Я закрываю глаза на мгновение, слушая вводные такты перед тем, как обратить внимание на сигнал Блэйна. Каждая нота напоминает мне о Дилане. Скрип моего смычка от трения о поверхность струны. Каждый дрожащий звук от моей виолончели превращается в живое существо. Дилан принёс подобные ощущения в моё тело, заставляя его бурно реагировать. Тонкий танец звука, ярости и удовольствия, которое выгибает мою спину даже сейчас.
Я касаюсь струн так, как Дилан касался меня. Притворяюсь, что я — это он, прикасающийся ко мне, поднимающий меня выше, берущий глубже и сильнее, чем я могла себе представить. Моя виолончель становится мной. Я становлюсь Диланом. Играю так, словно занимаюсь с ним любовью.
Всё ещё ощущая вибрации от физической связи прошлой ночи, я играю лучше, чем когда-либо. Прошлая ночь открыла что-то страстное и глубокое во мне, предоставила доступ к навыкам, открытым лишь для живого огня.
Несколько человек вокруг меня кивают, когда мы заканчиваем. Мы все стремимся скорее уйти, но речь Блэйна длиной пятнадцать минут о пятничном мероприятии и ожиданиях от нас всех загоняет нас в ловушку, заставляя оставаться на местах. Мне трудно сосредоточиться, зная, что альфа-рок-звезда ждёт меня в великолепном гостиничном номере, поскольку Блэйн гундит с неприветливым выражением лица. Хотя одобрение, исходящее от других музыкантов, чрезвычайно приятно.
Я собираю свои ноты и встаю, разминая голени, что только напоминает мне о боли в каждой мышце и о её происхождении. А ещё о том, кто стал её причиной.
Что Дилан собирается сделать со мной сегодня? Я хочу играть для него — внезапно решаю я. Я видела, как он играет, но он никогда не слышал меня.
— Можно переговорить с тобой в моём кабинете?
Голос Блэйна звучит поразительно близко, и я поворачиваюсь к нему, отмечая, что вокруг больше никого не осталось.
Пол улыбнулся и вышел, оставив меня наедине с маэстро.
Я дарю ему то, что, надеюсь, не похоже на фальшивую улыбку.
— Конечно.
Идти недалеко, но виолончель замедляет мой шаг. Я иду позади него, поскольку уверена, что он этого и хочет. Блэйн не предлагает понести мой инструмент, но открывает для меня дверь и указывает на стул.
Опирается об угол своего стола, оказываясь близко ко мне. Если бы кто-то вошёл, ничего бы нас не скомпрометировало, но люди задались бы вопросом. Как он и планировал, я уверена. Маэстро не оставляет никакого шанса.
Он вздыхает и проводит пальцами по блестящим тёмным волосам.
— Что, по-твоему, ты творишь?
Боже. Он знает. Кто-то видел нас с Диланом вместе. Или, возможно, это — блеф?
Я хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне известно, где ты была вчера вечером.
Земля уходит из-под моих ног даже при том, что я сижу, но Блэйн добавляет:
— Ты понимаешь, что Пол теперь подумает, что у него есть шанс быть с тобой?
Единственной вещью, мешающей мне засмеяться от облегчения, является понимание, что он знает часть того, что произошло вчера вечером. Как? Он никак не мог узнать, и все же я не удивлена. Вчера вечером я отбросила мысль о надвигающейся неприятности, но понимала, что ее не избежать.
Я сглатываю, даже не пытаясь отрицать. Если он знает, значит, так тому и быть. Ложь только взбесит его, поэтому я пожимаю одним плечом и стараюсь выглядеть как обычно.
— Это был просто поход на концерт с другом. Пол знает, что у него нет никакого шанса.
Его глаза не отрываются от моих, и он вздыхает.
— Значит, убедись в этом. В будущем ты не сможешь ходить на такие мероприятия как рок-концерты, — говорит он с презрением, — одна и с одним мужчиной. Даже если Пол оставит мысль о том, что он тебе интересен, другие могут сделать предположения.
Этого правда достаточно.
— Я понимаю.
— Ты не отступаешь от своих обязанностей в связи с нашим соглашением, Рэйчел? Поскольку я знаю несколько других людей, которые не отказались бы от чести сыграть в этой симфонии. Могу показать тебе список.
Страх и раздражение поднимаются во мне. Может, он и держит моё будущее в своих руках, но он не владеет мной. Стараюсь выдавить улыбку.
— Конечно, я не отступаю.
— Хорошо. Тогда до следующей пятницы.
— До следующей пятницы. — Я встаю и спешу к двери.
— Рэйчел. — Его голос поражает мою спину, стоит мне только коснуться дверной ручки.
Я оборачиваюсь с вежливой улыбкой.
— Да?
— Ты хорошо сыграла сегодня. Что бы ты ни делала, продолжай в том же духе. — Его улыбка выглядит искренне, но угроза, высказанная раньше, пресекает мою радость. Да, я собираюсь продолжить.
— Спасибо.
Покидаю его кабинет, и, когда он уже не видит меня, улыбаюсь его похвале и грязным, неправильным причинам, которые помогли мне получить её. О, Дилан плохой, но он так хорош в своём деле. Получается, это не так плохо и для меня.
Неся свою виолончель к выходу, я вызываю такси, чтобы поехать с ней сразу в отель к Дилану на свидание, на которое мне никоим образом нельзя, но которое я ни за что в жизни не пропущу.
Глава 7
Ключ от номера остался у меня, но я стучу перед тем, как войти.
Дилан сидит на одной из маленьких кушеток, а когда я вхожу, то отшвыривает свой телефон в сторону и смотрит на футляр с виолончелью.
— У меня будет приватное выступление?
— Таков был план, — краснею я.
— Ты, наверное, даже не понимаешь, почему «приватное выступление» звучит грязно.
Дилан прав, но мне не нравится, когда подчеркивают мою наивность. Это только подчеркивает различие между нами, напоминая мне о том, что я предпочла бы забыть. Я качаю головой и снимаю шарф, чувствуя жар от смущения.
Лёгкость, с которой он вскакивает на ноги, заставляет задуматься, а не прошёл ли он обучение боевым искусствам. Мой крутой ниндзя.
— Ты в моей футболке под этим сексуальным свитерком и в длинной бесформенной юбке?
Я со стуком прислоняю футляр с виолончелью к ближайшему стулу.
— Она не бесформенная. Это макси. И да. Ты находишь это сексуальным? — Я дёргаю за светло-розовую трикотажную ткань моего кардигана.
Дилан подкрадывается ко мне.
— Как будто ты моя собственная непослушная библиотекарша..
Я дрожу от желания подыграть, когда его руки касаются моих бёдер.
— Ты собираешься испытать меня?
— Я собираюсь съесть тебя.
Грязные разговоры, вероятно, работают лучше, когда ваш партнёр не убивает работу вашего мозга, возбуждая вас сверх меры. Я открываю и закрываю рот несколько раз, чувствуя себя рыбой.
Или, может быть, это работает отлично.
Он стонет и прислоняется лбом к моему, закрывая глаза.
— Боже, я люблю это в тебе.
Я тяжело сглатываю, чувствуя сухость во рту от желания..
— Что любишь? — шепчу я, отчаянно пытаясь понять, что во мне есть такого, что этот человек находит неотразимым.
— Ты противоречие.
— Это как?
Он обхватывает мою задницу и прижимается к моей шее.
— Ты обсуждаешь музыку со мной и знаешь своё дело, и, возможно, разбираешься в деталях даже больше, чем я когда-либо смогу. Ты не позволяешь мне надавить на себя, но я могу заставить тебя покраснеть и запнуться одной простой фразой. — Он прикусывает мою шею и смеётся, когда я стону. — А еще вот это. Ты хорошая девушка, Рэйчел, но тебе нравится, когда с тобой обращаются грубо. Ты — чиста, консервативна, ты классический музыкант, но умоляешь меня проделывать с тобой в постели такое… Тебе нравится грязный секс.
— Нравится. С тобой.
— Ты умираешь от желания, чтобы я сделал что-то с тобой, но ты настолько потрясена, что тебе всё нравится. Удивление на твоём лице такое чертовски сладкое на вкус, что заставляет меня хотеть идти дальше, делать больше шокирующего, чтобы увидеть, как далеко ты позволишь мне зайти.
Далеко и во всех отношениях. Вот как далеко я позволю ему зайти. Для нас нет конца.