— Просто продолжаем идти, — сказал Дом. — Мы не знаем, что в тех домах.
Люк кивнул. — Если честно, я даже не хочу думать, зачем они здесь.
Хатч опустил руку Люку на плечо. — Угостишь сигареткой?
— Конечно, — Люк полез в боковой карман своих непромокаемых брюк.
Хатч взял сигарету в рот. — Наверное, какое-нибудь заброшенное поселение.
— Где жили другие чокнутые ублюдки, — сказал Дом.
— Здесь давно уже никого не было, — Хатч посмотрел себе под ноги. — Эта тропа соединяла эти дома с другим местом. Видите? — Он приподнял ногой покрывало папоротника. — Тут остались колеи от колес повозки. Их все еще видно по краям тропы.
Люк снова встал в полный рост, хрустнув суставами в коленях. Представил себе неприветливый интерьер этих зданий. Сырой, темный, пораженный спорами плесени. Представил себе отчаяние, пропитавшее это неуютное, давно заброшенное место.
— Как там впереди? — спросил Хатч, нарушив задумчивость Люка.
— Все так же, — сказал он.
Хатч застонал и потер ладонями лицо. — Не большой у нас прогресс, парни.
— Иди на хрен, — сказал Дом. Согнувшись пополам, он надавил обеими грязными руками на поврежденное колено. Оторвав ногу от земли как хромая лошадь, он сморщился от боли. Фил ничего не сказал. Лишь стоял и смотрел в сторону заброшенных зданий.
Люк сделал глубокий вдох и выдох. — Почему бы вам, парни, не передохнуть? А я пойду вперед и проверю, что там дальше. Вдруг там выход.
— И пока я отдыхаю, постарайся еще расчистить дорогу от этого дерьма, А то мы все равно что ползем, — сказал Дом.
Люк улыбнулся. — Чем, туристской ложкой?
Хатч хихикнул. — И убедись, что края ровные.
Люк двинулся вперед, заметно ускорившись. Он медленного темпа, заданного Домом, боль в спине вернулась, а раздражение быстро сменилось злостью и полным упадком духа. Порой казалось, что тропа вот-вот кончится. Если он встретит какую-нибудь преграду, которых здесь было не мало, то сможет, по крайней мере, повернуть назад, прикрывая лицо от хлестких ветвей, царапающих щеки и лоб. Идти было тяжело, одно ухо кровоточило, но ему не нужно было постоянно останавливаться и ждать, пока Хатч, придерживая ветки, помогает пройти под ними Дому и Филу. И он больше не слышал бесконечные стоны Дома.
Фил по-прежнему был немногословен. Либо он онемел от боли в покрытых волдырями пятках, либо настолько устал, что не мог связно излагать мысли, либо не мог оправиться от ночного потрясения. А может, все вместе.
Через двадцать минут тропа начала петлять вокруг древних стволов, то поднимаясь, то спускаясь.
Утомительные подъемы и спуски по извилистым склонам, увешанным скользкими корнями деревьев, превратились в серьезное испытание для его суставов. Поваленные деревья встречались, похоже, уже каждые двадцать футов.
Люк не мог поверить, что грудь может так сильно болеть, хотя думал, что здоров. Несмотря на курение, он тренировался три раза в неделю и бегал по выходным, но к подобной нагрузке готов не был. Он старался даже не думать о том, что чувствовали Дом с Филом.
Они заблудились как кучка жалких любителей. Вроде тех идиотов, которые пытались лезть на гору без надлежащей тренировки и правильного снаряжения. Или тех онанистов, пытавшихся пересечь океан и за которыми потом снаряжали поисково-спасательную экспедицию. После спасения, этих людей еще чествовали как героев. Но почему, если они доставили другим столько проблем? Он поверить не мог, что они превратились в таких же..
Он наклонил голову и ринулся сквозь папоротник. Стиснув зубы, прорвался через барьер боли в груди и ногах. Он не собирался сдаваться. Хватит! Он хотел увидеть небо. Кусочек неба и немного открытого пространства, где можно было передвигаться без труда.
Зацепившись за какую-то ветку, он отлетел назад, приземлившись на задницу. Он схватил ее и попробовал сломать, но его руки оказались бессильными перед гибкостью дерева.
Он остался сидеть, чтобы перевести дыхание. Хатч настаивал, чтобы они старались придерживаться «примерно» юго-западного направления. Но Люк интуитивно чувствовал, что тропа ведет его назад, на северо-запад. Он не стал ближе к краю леса, чем они были вчера вечером.
Он не мог больше оставаться в этом удушающем сыром лесу, давящем, сбивающем с ног, разрывающем кожу. Горло горело. Высыхающий пот выделял соль, кожу между ног и на поясе под ремнем натерло. Он хотел уже сорвать с себя одежду.
Измученные мышцы в ногах начала сводить судорога. Нужно выбираться из этой чащи. Если подлесок не поредеет, он пойдет назад и найдет остальных. Потом они вернутся по своим следам туда, откуда вышли на эту тропу днем раньше. Или, если нужно, вернется он один. И пойдет за помощью. Не зависимо от того, согласится Хатч или нет, его инстинкты говорили ему, что это время пришло. Время принимать решительные меры. Один из них пойдет за помощью.
Он снова проклинал решения Хатча, его нелепый необоснованный оптимизм. «Боже, Хатч! О чем ты думал?» Стиснув зубы, он пробежался по всему сказанному Хатчем, ввергшему их в эту бездну неприятностей. Его губы зашевелились, и он принялся костерить своего друга, зная, что в последствии будет стыдиться своих слов.
Люк закрыл глаза. Попытался успокоиться и привести мысли в порядок. Вспышка ярости медленно угасла, оставив лишь дрожь в теле.
В мокрой зелени, где он сидел, было темно. До поверхности лесной почвы света доходило мало, но дождь находил дорогу. Лес буквально промок насквозь. Голова кружилась. Люк достал из кармана куртки энергетический батончик. В желудке ныло от голода. У них вообще осталась нормальная еда?
Он стал представлять себе, что случится, если они не выберутся из этого места. Найдут ли его тело, скрытое под этими кустами, сорняками и крапивой? Или его кости будут дочиста обглоданы кишащими здесь насекомыми и рыщущими в поисках пищи грызунами? Он отчетливо увидел останки своей грязной туристской одежды, выцветший рюкзак и потемневший череп, ухмыляющиеся сквозь темную листву, и присел на корточки. Нижняя часть спины ныла от сырости. Черная почва буквально высасывала из тела все тепло.
Он поспешил встать, движимый отчаянной надеждой, что каким-то чудом лес вот-вот кончится. Но удалившись от остальных за пределы слышимости, он начал беспокоится, что сошел с тропы и ломится сейчас сквозь подлесок в совершенно другом направлении. Словно лес уводит его туда, где заросли были реже. Иногда он останавливался и успокаивал себя, что идет по еле проглядывающей тропе. Ведь в противном случае он никогда уже не найдет остальных. Здесь не было ориентиров, всюду было бесконечное однообразие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
