Она понимала, что не должна привыкать к этому… и не привыкнет, конечно. Но позволила себе, пусть на минутку-другую, понежиться в ласковом тепле заботы.
Вымывшись, она почувствовала себя лучше, правда, все равно пожалела, что Рейф утащил ее так быстро — не дал даже заскочить домой за сумочкой. А теперь у нее нет ровным счетом ничего: ни косметики, ни помады, ни, на худой конец, расчески. Честности ради ей, однако, пришлось признать, что, заскочи она домой, ее бы уже оттуда даже силком не вытащили. Устала до чертиков.
Она вышла и тут же почувствовала самые восхитительные запахи — жареного окорока, ананасов и пикантных приправ, названия которых были ей неведомы, но от которых рот у нее наполнился слюной, а в животе заурчало. Служебная комната находилась сразу у двери черного хода, так что кухню ей пока увидеть не довелось. Теперь, осмотревшись, она отдала должное сверкающим хромированным и белым поверхностям, уж не говоря о самом современном оборудовании.
А в общем и целом на кухне царил рабочий беспорядок, так хорошо знакомый ей еще со времен колледжа, когда она дежурила в студенческой столовой. Официанты в белых рубашках и черных брюках озабоченно хватали полные подносы и исчезали вместе с ними за вращающимися дверьми, ведущими, судя по всему, в главный зал ресторана.
— Ну, наконец-то, — сказал Рейф. Взяв за руку, он повел ее мимо кипящих котлов на громадной печи и остановился рядом с человеком в белом поварском колпаке. На лице, похожем на резиновую кукольную маску, в данный момент застыла недовольная гримаса. Волосы, насколько было видно из-под колпака, были темно-русыми… зализанными назад с высокого лба. — Это Хьюго, — произнес Рейф. — А вот это все — кухня Хьюго.
Дженни смущали здешние правила приличия. Может, Хьюго ждет от нее слов благодарности за то, что ей дозволено пройти в его владения? Она остановилась на том, чтобы просто отметить:
— Пахнет тут у вас восхитительно, Хьюго.
Похоже, она попала в точку, потому что Хьюго просиял и одобрительно кивнул, словно она успешно сдала экзамен. Но через мгновение он опять помрачнел и буркнул:
— Делаю, что могу, в такой теснотище.
— А с Клубнем ты уже знакома, — махнул рукой Рейф в сторону человека постарше.
Клубень, сверкнув передним золотым зубом, приветственно улыбнулся. У него был вид заправского корабельного кока — плотная, коренастая фигура и короткий ежик.
— Вы для всех без исключения Клубень или же позволите мне величать вас по имени? — обратилась к нему Дженни.
— А я уж другого имени и не помню, — ответил он. — Приклеилась, понимаете, ко мне кличка еще с флотских времен, за то, что чистил горы картошки. И вот, полюбуйтесь, сижу тут… — он продемонстрировал в одной руке картофелину, а в другой — нож, — и продолжаю чистить картошку.
— Причем плохо, — фыркнул Хьюго. — На этой кожура осталась. — Он брезгливо ткнул в сторону огромного дуршлага.
— Да не бери в голову, Хьюго, — весело отозвался Клубень. — В мире ж нет совершенства, не знал, а? И потом, кусочек кожуры проглотить даже полезно для души, так сказать.
— У тебя-то, ясно, душа крестьянина, — с актерским пафосом провозгласил Хьюго.
— Это лучше, чем душа зануды, — парировал Клубень.
Неминуемую ссору остановило появление Синди.
— Ты пришла! Пришла! — Синди так и светилась от восторга. Малышка со всех ног бросилась к Дженни, и та, присев на корточки, поймала ее в объятия. — Пойдем… — Синди потянула Дженни за руку. — Посмотришь мою комнату, все игрушки…
— После ужина, детка, — сказал Рейф. — Руки вымыла перед тем, как сюда спуститься?
— Да, папочка. — Она повернула ладошки вверх для обозрения. — Ты уже ее спросил?
— О чем меня нужно спросить? — поинтересовалась Дженни.
— О том, покрасишь ты мне ногти или нет, — захлебываясь, скороговоркой выпалила Синди. — Никто же больше не умеет. А у меня есть лак и все что нужно.
— Бабушка купила ей косметичку для девочек, — объяснил Рейф. — Я уже скоро свихнусь от ее нытья — намажь да намажь.
— Пяточка говорит, что мальчики такого не делают.
— Они могут научиться, — отозвалась Дженни, искоса взглянув на Рейфа.
— Я все равно не хочу, чтобы папочка учился на мне, — твердо заявила Синди.
Мудрое замечание. Против такого не возразишь, решила Дженни.
— Ну, так ты мне поможешь? — настаивала Синди.
— Конечно, — согласилась Дженни.
— Только после ужина, — тут же добавил Рейф, уловив нетерпеливый блеск в глазах дочери.
— Я бы поела лучше, папочка, с накрашенными ногтями. — Синди одарила его обаятельнейшей улыбкой.
Рейф изумленно покачал головой. Это ж надо, как она машет ресницами, как плутовски опускает взгляд… И где его дочь набралась этих женских уловок? Ясно только, что не в мужском обществе, в котором проводила большую часть времени. Да и детский сад винить не приходилось, поскольку этот трюк был в ее арсенале задолго до прошлого месяца, когда ее впервые привели в группу.
— Попытка неплохая, но безуспешная. — Рейф потрепал малышку по щеке.
— Так вы, значит, и есть наша таинственная соседка? — пророкотал звучный голос, и в кухне появился старик с копной белоснежных волос и бесовскими огоньками в синих глазах. — А я — Чак, отец Рейфа. Рад с вами наконец-то познакомиться. — Чак ухватился за руку Дженни, как за рычаг старомодной помпы, и решительно затряс. — Наслышан о вас.
— Я тоже много о вас слышала, — ответила Дженни.
— Не верьте ни единому слову, — рявкнул Чак.
— Только хорошее… — поспешно заверила его Дженни.
— Вот именно. Я и говорю — не верьте ни единому слову.
— У папы весьма неординарное чувство юмора, — сухо вставил Рейф.
— Дедуля знает целую кучу анекдотов! — воскликнула Синди. — Расскажи про голую леди, деда!
— Как-нибудь в другой раз, кнопка, — сказал Чак, взъерошив внучке волосы огромной мясистой ладонью.
— А я его и так знаю назубок! — с гордостью объявила Синди. — Давай я сама расскажу. Очень смешной. Про то, как однажды голая леди…
Рейф молниеносно закрыл дочери рот ладонью — прежде, чем она успела пуститься в подробности одной из любимых баек Чака, старой, как седой океан, но слегка сомнительного толка.
— Пойдем ужинать, детка. Я так голоден, что готов тебя слопать. — Он подкинул дочку и заклацал зубами, подбираясь к ее шее. Ладонь Рейфа соскользнула с губ малышки, и кухня огласилась детским визгом.
— Подобное веселье мешает пищеварению, — неодобрительно провозгласил Хьюго.
— Да не бери ты в голову, Хьюго, — посоветовал Клубень, хлопнув разок шеф-повара по плечу. — Желудок у этого ребенка железный.
Хьюго не изволил произнести ни слова, выразив свое возмущение только фырканьем.
