— Ты зачем приехал? — звучит почти грубо, а мне хочется нежно погладить Аврору по голове за подобный тон, но я все же остаюсь сторонним наблюдателем и не вмешиваюсь.
Она и без меня справится.
— Я просил тебя подготовить документы и ксерокопии. Покупатель появился на квартиру, залог нужно оформить. Ну, если ты, конечно, хочешь получить свою долю.
— Ты не говорил, что приедешь сегодня. И как это Юлечка отпустила тебя ко мне?
— Юля у мамы.
— Можешь не продолжать, я все поняла, — ухмыляясь, говорит Рори. — Вынесу сейчас.
Она сбегает, даже не взглянув в мою сторону. Только потирает красную от моей щетины щеку, а я думаю о том, что пора бы мне, наверное, побриться. Кретин, да? Нам ведь не нужно продолжение. Все лишь запутается.
В одну реку… помните, да?
— Значит, Егор, — я слышу звон в правом ухе.
Не отвечаю, молча достаю пачку сигарет из кармана и подкуриваю одну. Затягиваясь, я краем глаза вижу, что тот самый «муж» пялится, а у меня кулаки прямо-таки чешутся отвернуть его. Нужно, наверное, на тренировку сходить, в спарринге постоять да пар выпустить, иначе я определенно съезжу кому-то по морде невзначай.
— А знаешь, Егор, — меня впервые в жизни бесит собственное имя, — Авроре ни-че-го не нужно, кроме ее радио.
— И зачем ты мне это говоришь? — сощурившись, спрашиваю я.
— Чтобы понимал, с кем связываешься. Ты вроде мужик нормальный.
Я оглядываю его сверху вниз: обычный тип в лоховской рубашке и зауженных — пидорских — джинсах, невысокий разве что. Какого он лезет вообще?
— Зато ты, я смотрю, мудак конченый. — Мне этого никогда не понять. По тихой грусти гадить тому, кто тебе дорог был, дело последнее. — На хер иди.
Я со злостью тяну сигарету, та шипит, мне поддакивая. Муж-не-муж тужится-пыжится, но отходит молча к тачке своей ублюдского голубого цвета. А через минуту уже запевает сладкую серенаду по телефону о «клубничке со сгущенкой для котика».
Фу, блть! Отвратительное зрелище.
Я остаюсь стоять на углу дома, и еще одна сигарета лезет в рот, когда Аврора наконец выбегает из подъезда, озираясь по сторонам. У нее щеки горят, будто летела, спешила, и дыхание сбито. Мне даже кажется, что она на секунду улыбается, когда видит меня. Хотя, может, я придумал — издалека не разберу.
Делаю еще три тяги, за это время Аврора заканчивает диалог со своим придурком и показывает ему средний палец. Хах, моя девочка.
Не твоя.
Когда ее муж выезжает со двора, Рори все еще стоит, замерев и явно о чем-то задумавшись. Не сразу подходит. Кусает губу, а мне хочется сделать это за нее.
— И когда вы развелись? — в лоб задаю я вопрос.
Она не ожидает, даже трясет головой, хмурится.
— Около месяца назад, — отвечает четко и по делу. Точно угадывает, о чем я думаю, что сопоставляю в мыслях, и улыбается грустно. — Мне не привыкать. Он не первый, кто бросает меня ради другой.
А это прямой сразу в солнечное сплетение. Я не подаю виду, стараюсь не подавать, но удар чертовски неприятный.
— Я сделал это, потому что так было лучше для тебя, а не потому что не сумел член в штанах удержать.
Ее глаза вспыхивают от моих слов, но говорит она все равно очень сухо.
— Помнишь, куда вымощена дорога благими намерениями?
Помню. Слишком хорошо. В полную задницу.
— Я позвоню, как узнаю что-то.
Сев за руль, я решаю ехать домой — точно пора. Только почему-то с каждым километром, удаляющим меня от Авроры, я будто теряю это самое «чувство дома».
Глава 21
ЕгорКази — Хочешь знать?Спарринг не приносит должного расслабления. Я слишком злюсь, поэтому пропускаю несколько сильных ударов, и тренер отправляет меня отдыхать. Груша тоже не вывозит моего напора — бесполезно шатается из стороны в сторону, а желание разодрать кулаки в клочья все больше.
Когда и со штангой не складывается, я забиваю — иду в душ, а после звоню Дане, он как раз должен был вернуться из командировки. Если ничего не помогает, нужно воспользоваться советом друга и хорошенько надраться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Переодевшись в свежую одежду, я еду в бар, который выбрал Даня. Тот с виду похож на притон, но мне все равно — я в том состоянии, когда согласился бы и на караоке, в котором отродясь не был.
Гончаров — мой якорь в этом бушующем океане дерьма. Он — вечный позитив, и откуда только черпает силы? Мы с ним познакомились в армии, он родился и вырос в семье омских вертолетчиков, поэтому его судьба была заранее предрешена. Но вот за то, что отец и дед Дани помогли мне с поступлением в Сасовское летное, я буду вечность им благодарен. Они изменили мою жизнь.
Сам Гончаров, как я уже говорил, из Омска, но лет пять назад, прилетев ко мне на неделю, с концами осел в Южном — познакомился и по-быстрому женился на местной девчонке. Правда, долго эта любовь не продлилась, но из города он уже не уехал. Понравилось, говорит, ему здесь. Тепло. Классный он парень и, за что особенно ценю, из фанатов своего дела: я пару раз видел его за штурвалом, он хорош. В один миг легкий на подъем и веселый Даня превращается в сурового командира, который седлает железного коня. Молодец, в общем.
Зарплата только в его МЧС недостойная, как по мне, но Гончаров всегда отмахивается по этому поводу. Шутит, что его выбрало небо. Знаю, что в денежном плане их командировки в Африку и на Север вроде бы выручают, но в поездках этих тоже труд собачий и опасный: где-то малярийные комары, где-то война идет, а где-то можно легкие себе отморозить. Ну да ладно, так он хотя бы квартиру себе взял, а то кочевал из года в год по съемным, прямо как личность без определенного места жительства.
Спустившись вниз по лестнице в полуподвальное помещение, я обхожу пьяные тела и, щурясь, выглядываю Гончарова. Зрение спустя семь лет после операции ни к черту стало, иногда даже очки приходится надевать, но пока удается дурить летную комиссию — я таблицу Сивцева уже лет пять наизусть знаю.
— Гошик! — слышу крик, а потом замечаю, как Даня машет мне из-за барной стойки.
— Нарываешься? — подойдя, спрашиваю я с улыбкой и пожимаю руку другу. Он ведь прекрасно знает, что так только матери позволяю себя называть.
Но вместо ответа и тупых фраз про «как дела» и «что за проблемы» Даня молча протягивает мне стопку, потому что и так все понимает. После второй я уже почти готов говорить.
— Держишься?
— Телефон разрывается — отключил. Не хочу об этом, — признаюсь честно.
Да, первые часы я еще пытался следить за всеми статьями, которые расползаются по сети, как муравьи, но сейчас забил. Мне это уже неподвластно. Все хотят объяснений, в особенности руководство, то самое, высшее, что повесило на грудь блядские ордена. Только поверьте, я хочу все понять в первую очередь.
— Тогда что тебя волнует? — Даня начинает сеанс психоанализа.
— Рори.
— О.
И меня окончательно добивает это глухое «о», потому что даже новости о том, что его друг пилот-убийца, Гончарова так не удивили.
— Как она? — заходит тот издалека.
— Ты знаешь, ей без меня отлично.
Я опрокидываю в себя третью стопку — она мне жизненно необходима.
— Как ты? — спрашивает, потому что он, пожалуй, единственный, кроме матери, знает историю целиком.
Хорошо, — хочу сказать, но не могу выдавить ложь. Хреново — тоже вряд ли. Я не знаю, как я, потому что это Рори. С ней всегда все запутано хуже, чем в лабиринте Минотавра.
И пока я подбираю слова да кручу между пальцев опустевшую стопку, к нам с двух сторон подсаживаются девушки. Даня поднимает бровь, молча спрашивая, прогнать или оставить их, а я чуть заметно мотаю головой — мне все равно.
Минут через десять пламенных речей Гончарова блондинка, которая ластилась к моему плечу, уже сидит под левым боком у Дани и улыбается ему во весь рот. Даня смазливый и находит общий язык с кем угодно — этого у него не отнять.
