Сменявшие друг друга восточные империи своей мощью были обязаны земледельческой продукции так называемого Плодородного полумесяца. Надо заметить, что переход от ранних земледельческих поселений на нагорьях к хозяйствованию на обширных низинных равнинах Месопотамии влек за собой определенный риск. Эксплуатация плодородной почвы требовала применения сложных методов ирригации и культивации; отсутствие сырья для производства создавало необходимость в протяженных, а потому ненадежных, сетях обмена и торговли; открытый ландшафт вынуждал строить города с крепкими защитными стенами. В отличие от практически всей территории Европы, где ответом на топографическое разнообразие явилось преобладание небольших поселений, складывание городских обществ в Месопотамии стало естественным итогом адаптации к открытому ландшафту со всеми его опасностями.
Для эллинского населения, рассеянного по крохотным участкам суши в районе Эгейского моря, такое развитие событий имело два важных следствия. Во–первых, имперские державы на востоке были огромным плавильным тиглем для широчайшего исторического и географического спектра культур и традиций. Вавилонская, Хеттская, Ассирийская, Персидская империи абсорбировали культурные влияния самых отдаленных регионов: Индии и Китая, Киргизской степи и Центральной Азии, Гйндукуша и Иранского плоскогорья, Кавказа и южной Месопотамии, Палестины и Сирии, Лидии и Египта — и ко всему этому греки имели непосредственный доступ. Во–вторых, район Эгейского моря лежал в стороне от борьбы за власть над Плодородным полумесяцем, а потому был предоставлен сам себе — греки могли заниматься своими делами, не боясь вмешательства со стороны.
Дела греков включали в себя рыболовство, сельское хозяйство, ремесла и торговлю — и здесь география и история были на их стороне. Товары прибывали в Средиземноморье из восточных империй и перевозились купцами дальше на запад. Если поначалу в этом промысле заправляли жители Леванта, то есть сирийцы и финикийцы — их регион лежал непосредственно на пути торговых маршрутов, — то по мере захвата империями анатолийских территорий район Эгейского моря начинал играть все большее значение. В эллинском мире, центром которого было море — Сократ метко назвал греков «лягушками, рассевшимися вокруг пруда», — селения располагались в крутых речных долинах, разрезавших горный ландшафт островов и полуостровов. Горы служили труднопреодолимым барьером, однако от одного селения к другому было легко добраться морем. Результатом такой географии стали многочисленные мелкие сообщества, имевшие общие язык и культуру, но благодаря физической разделенности сохранявшие автономию.
К западу от Греции лежало Ионическое море, за ним — южная Италия, Сицилия и выход в западное Средиземноморье. С VIII века до н. э. греки начинают основывать на берегах Средиземного моря колонии–сателлиты, постепенно распространяя свое присутствие до территории современных Италии, Сицилии, Франции и Испании. В южной Италии было рассеяно такое количество греческих поселений, что позже эта область получила у римлян название Magna Graecia, Великая Греция. Одни и те же мифы, божества, ритуалы и поэмы были известны в таких удаленных друг от друга городах, как малоазиатский Милет и южноиспанский Сагунт. Идеи и мнения по любым вопросам находились в эллинском мире в постоянном свободном обращении, лишенные надзора со стороны какой‑либо центральной власти. Несмотря на это, история отношений между независимыми греческими городами представляет собой длинный список войн, в которых предательство, жестокость и порабощение были вполне заурядным явлением.
Из всех эллинских городов больше всего мы знаем об Афинах— по той простой причине, что сочинения афинян, как непосредственных свидетелей событий, так и позднейших историков, были сохранены потомками (само по себе знак того, каким почитанием они пользовались). В VII веке до н. э. на территории Аттики, между ее многочисленными рыболовецкими и сельскохозяйственными поселениями, главным из которых были Афины, начался процесс постепенного политического объединения. Историки предполагают, что до VII века конкуренция за политическую власть на этой территории была незначительной, поскольку общество представляло собой вольную ассоциацию деревень и родов, время от времени собиравшихся вместе для отстаивания и удовлетворения общих интересов и на этом основании преданных друг другу.
Более интенсивная торговля с Востоком, а также открытие месторождения серебра на горе Лаврион, в VII‑VIII веках до н. э. привели к росту экономического благосостояния эллинского мира вообще и Афин в частности. Население деревень увеличивалось, в обществах стало выделяться ядро из зажиточных семей, возвышавшееся над большинством обычных земледельцев, рыболовов и ремесленников. Благосостояние сделало необходимой и более формальную социальную организацию, позволяющую распределять ресурсы, защищать накопления, улаживать споры. По мере освоения обычаев урбанизированной жизни восточных империй поселения греческих долин постепенно превращались в города–государства.
В некоторых областях и городах эллинского мира отдельные семьи и люди сумели собрать достаточную поддержку, чтобы взять политическую власть в свои руки, — так устанавливались режимы единоличного правления, или тирании; в других власть разделялась между группами семей — это называлось олигархией. Согласно свидетельству Геродота, в 632 году до н. э. свои претензии на власть в Афинах заявил некто Килон: «Он до того возгордился, что стал добиваться тирании. С кучкой своих сверстников он пытался захватить акрополь». [3] Несмотря на провал попытки Килона, само свидетельство показывает, что к тому времени Афины уже представляли собой единое политическое образование, в котором захват центральной власти был возможен хотя бы теоретически. На практике же, будучи слишком крупным государством, чтобы стать жертвой манипуляций одного выскочки–властолюбца, Афины сложились как олигархия, управляемая советом богатых семей, который назывался ареопагом.
Согласно Аристотелю (писавшему 250 спустя), в 650- 600 годах до н. э. в Афинах и других греческих городах–государствах стали возникать серьезные социальные трения. Конкретным поводом д ля недовольства афиняне считали так называемое долговое рабство, однако реальной причиной было растущее общественное разделение по признаку богатства и власти. Обеспечение всякого долга ложилось на плечи самого должника, иногда в качестве погашения ссуды у него забирали даже детей, и это, по словам Аристотеля, приводило к тому, что «большинство находилось в рабстве у меньшинства». Институт долгового рабства мог эффективно работать в условиях сельскохозяйственной общины с ее тесными сетями родства и обычным правом; в Афинах VII века до н. э. он уже имел катастрофические последствия. Бесконтрольный рост задолженности происходил в результате того, что состоятельные семьи постепенно прибирали к рукам общинную землю и затем либо брали с земледельцев ренту за пользование ею, либо вообще оставляли их без надела. Земледельцы залезали в долги и через какое‑то время переходили в рабство к заимодавцу. Если же они обращались с жалобой в ареопаг, другие состоятельные семьи неизменно отказывали им в удовлетворении.
К 600 году до н. э. Афинам серьезно угрожала опасность гражданской войны. Напряжение между «народом и правителями государства» (которыми являлись представители богатейших семей) достигло критической точки. Многие граждане буквально становились рабами в собственной стране, другие были вынуждены отправляться в изгнание. Однако наибольшую угрозу для правящей группы представляла ситуация, в которой оказывались земледельцы. Неспособные сопротивляться гнету властителей поодиночке, афинские земледельцы не были вовсе лишены рычагов давления. Дело в том, что деревни поставляли солдат в афинскую армию и флот, и хотя у каждой богатой семьи по отдельности могла иметься собственная вооруженная охрана, потенциально сельская масса была сильнее.
Чтобы избежать кровопролитного конфликта, обе стороны договорились передать ответственность за решение проблем города–государства — полиса—в руки одного человека, Солона, который не был ни членом знати, ни деревенским земледельцем —по свидетельству Аристотеля, «по происхождению и по известности Солон принадлежал к первым людям в государстве, по состоянию же и по складу своей жизни — к средним». Почему афиняне пошли на это? По всей видимости, Афины очутились в тупиковой ситуации — правители грабили собственный народ, но от захвата абсолютной власти их удерживали фракционные противоречия, в то же время простые граждане, особенно земледельцы из деревень, требовали изменить сложившуюся систему отношений, чего не мог обеспечить ни один из членов правящей элиты. Афины превращались в городское общество, где особенно велик риск установления авторитарной власти, однако земледельцы все еще обладали достаточным политическим весом, чтобы настаивать на сохранении обычая общинного самоуправления.
