диктофоне и запоминаю интересные детали: пусть награждение и показывали в вечерних новостях, подробного выпуска ни у кого еще нет.
Мы зададим жару.
В студии Женя творит магию, когда склеивает выпуск прямо по ходу записи. Я даже успеваю прослушать его перед утренним шоу и внести небольшие правки, а потом сбросить на согласование Жанне — жабе — Борисовне. А как ее по-другому назвать, если к двенадцати дня она так и не появляется на работе?
После я с трудом уберегаю себя от уголовной статьи во время эфира, потому что смазливое протеже нашего гендира по имени Лазарь, которого навязали мне в соведущие, безбожно тупит, а еще вечно лезет перебивать меня. И это не просто непрофессионально, это вообще за гранью! Я ненавижу этого слизняка, но обещаю себе разобраться с ним позднее. Сейчас я…
— Ты видела? — Женя ловит меня сразу после трехчасового эфира, почти врезается на ходу и начинает тыкать экраном в лицо.
— Что? Подожди, дай хотя бы в туалет сгонять. Иначе будет…
— Читай! — забив на возможность аварийной ситуации, он заставляет меня пробежать глазами по ссылкам с кричащими названиями.
Ничего не пойму.
«Герой или убийца?»
