— Войдите! — отозвалась Даниэла, и дверь открылась, пропустив курьера в военной форме. Четким шагом он приблизился и положил на стол небольшой кожаный дипломат.
— Это для вас, товарищ генерал. Только что прибыл, — доложил он, уставясь куда-то поверх ее головы.
Генерал Воркута расписалась в получении, подождала, когда курьер выйдет, затем маленьким бронзовым ключиком, бывшим среди других на длинной цепочке, прикрепленной к поясу, открыла дипломат. Там было всего четыре листа бумаги, исписанных какими-то каракулями. Она тотчас же узнала шифр, который сама когда-то придумала, работая в отделе, занимающемся дезинформацией. Разработала она его так, между делом, но потом сделала своим личным шифром.
Сердце ее екнуло. Это был последний доклад Медеи, которого она давно ждала. Но как только она собралась засесть и разобраться с этим донесением, как две тени скользнули в ее кабинет, заполнив собой его скромное пространство.
— Приветствую вас, товарищ генерал! — пророкотал низкий бас.
Даниэла улыбнулась и ответила на дружеское не по уставу приветствие, стараясь не обращать внимания на неприятный холодок под ложечкой.
Анатолий Давыдович Карпов закрыл за собой дверь. На мгновение его медвежья фигура заслонила стоявшего позади него человека, хотя тот и был выше него ростом.
Даниэла положила руку на стол, прикрывая четыре драгоценных листка. Генерал Карпов, начальник Первого главного управления, молча проследовал по голому, облупленному полу к единственному жесткому стула, который торчал похабным кукишем напротив рабочего стола Воркуты. Он был невысок ростом, но весьма импозантен: широкоплечий, с мощной грудью. Мышцы его так и выпирали из-под щегольского темно-синего костюма, украшенного орденскими планками, которыми он весьма гордился. Ему ни за что невозможно было дать его шестидесяти двух лет, и не только потому, что его густые прямые волосы были черны, как вороново крыло (благодаря краске, о чем хорошо знала Даниэла). У него было волевое лицо, высокий лоб, украшенный глубокими морщинами, и ясные карие глаза, изучающе смотревшие сквозь стекла очков в металлической оправе. Глаза проницательные и путающие. Но когда он улыбался, в них появлялась искренность, на которую Даниэла всегда откликалась. Сейчас она с удовольствием отметила, что его галстук был заколот булавкой с черным ониксом, которую она ему подарила на день рождения.
Ее взгляд упал на человека, которого привел с собой Карпов.
— Вы, конечно, знаете Юрия Васильевича Лантина, — представил Карпов своего спутника.
— Естественно, — осторожно ответила Даниэла. Лантин был членом Политбюро и ЦК Партии, одним из горстки людей, занимающих головокружительно высокую ступеньку в советской иерархии.
Даниэла хорошо знала своего шефа. Знала, что зазря он не приедет к ней из современного здания из стекла и бетона, расположенного за Московской кольцевой дорогой, где размещалась штаб-квартира Первого главного управления. Вид из окон его офиса на верхнем этаже куда более привлекателен, чем из ее замызганного оконца. И не случайно он привел с собой на площадь Дзержинского всесильного Лантина. Своего рода парад власти. Власти поистине безграничной. Она внутренне собралась, готовя себя к тому, что сейчас последует.
Карпов не торопясь зажег сигару, щелкнув своей знаменитой золотой зажигалкой. Зажигалка эта вовсе не была предметом пошлой буржуйской роскоши. Даниэла достаточно долго была знакома с Карповым, чтобы не знать ее историю.
Он был с Юрием Андроповым в Венгрии в 1956 году Жестко и решительно, как все в Комитете прекрасно знали, эти двое справились с невероятно сложной, взрывоопасной ситуацией, когда туда были введены части Советской Армии. И теперь, щелкая зажигалкой, Карпов каждый раз оживлял в своей душе память об Андропове.
— Я привел сюда товарища Лантина, потому что он интересуется некоторыми делами, находящимися в ведении вашего департамента, — сказал он, выпуская клубы ароматного дыма.
Затем он взглянул, поджав свои тонкие губы, на рдеющий кончик своей превосходной гаванской сигары. Он всегда называл департаментом отдел внешней разведки, которым руководила Даниэла, предпочитая никогда не употреблять слово «разведка» даже за толстыми стенами заведения, в котором они находились. Учитывая специфику дел, которыми она занималась, такие иносказания были вполне объяснимы.
— И особенно Ничиреном, — уточнил Лантин, заговорив в первый раз.
Даниэла внимательно взглянула на него, анализируя тон, которым он произнес эти два слова. Она всегда считала, что по тону голоса можно сказать о человеке очень много.
Лантин стоял, прислонившись спиной к противоположной стене, головой доставая до рамы стандартного портрета Ленина, повешенного туда то ли одним из ее предшественников на этом посту, то ли просто по распоряжению какого-нибудь кретина из хозчасти. Руки свободно заложены за спину, длинные ноги переплетены. На нем упомрачительный темно-серый костюм, рядом с которым даже элегантная одежда Карпова казалась стариковской и занюханной. Выражение лица беззаботное, словно он наблюдал за соревнованиями по гребле с берега Темзы.
Даниэле понравилось его лицо: продолговатое, немного мрачноватое. На вид ему было слегка за пятьдесят — весьма молодой возраст для его высокого поста. Но, может быть, он выглядел моложаво. Длинные волосы отливали металлическим блеском при свете лампы. На щеке родинка, делающая его еще более привлекательным. Прекрасная линия подбородка, безукоризненная линия тонких усиков, выразительные глубоко посаженные глаза. Только тонкие, несколько жесткие даже в состоянии покоя губы портили общее в высшей степени благоприятное впечатление от этого лица.
— Ничиреном руководит генерал Воркута, — объяснил ему Карпов, верный своей привычке доминировать в разговоре в любой компании. — Мне принадлежит идея использовать для наших целей таланты этого волка-одиночки. С его помощью, я полагал, мы сможем вовремя, так сказать, удалять гнойники, которые потенциально могли бы скомпрометировать нас в глазах международной общественности. — Даниэла бросила на него предостерегающий взгляд, но он невозмутимо продолжал: — По эффективности этот Ничирен превосходит даже болгар, и куда более надежен, чем любой из наших агентов-арабов.
Даниэла подвинула к нему по полированной поверхности стола свою неэстетично выглядевшую пепельницу.
— За короткий срок мы добились блестящих успехов, сотрудничая с ним, — сказала она эдаким сверхделовым тоном. — В Гане, Чаде и Анголе, в Ливане, Сирии и Египте, в Никарагуа и Гватемале. Мы засылали его в эти места с самыми щекотливыми заданиями: удалить, как удаляют больной зуб, некоторых зарвавшихся революционных лидеров, усиливая противостояние в стране, раздувая революционный пожар, подталкивая страны на новые стадии революционного преобразования общества, создавая в них то, что называется...
— Идеологической возгораемостью, — закончил за нее Лантин. — Кажется, так это назвал генерал Карпов в своем последнем отчете Центральному Комитету. Термин хорошо звучит. Мои коллеги его оценили. — Он слегка наклонил свою идеально причесанную голову. — Как и работу этого вашего необыкновенного агента.
Даниэла поняла, что сейчас надо быть особенно внимательной. Комплименты от имени «службы», как принято среди военных величать начальство, приходится выслушивать нечасто. Кроме того, если Политбюро хотело просто отметить ее за работу с Ничиреном, то Карпов уж конечно встрял бы между ней и высшим начальством в качестве ее мецената-покровителя. То, что он позволил Лантину придти с этим к ней в офис, это недобрый знак.
— Стараемся, — через силу улыбнулась она. — Спасибо, товарищ Лантин. Приятно слышать, что твою работу оценили в высших сферах. Но служба есть служба.
Карпов изучал темный конец своей сигары, украшенный столбиком пепла.
— Видите ли, товарищ генерал, среди наших сотрудников распространено мнение, что государственная власть сосредоточена в здешних коридорах, где порой услышишь вроде бы в шутку оброненную фразу: «Государство — это мы». — Он кивнул головой. — Что ж, в этих словах есть доля истины. — Он внимательно посмотрел ей прямо в глаза. — Но только доля.
Карпов наконец стряхнул пепел, с кончика сигары. Ему не надо было разъяснять ей, что Лантин представляет более могущественную силу, чем просто «служба». Истинную мощь Родины. Даниэла поняла это без всяких объяснений.
— Ваш агент, — сказал Лантин, — едва не самоликвидировался во время нападения на него. Причем, чуть ли не в своем собственном доме, — вот что особенно неприятно! — Он притронулся указательным пальцем к нижней кромке своих ухоженных усиков. — Тем более, что напал на него отряд, скомплектованный сотрудниками Куорри, а во главе его был небезызвестный Джейк Мэрок.
