изо всех сил старался заключить долгосрочный мир с Акилосом. Та часть Дэймена, которая не желала сровнять с землей крест, ринг и дворец, на территории которого они находились, считала такое стремление достойным восхищения.
Вернулся лекарь и захлопотал вокруг него; вернулись слуги, устроили его поудобнее и удалились. Наконец Дэймена оставили в одиночестве, позволив поразмыслить о прошлом.
Шесть лет назад битва при Марласе принесла двойную кровавую победу Акилосу. Акилосская стрела – шальная акилосская стрела – пронзила горло королю Вира, а Дэймен убил кронпринца Огюста во время поединка на северном фронте.
Гибель Огюста переломила ход битвы. Сокрушительный, деморализующий удар привел вирское войско в смятение. Огюст был любимым командиром, неукротимым бойцом и символом вирской гордости. После гибели короля он сплотил своих воинов, повел их в атаку, которая смела северный фланг акилосцев; он стал скалой, о которую волнами разбивались акилосские воины.
– Отец, я убью его, – пообещал Дэймен и, получив отцовское благословение, выехал из тыла на главный поединок своей жизни.
Дэймен не ведал, что младший брат кронпринца тоже в Марласе. Шесть лет назад Дэймену было девятнадцать, а Лорану, получается… тринадцать-четырнадцать? Он был слишком юн, чтобы участвовать в той битве.
Слишком юн, чтобы наследовать трон. После гибели вирского короля Вира и кронпринца брат короля стал регентом. Он тотчас созвал переговоры, на которых принял условия капитуляции и уступил Акилосу спорные территории Дельфы, которую вирцы называли Дельфер.
То был разумный поступок разумного человека. И при личной встрече регент показался Дэймену не менее здравомыслящим и рассудительным, хотя и сильно огорченным поступками несносного племянника.
Дэймен не знал, почему мысленно возвращается к тому, что Лоран в тот день был в Марласе. Разоблачения Дэймен не боялся. Минуло шесть лет; Лоран в ту пору был мальчишкой, которого, по его собственному признанию, в сечу не пускали. И даже если бы пустили, в Марласе творился хаос. Заметь Лоран Дэймена в начале битвы, акилосский принц был бы в полном обмундировании, включая шлем. А если каким-то чудом Дэймена увидели бы в конце, без щита и шлема… К тому времени он был бы в крови и грязи, сражаясь не на жизнь, а на смерть, как все вокруг.
Если дойдет до разоблачения, его имя в Вире вспомнит каждый: Дамианос, убийца принца. Дэймен с первого дня понимал, что разоблачение крайне опасно; однако он не подозревал, насколько был к нему близок; не знал, что человек, который больше других имел право желать ему смерти, мог его раскрыть. Поэтому задерживаться здесь определенно не следовало.
«А у тебя шрам», – сказал Лоран.
* * *
– Что ты наговорил регенту? – обрушился на него Радель. В прошлый раз, когда Радель так на него смотрел, разговор кончился пощечинами. – Ты меня слышал. Что ты наговорил ему о порке?
– А что мне следовало говорить? – Дэймен спокойно встретил взгляд надсмотрщика.
– Что следовало, так это продемонстрировать верность своему принцу. Через десять месяцев…
– …он станет королем, – закончил Дэймен. – Разве до тех пор мы не подчиняемся его дяде?
Пауза получилась долгой и зловещей.
– А ты быстро усвоил, по каким правилам здесь играют, – отметил Радель.
– Что случилось? – спросил Дэймен.
– Тебя призывают ко двору, – сказал Радель. – Надеюсь, ты в состоянии идти.
Тут в комнату вошла целая процессия слуг. Начались приготовления куда тщательнее всех предыдущих, включая подготовку к бою на ринге. Дэймена омывали, охорашивали, одевали, обрызгивали духами. Заживающую спину не трогали, но остальные части тела умастили маслом с золотым пигментом, отчего в свете факелов они мерцали, как у золотой статуи.
Подошел слуга с тремя маленькими плошками и тонкой кистью. Держа кисть наготове, он приблизился почти вплотную и внимательно осмотрел лицо Дэймена. В плошечках хранилась краска. Унизительному рабскому ритуалу Дэймена в последний раз подвергали в Акилосе. Макнув кисть в золотую краску, слуга коснулся кожи Дэймена ее кончиком, подвел глаза. Дэймен почувствовал, как холодная густая масса покрыла ему ресницы, щеки, губы.
На сей раз Радель не предупредил, что украшений не надо, и в комнату внесли четыре серебряные шкатулки, украшенные эмалью. Перебрав их сверкающее содержимое, Радель отложил несколько предметов. Во-первых, тонкие, едва заметные нити с рубинами, нанизанными через равные промежутки, – их вплели Дэймену в волосы. Во-вторых, золотую фероньерку и золотой пояс. И, наконец, поводок, который пристегнули к ошейнику. Поводок был тоже золотым – тонкая цепь с золотой же рукоятью для надсмотрщика, украшенной на конце резьбой в виде кошки с гранатом в пасти. Если Радель не остановится, бренчать Дэймену при каждом шаге.
Однако Радель не остановился, выбрав еще одно украшение – еще одну золотую цепь, соединяющую два зажима. Для чего зажимы, Дэймен понял, лишь когда подоспевший слуга закрепил их у него на сосках.
Дэймен отпрянул от слуги, но было уже поздно. Один тычок в спину, и он упал на колени. Грудь судорожно вздымалась, раскачивая тонкую цепь.
– Краска размазалась, – сказал Радель слуге, осмотрев лицо и тело Дэймена. – И вот здесь. И здесь. Поправь.
– Я думал, принцу не нравится краска, – подал голос Дэймен.
– Не нравится, – подтвердил Радель.
* * *
Стилем вирской знати считалась сдержанная роскошь, не имевшая ничего общего с баснословно дорогими, кричаще яркими нарядами питомцев, которые демонстрировали достаток своих господ. За двойные двери Дэймена провели на поводке, обвешанного золотом, – разумеется, все мигом поняли, что перед ними раб. В переполненном зале он казался белой вороной.
Равно как и Лоран. Его мгновенно узнаваемые золотистые волосы магнитом притянули взгляд Дэймена. Справа и слева придворные замолкали и расступались, освобождая проход к трону.
От двойных дверей к помосту тянулась красная ковровая дорожка с изображением охотничьих сцен, яблонь и листьями аканта по краям. Стены были завешаны гобеленами, тоже преимущественно в красной гамме, как и балдахин над троном.
Красное, красное, красное. Выделялся лишь Лоран.
Дэймен почувствовал, как разбегаются мысли. Стоять ему удавалось ценой колоссального волевого усилия: спина пульсировала от боли. С трудом оторвав взгляд от Лорана, Дэймен обратил его на хорага предстоящего публичного действа. В конце красной дорожки на троне восседал регент; левой рукой он удерживал на коленях золотой скипетр – символ своих полномочий. За спиной у регента в полном парадном облачении расположился Совет Вира.
Совет считался воплощением вирской власти. Во времена короля Алерона он помогал решать государственные вопросы, а сейчас, до коронации Лорана, вместе с регентом управлял страной. Пятеро мужчин и ни одной женщины: Совет выстроился на помосте живописной стеной. Дэймен узнал Одина и Гийона; третьим был древний старик, судя по всему, советник Ирод; следовательно, оставшиеся два – Жёр и Шело, хотя кто есть кто, Дэймен не знал. Каждый из
