своего сбежала. И знаете почему?
– Почему?
– Мне кажется, из-за его замечания о моей обуви: «Это что за черевички?!». Мужчины так не говорят. Никто в наше время не называет ботильоны черевичками. Даже если они расшиты. Вика была старомодна. И он тоже, – Ева вернулась в кресло. – Давайте закончим на сегодня. Хочу пустить мысли по новой.
Они прощаются, она уходит за семь минут до истечения времени.
Он делает пометки в своих записях. Если Ева сбежала, значит, они близко. Настолько близко, что неизвестно, продолжит ли она встречи.
Ева села в машину. Противно дрожали колени. Ей хотелось быть настолько же сильной внутри, насколько независимой она была снаружи. Но не выходило. Она разрыдалась. Конечно, рыдать надо было в кабинете психотерапевта. Но она сбежала и поэтому рыдала в одиночку.
Ева припарковала машину у кофейни рядом с домом и зашла внутрь. Заказала ужин и открыла поисковик. Нашла его. Все фото семейные. Он давно в правительстве. Любящий отец и муж, естественно. Порядочный и тому подобное.
Она разглядывала его. Он был так же красив, как 17 лет назад.
Впервые она увидела его в рекламе. Это был ролик к выборам в городскую думу.
Он размашисто косил траву, утопая по пояс. На нем были льняная рубаха и широкие штаны. Он косил и пел: «Шел казак на побывку домой». Пел и шел по полю, закинув косу на плечо. Он не был старомоден. Он был сильным и красивым. Это была лишь картинка, но Еву было не остановить.
Она сама нашла его, сама все закрутила. Она не могла надышаться его силой и мощью. Четыре года купалась в его любви. Стоило отношениям начать терять напряжение, как она снова видела его в поле, в льняной рубахе с потной спиной. И физически ощущала свою любовь. Как если бы та была частью ее тела.
Но он оставил ее. Иметь любовницу, которая делала его слабым, было неполезно для политической карьеры. Ева очень страдала. Тут нечего распутывать.
Муж был следующим ее мужчиной. От него она тоже не сбежала, поскольку хотелось к кому-то прижаться. И было отчасти все равно. Муж – тренер по плаванию, в бассейне они и познакомились. Внимание ее он привлек именем Тарас. Тоже гоголевские мотивы. Еве нравились герои, способные биться за истину. Конечно, частично она его придумала, но… Ева поставила на стол чашку с кофе. Схватила свои мысли рукой и крепко держала их, не давая им мелькать. Старомодность была ни при чем. Куда уж старомоднее ее политика и ассоциаций с Тарасом Бульбой.
Она решила вообще больше не думать до следующего сеанса. И о сеансе тоже подумать позже. Может, перенести или отменить…
И тем не менее через неделю Ева без опоздания зашла в кабинет на Набережной.
– Я, конечно, хотела бы сюда не идти. Но на улице такой унылый дождь, что мне захотелось забраться в ваше кресло, – она поставила на стол Дмитрия стаканчик с кофе, а свой взяла в кресло.
Он был рад, что она пришла. Глупо было бы скрывать это от самого себя. Слишком много его внимания было обращено к Еве, слишком много профессионального азарта. Им движила острая потребность разобраться с мотивами ее поведения как можно яснее. Это была манящая работа. Он любил принимать вызов.
– Как с домашним заданием?
– Ничего такого. Интересно другое: дело не в старомодности и не в занудстве. Может быть, в очках…
– Очки?
– Да, и мой муж, и тот красавчик носят очки. Больше я их ни на ком не помню.
– Вам нравятся очки?
– Нет. Но без очков оба слепые, как кроты…
Дмитрий молчит. Ева пьет кофе, ощущая раздражение во всем теле.
– Кофе невкусный? – Дмитрий откидывается на спинку стула.
– Не знаю, не заметила. Что-то противное есть сейчас во мне.
– Где?
– Везде. Я помою руки? – Ева подходит к раковине и намыливает руки и запястья.
Немного мыла попадает на свитер. Ей становится жалко его. Дорогой.
– Что вы смыли, Ева?
– Их деньги.
– Вам легче?
– Немного.
– Это то, на чем стоит остановиться?
– Это то… – Ева вздыхает. – Тому первому было 30, мне 17. Он содержал меня, баловал. Муж тоже отчасти купил меня.
– Вам не нравится эта мысль?
– Мне не понравилась мысль про крота. Как-то не получилось из меня Дюймовочки.
Дмитрий смотрит на Еву. Дюймовочка из нее бы точно не получилась. Во всех смыслах. Значит, это тоже не то.
Ева призывно смотрит на него, но он выдерживает взгляд. Она борется с собой, это сложная работа.
– Я кажусь вам худой? – внезапно спрашивает Ева.
– Скорее, да.
– Я всю жизнь на диете, не половина зернышка в день, конечно, но все же это диета. Я катастрофически боюсь набрать вес. Я держусь где-то между анорексией и возможностью порхать, как бабочка.
– Что значит «порхать, как бабочка»?
– Мне нравится быть красивой, нравится привлечь мужчину и сбежать. Чтобы он запомнил меня красивой, чтобы он сожалел, – от этих слов у Евы напряглись скулы.
Она на мгновение утратила свою очаровательность. Выпустила не то обиду, не то презрение.
– Ева… – Дмитрий пододвигается ближе. Голос его становится тихим и напряженным: – Что же именно вас так расстраивает?
– Они меня не возвращали. По крайней мере, никто не сделал это достаточно настойчиво. Каждый раз, убегая, я хотела, чтобы что-то помешало мне. Чтобы он успел меня остановить, но все всегда получалось так чисто. И сначала мне от этого очень хорошо. Но потом я жду, жду…
Ева закрывает глаза и откидывает голову назад.
– В детстве я мечтала, что всегда смогу быть самой красивой. Что смогу выделиться среди всех. Помните, в «Мухе-Цокотухе» ее красные сапожки? У меня книга была такая большая, в зеленом переплете. И там муха была исключительно хорошо нарисована. Красивая муха. И комарик мужественный такой. И я точно знала, что в моей жизни будет сюжет про комарика и он вдруг откуда-то прилетит. Но примечательно то, что беспокоил меня не злодей, от которого он бы спас меня. А занавески. Моя бабушка была со странностями, и мухи доставляли ей переживаний больше, чем стоило бы. Поэтому весь дом был в занавесках. Все дверные проемы, все окна… Моя Муха-Цокотуха запуталась бы в занавесках. И никуда бы со своим комариком не улетела.
– Ева, а что же все-таки насчет злодея?
– Напрашивается, что я боюсь мужа.
– Это так?
– Да, но есть что-то еще. Ведь если комарик решителен, он бесстрашен, а значит, он меня защитит. И от мужа тоже.
– Ева, остановитесь. Прислушайтесь к себе. Мы никуда не
