Рейтинговые книги
Читем онлайн Запах искусственной свежести - Алексей Козлачков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19

– А вот у вас там гвардии рядовой Мухин сидит на гауптвахте за наркомани€ю. Вы собираетесь комсомольское собрание проводить по негативному явлению?

– Так точно, товарищ гвардии капитан, – прорычал я преувеличенно громко, автоматически принимая образ стоеросовости, служаки, с которого за пределамиегообязанностей спрос, как с бревна, – самый выгодный тон в таких случаях. – Отсидит, соберем собрание и проработаем всем коллективом, как положено.

Я видел, как ухмыльнулся, не переставая прихлебывать щи, Никольский, он, кажется, слегка потешался над своим новым заместителем. И над этой неумелой и излишней демонстрацией, и над тем, как он произнес слово “наркомания” с ударением на последнем слоге, было в этом нечто кондово-замполитское; наконец, в неуместном повторении слова “гвардии” в обращении, которое, конечно, положено по уставу, но все же для уменьшения помпезности применялось лишь в случаях официальных обращений, как правило, перед строем. Замполит же находил нужным совать его всюду, не сокращая церемоний.

Замполит батальона капитан Милютенко прибыл к нам всего с неделю из учебного подразделения с небольшим повышением в должности. Он явно робел и терялся в новой обстановке и на новом уровне, поэтому с перепугу совал нос всюду, чем успел раздражить буквально всех – и солдат, и офицеров. Правда, пока лишь до состояния насмешек; особенного занудства или подлостей с его стороны никто не видел. Он был человеком довольно плотного телосложения, впрочем, не слишком тренированного, с лопатообразно широким невыразительным “замполитским” лицом и манерой носить военную форму, как гражданскую одежду, когда она неловко топорщится как раз в тех местах, где у строевых офицеров обычно все прилажено и перетянуто. По этой балахонистости замполита везде узнавали издалека; было в этом что-то сектантское, – миссионеры Свидетелей Иеговы или анабаптистов, попадавшиеся мне позже, выглядели похоже; для всех политработников одежду шьют на одной фабрике.

– Травников, – окликнул меня комбат, замедлив поедание щей, – это вы с Денисовым Муху в яму засадили?

– Так точно, товарищ майор, – я сделал по направлению к комбату пол-оборота и ответил ему уже нормальным голосом; перед комбатом, с которым мы провоевали вместе уже больше года, не надо было изображать истукана.

– Ндааа, – протянул комбат, качнув головой, и занялся снова щами.

“Хоть комбат-то нас с Денисовым понимает и не будет гонобобить попусту, – подумалось мне, – он все знает и про меня, и про Муху”. Впрочем, я подумал об этом без особенного даже облегчения. Действия комбата по отношению ко мне уже не имели особенного значения по сравнению с переживаемым мной.

Остаток дня после дневного отдыха прошел в обычных военных заботах: за чисткой оружия, углублением окопов, а также полированием дембельских блях (занятие, которому русский воин способен предаваться круглосуточно), написанием писем и ковырянием в носах под присмотром офицера, то есть мероприятием, которое в распорядке дня батальона значилось как “час политзанятий”. Штатного замполита в минометной батарее не было, и эту роль приходилось выполнять мне. Я неволился и обычно пытался читать книжку, пока солдаты копошились, занятые своими заботами. С завистью думал я об офицерах парашютно-десантных рот, где этим занимались настоящие политработники, а сами офицеры сейчас уже предавались “распутству” в виде чтения, совместного зубоскальства о женщинах или даже предвечернему сну, – к этому времени жара немного спадала и можно было заснуть. Мы сидели в так называемой солдатской столовой, она же ленинская комната, невдалеке от своих палаток. Это были две неглубокие узкие траншеи, вырытые параллельно; сидя на внешнем бруствере, нужно было спустить ноги внутрь, а пространство между двумя траншеями, покрытое досками от снарядных ящиков, служило столом. Для агитации это еще кое-как подходило, но для еды не очень: легкий ветерок наполнял солдатские котелки и кружки песком.

На политзанятиях в тот день Денисов поручил мне провести воспитательную беседу “о вреде наркомании” и даже сообщил основной тезис для партполитработы: “А то хрен стоять не будет!”. Аргумент в целом очень сильный, но, на мой взгляд, все же уязвимый (на что солдаты мне тут же указали). Во-первых, можно было рассуждать так: это сколько же надо курить, чтобы он перестал стоять?! Наверное, для этого надо курить “дурь” каждый день. Тогда, может быть, он и перестанет стоять к концу Афгана, а может, и нет. Во-вторых, в Афгане он и вообще пока без надобности, так что даже и лучше, чтоб не вставал без дела. И наконец, можно просто не дожить до того момента, когда этот орган тебе действительно пригодится, а курение “дури” – это отдых и радость уже здесь и сейчас. Так что ты говори, говори, лейтенант, все равно самым главным аргументом против курения останется именно яма, в которой сейчас горбатится за всех тогда куривших наш батарейный герой – Муха, вон как раз слышен стук его каторжанской кирки. Да и то сказать, более героического солдата в нашей батарее на тот момент не было и по официальной мерке – только у него была медаль “За Отвагу”, полученная за спасение офицера, вот этого самого, который сейчас что-то тут такое говорит “про нестояние”; и по неофициальной – в глазах солдат Муха приобретал героический ореол страдальца за общее дело. Муха становился легендой минометной батареи.

Солдаты слушали меня с лицами и улыбками загорелых до черноты будд. После того, как я на разные лады озвучил сообщенный мне Денисовым тезис, оставалось все же еще чуть меньше часа до конца политзанятий. По привычке я достал книгу и взялся было за чтение, но в голову мне ничего не забиралось. Мне все казалось, что за солдатскими улыбками прячется ненависть. Не то чтобы я ее боялся, но от этого мне было еще более неуютно.

Заснуть я долго не мог, а, заснувши, видел сон, будто это я сижу в яме и взмахиваю кайлом, обливаясь жгучим потом, который и не пот вовсе, а что-то вроде раскаленной лавы. А над ямой стоит мухинский подопечный Карась и орет на меня нечеловеческим голосом: “Штааа, лейтенант, в яму захотел? Я тебе устрою яму до конца службы, и никакой Денисов тебе не поможет, и воды будет некому передать!” Я было хочу ему сказать, что за меня Муха заступится, и тут же пытаюсь пожаловаться Мухе на его воспитанника, но Мухино лицо с мохнатыми от пыли ресницами совершенно неподвижно. И глаз за ресницами не видать, поскольку веки опущены. И Муха будто бы силится их поднять, как тот школьный Вий, и не может… А на губах играет блаженная и одновременно насмешливая улыбочка. “И Муха тебе не поможет, лейтенант, не поможет…” – орет на меня Карась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Запах искусственной свежести - Алексей Козлачков бесплатно.

Оставить комментарий