Она вздохнула.
— Я бы лучше отправил ему послание.
— О, дорогой. Это может быть неудобно.
— Почему это, любимая? — спросил Генри в своей мягкой рассеянной манере.
— Когда-то он и мой отец были друзьями, но затем они поссорились, какие-то ужасные вещи, совсем давным-давно, но они никогда не заговаривал об этом вновь.
— Что это за поэма опять? — Уилл, который крутил пустую чашку в пальцах, выпрямился и продекламировал: — Словами презренья обменялись зло, И оскорбленья выжгли в их душах любовь…
— О, ради всего святого, Уилл, замолчи, — сказала Шарлотта, вставая. — Я должна идти и написать письмо Алоизиусу Старкуэзеру, которое будет источать раскаяние и мольбу. Мне не нужно, чтобы ты отвлекал меня.
И, подобрав юбки, она поторопилась выйти из комнаты.
— Неуважение искусства, — пробормотал Уилл, ставя чашку на место.
Он поднял глаза, и Тесса поняла, что она все это время смотрела на него. Она, конечно же, знала эту поэму. Это был Кольридж, одно из ее любимых произведений. Там было больше об этом, а также, о любви, смерти и безумии, но она не могла вспомнить строки на память; не сейчас, когда Уилл своими голубыми глазами смотрел в ее глаза.
— И, конечно же, Шарлотта не съела и кусочка обеда, — сказал Генри, вставая. — Пойду посмотрю, не сможет ли Бриджет отнести ей тарелку холодного цыпленка. Что же касается остальных… — он остановился на мгновение, как будто он собирался отдать им приказ отправиться в кровать, возможно, или вернуться в библиотеку, чтобы провести больше исследований. Спустя мгновение по его лицу пробежало смущение. — Черт возьми, я не могу вспомнить, что я собирался сказать, — объявил он и исчез на кухне.
Когда Генри ушел, Уилл и Джем погрузились в серьезное обсуждение репараций, нечисти, соглашений, пактов и законов, которое заставило голову Тессы кружиться. Не привлекая всеобщего внимания, она поднялась и вышла из-за стола, направляясь в библиотеку.
Несмотря на ее огромные размеры, и тот факт, что едва ли все книги, которые выстроились в ряд у ее стен, были на английском, это была ее любимая комната в Институте. Было что-то такое в запахе книг, в аромате чернил, бумаги и кожи, в том, какая пыль в библиотеке, казалось, она даже вела себя отлично от пыли в любой другой комнате, она была золотой в свете ведьминых свечей, оседая, как пыльца на полированные поверхности длинных столов.
Кот Чёрч спал высокой книжной стойке, его хвост был свернут кругом над его головой; Тесса освободила ему обширное спальное место, когда она двигала в сторону небольшую секцию поэзии вдоль нижней правой стены. Чёрч обожал Джема, но, как было известно, кусал других, часто почти без предупреждения. Она нашла книгу, которую она искала и встала на колени рядом с книжным шкафом, перелистывая страницы, пока не нашла нужную, сцена, где старик в «Кристабель» понимает, что девушка, стоящая перед ним, дочь его некогда лучшего друга, а теперь самого ненавистного врага, человека, которого он не сможет забыть никогда.
Увы! Они в юности были друзья,
Но людской язык ядовит, как змея;
Лишь в небе верность суждена;
И юность напрасна, и жизнь мрачна;
И нами любимый бывает презрен;
И много на свете темных тайн.
Словами презренья обменялись зло,
И оскорбленья выжгли в их душах любовь,
И они разошлись, чтобы не встретиться вновь.
Голос, который говорил над ее головой таким легкомысленным и так растягивал слова, что был моментально узнаваемым.
— Проверяешь мою цитату на правильность? — Книга выскользнула из рук Тессы и упала на пол. Она поднялась на ноги и, замерев, наблюдала, как Уилл наклонился, чтобы поднять ее и протянул ей с величайшей учтивостью. — Я уверяю тебя, — сказала он, — у меня прекрасная память.
Как и моя, подумала она. Это был первый раз в течение нескольких недель, когда она осталась с ним наедине. С той ужасной сцены на крыше, когда он сообщил, что думает, что она немногим лучше, чем проститутка и бесплодная к тому же. Они никогда снова не напоминали этот момент друг другу. Они продолжали, как будто все нормально, быть вежливыми друг с другом в компании, но никогда наедине. Почему-то, когда они были с другими людьми, она могла выкинуть это из своей головы, забыть это.
Но столкновение с Уиллом, Уиллом, который был как всегда красив, ворот его рубашки был открыт, позволяя увидеть темную Отметку обвивающую его ключицу и поднимающуюся вверх по белокожей шее, мерцающий свет свечи танцевал изящными плоскостями и углами на его лице, — заставили ее воспоминания о позоре и злость поднялись к горлу, заглушая ее слова. Он посмотрел на свои руки, все еще держащие маленький зеленый том в кожаном переплете.
— Ты собираешься забрать у меня Кольриджа или ты просто будешь стоять здесь вечно в этой глупой позе?
Тесса, молча, протянула руку и взяла у него книгу.
— Если ты хочешь использовать библиотеку, — сказала она, готовясь уйти, — ты, безусловно, можешь. Я нашла, что я искала, и поскольку становится поздно…
— Тесса, — сказал он, протягивая руку, чтобы остановить ее. Она посмотрела на него, желая, чтобы она смогла сказать ему, чтобы он снова называл ее мисс Грей. Просто то, как он произносил ее имя, уничтожало ее, ослабляло что-то натянутое и запутанное под ее ребрами, заставляя ее затаить дыхание. Она желала, чтобы он не использовал ее христианское имя, но знала, как нелепо это будет звучать, если она попросит. Это испортило бы всю ее работу над собой, чтобы стать равнодушной к нему.
— Да? — спросила она.
Была какая-то тоска в выражении лица, с которым он посмотрел на нее. Это было все, что она смогла увидеть, не рассматривая его пристально. Уилл, тоскующий? Он, должно быть, играет.
— Ничего. Я… — он покачал головой; прядь темных волос упала на его лоб, и он нетерпеливо смахнул ее с глаз. — Ничего, — сказал он снова.
— Первый раз, когда я показывал тебе библиотеку, ты сказала мне, что твоя любимая книга «Большой, большой мир». Я подумал, что ты, возможно, захочешь узнать, что я… прочитал ее.
Его голова была опущена, его голубые глаза смотрели на нее через густые темные ресницы; она хотела бы знать, сколько раз он получал все, что хотел, просто сделав так. Она сделала свой голос вежливым и отстраненным.
— И она пришлась тебе по вкусу?
— Нисколько, — сказал Уилл. — Я подумал, что она слюнявая и сентиментальная.
— Ну, о вкусах не спорят, — сказала Тесса сладко, зная, что он пытается спровоцировать ее и отказываясь идти у него на поводу. — Что доставляет удовольствие одному человеку, яд для другого, ты не находишь?
