«Черная звезда» шла левым галсом. Мартен был замечательным рулевым. Он умело управлял яхтой, и до этого момента ее ход был ровным и плавным. Охваченный страстью, Мартен опрокинул меня на палубу с явным намерением тут же овладеть мною. Он предпочел оставить руль, а не меня. Свободная в своем передвижении «Черная звезда», с поникшими парусами, зарылась носом в набегающую волну. Парусник встряхнуло так сильно, что даже мертвецки пьяный человек не мог бы не проснуться. Мартен поставил парусник по ветру — маневр, который сопровождался жутким скрежетом оснастки и громким хлопаньем парусов. Я открыла глаза и обнаружила прямо над его плечом, на уровне люка, видение, заставившее меня подпрыгнуть, как дикую кошку. Это была голова лорда Давентри, который смотрел на нас жадными глазами.
Голова тотчас же исчезла. Идиотка, дура, сумасшедшая — вот кто я такая! Я устремилась вслед за лордом Давентри, сама не зная зачем, возможно, задушить его… Проклятый старый крокодил исчез, как сатана. Казалось, на борту все спали. Ни Хьютон, ни Оливер, такие морские волки, не проснулись из-за неловкого маневра рулевого. «Все пропало, — подумала я. — Мне никогда не быть леди Давентри! И все из-за поцелуя бедняги-моряка!» С бьющимся от негодования сердцем я растянулась на своей кушетке, с силой сжимая подушку, воображая, что душу этого проклятого старика, которому, видите ли, Понадобилось подняться в полночь на палубу! Почему? Потому что Судьба! «А если он расскажет об этом Хьютону? А еще хуже — Оливеру?» — с ужасом подумала я.
Я шепотом выругалась, приняла таблетку снотворного, потом большой стакан виски, чтобы забыть хоть немного о своих терзаниях.
На следующее утро я вышла на палубу в том же состоянии духа, что и накануне. Мартена за рулем уже не было. Его сменил красивый молодой брюнет, на которого я бросила свирепый взгляд. Какие, однако, шутки играет со мной судьба! Вот если бы Хьютон нанял экипаж, состоящий из китайцев, вместо этих прекрасных моряков-скандинавов!
Опершись о поручень, я мысленно пробегала всю свою жизнь и думала о призрачном будущем, когда вдруг сухая рука властно легла на мое плечо. Я резко повернулась и оказалась лицом к лицу с моим недругом. Это был лорд Давентри.
Без всяких вступлений, прямой, как солдат кавалерийской гвардии, он предложил мне стать его женой.
— Если это шутка, то она неуместна, — сказала я, краснея под загаром.
— Я никогда не шучу, — невозмутимо произнес лорд.
Я могла бы об этом и догадаться. Внимательно посмотрела в его лицо. Ничто не проливало свет на этого человека-загадку.
И тогда я начала смеяться взахлеб, не в состоянии прекратить это неуместное веселье. Наконец мне удалось проговорить:
— Вы хотели бы жениться на такой сумасшедшей, как я?
— Именно на такой сумасшедшей, — важно ответил он.
Итак, у меня в руках был козырный туз, а я играла, не подозревая об этом!
И я поняла со всей определенностью, что экипаж, состоящий из китайцев, явно не принес бы мне удачи.
Затем я взяла лорда Давентри под руку, тихо прошептав:
— Все приличия соблюдены, за исключением чести.
После этих слов я с неукротимой стремительностью увлекла своего кавалера к нашим знакомым.
Мисс Пенроуз, Хьютон и Оливер как раз завтракали, жадно поглощая тосты и яйца, жаренные с ветчиной. Лорд Седрик остановился прямо на пороге и, вытянув свой позвоночник, словно складную удочку, на добрых десять сантиметров, торжественно объявил:
— Я имею счастье представить вам свою невесту.
Это прозвучало как удар грома. Дороти Пенроуз раскашлялась, подавившись своим тостом. Хьютон, багровый от ярости, и Оливер, бледный от волнения, смотрели на нас, потрясенные в равной степени.
Я приняла скромный и послушный вид. Моя голова кружилась. Да, все получилось очень ловко! Леди Давентри… Грузоперевозки, железные дороги, оловянные шахты, замок в Англии… Естественно, еще был и лорд Давентри, но с этой точки зрения «игра стоила свеч», как говорила моя бабушка, жена моряка с сердцем пирата.
Хьютон отвел меня в уголок.
— Вы сумасшедшая, или что?
— Совершенно верно, я — «или что», — холодно ответила я.
— Но я богаче, чем Давентри, — заносчиво сказал он, глядя мне прямо в глаза.
— Может быть, но вы ведь не лорд Давентри, — ответила я в том же духе.
Мне показалось, что у него возникло желание ударить меня, но он справился с собой, подобно отцу, понявшему вдруг, что его ребенок отныне слишком взрослый, чтобы быть послушным.
Он долго смотрел на меня, а потом вдруг стал спокойным и очень грустным.
— Ну что ж, Анна, — сказал он мне, — если речь идет об этом, то я не сомневаюсь, что вы будете счастливы.
Что касается Оливера, то он просто-напросто процитировал мне старую морскую поговорку: «Свято место пусто не бывает».
Так как это исходило от него, я сочла эти слова подлинным комплиментом.
С согласия мужа
Я вспоминаю, как однажды хозяйка дома, где я гостила, спросила, угощая меня пюре из каштанов и жарким из оленины:
— Анна, вы не находите, что это пюре имеет привкус чего-то несвежего?
— Не знаю, — ответила я, — никогда не пробовала ничего несвежего.
Став леди Давентри, мне пришлось это попробовать: я добавляла много виски или немного опиума и вот таким образом привыкла к вкусу несвежего.
Лорд Седрик нанял нового шофера, атлетически сложенного парня, почти такого же красивого, как Оливер. Метрдотелем был высокий блондин, более ста восьмидесяти сантиметров ростом, по имени Путс.
Однажды вечером лорд Седрик, мой дорогой супруг, спросил меня своим загробным голосом:
— Как вы находите Путса?
— Я нахожу, что это прекрасный метрдотель, не правда ли?
— Я говорю о Путсе как о мужчине.
Я посмотрела на Путса, с достоинством готовившего десерт. Склонившись над блюдом с блинами, он поливал их ромом и вот-вот собирался поджечь; он был похож на священника, проводящего мессу, и казался мне пресным с первого взгляда.
— Путс? Ну что вам сказать… У него слишком низкий зад, нос слишком короток, да и к тому же чересчур глупый вид. Все это совершенно не возбуждает меня, — высокомерно ответила я. — Да вы и сами прекрасно знаете, что по-настоящему я могу любить только моряков.
Лорд Седрик задумался на мгновение.
— Мы могли бы вновь отправиться в морское путешествие, если вы испытываете столь непреодолимую тягу к навигации.
Я бы не хотела клюнуть на это. Не потому, что развлечения, предлагаемые лордом Седриком, мне казались неприятной обязанностью, отнюдь нет. Обычно по отношению к мужчинам я чувствовала себя стрелкой компаса, указывающей на север. Но Оливеру удалось привязать меня к себе так тесно, что у меня не оставалось ни сил, ни желания обращать внимание на других мужчин, как бы притягательны они ни были.
Я никогда так и не осмелилась признаться ему, какую роль сыграл рулевой в моем молниеносном успехе. Меня разволновала мысль о морском путешествии, о котором говорил лорд Седрик. Если он и не обладал чувством собственника, то Оливер, напротив, обладал им с избытком. Он охотно продал меня старому лорду, но никогда бы не смирился с тем, что я отдаюсь молодому мужчине.
А что вообще произойдет, если лорд Седрик будет продолжать предлагать мне то шофера, то метрдотеля, то экипаж судна?
Лорд Седрик с трудом убедился в том, что я не была Месалиной, которую он надеялся найти во мне. Он приобрел забавную привычку ходить тихо, как индеец на тропе войны, и оставаться под прикрытием, несмотря на сорокаградусную жару. Эти упражнения на неподвижность соответствовали его темпераменту. Тем не менее он совершенно напрасно разбрасывал на моем пути самых разнообразных представителей мужского пола, выбираемых им с необыкновенной тщательностью. Его терпение вознаграждалось чрезвычайно редко.
Тем временем Оливер стал в доме своим человеком. Ему даже понадобилось в целях конспирации проявить повышенное внимание к другому объекту женского пола, чтобы удушить в зародыше возможные подозрения. Оливер сделал вид, что влюбился в Патрицию Брандон. Но это было чересчур — с ее ростом почти в два метра. Она была англичанкой, с розовым лицом; светловолосая, спортивная, красивая, к тому же безумно любящая своего мужа, лорда Дэвида Брандона.
При помощи всяческих ухищрений семья Брандонов стала нашими близкими друзьями. Любовь Оливера к Патриции вызывала постоянный интерес у всех, подобно пошатнувшемуся здоровью какой-либо знаменитости. G ним все в порядке, ему стало хуже, он пережил страшный кризис, он лечится, у него новая вспышка болезни. Патриция лечила Оливера, кстати, очень самоотверженно.
Больше всего меня раздражало то, что наивная Патриция постоянно принимала вид роковой женщины.
Однажды Оливер, которого я застала в кабинке, где мы держали ракетки и другой инвентарь для игр на открытом воздухе (лорд Седрик не имел возможности заниматься всем этим), сказал мне, шнуруя свои туфли для игры в теннис:
