Он бледнее, чем обычно. На этот раз на нем не старая домашняя куртка, а неопрятное демисезонное пальто серого цвета.
У него лихорадочный взгляд, он весь дрожит. Я вижу, что его щеки трясутся, как бока испуганного животного.
– А! – просто произносит он, увидев нас. Его горящие глаза поочередно останавливаются на мне, на Андрэ и на куче пепла.
Не могу понять, огорчен он встречей со мной здесь или рад. Он немного отступает и замирает.
– Что... Что вы здесь делаете? – спрашивает он.
– Охотимся, доктор...
– Кто это? – тихо спрашивает меня Андрэ.
– Ваш коллега и владелец дома.
Снова обращаясь к Бужону, я продолжаю:
– Мы охотимся на труп. Это довольно специфический вид спорта. Кстати, вы можете нам помочь... Еще один врач не будет лишним при таком омерзительном занятии, потому что из меня неважный помощник для присутствующего здесь доктора Андрэ. Правила игры просты: берете горсть пепла, взятого из топки вашей отопительной системы, и пытаетесь разобрать, что принадлежит человеку, а что барану – Человека кладете направо, барана налево, угли посередке. Обалденное времяпрепровождение! Мне даже хочется запатентовать это изобретение! Оно затмит «Монополию»!
Взгляд доктора Бужона равнодушный и мрачный.
– Ну скажите хоть что-нибудь! – говорю ему я. Молчит.
– Простите, что проникли к вам в дом несколько... бесцеремонным образом... Как вам известно, полиция не всегда соблюдает законы... Мы главным образом следим за тем, чтобы их исполняли другие.
Но сколько бы я ни трепался, он молчит как рыба.
– Да, кстати... У вас есть предположения насчет личности человека, сожженного в топке? И тут он бормочет бесцветным голосом:
– Это моя дочь.
Потом вынимает руку из правого кармана пальто, и я сразу же вижу, что он держит в ней револьвер. Время, необходимое, чтобы сосчитать до двух, – и я уже схватил свой.
– Без глупостей! – говорю я ему. – Бросьте револьвер, доктор, иначе с вами случится несчастье. Я стреляю быстро и метко... В комнате моей матери висит золотая медаль, подтверждающая это!
Но я зря беспокоился. Бужон и не думал нам угрожать. Он медленно поднимает оружие и приставляет его к виску.
Я бросаюсь вперед с воплем:
– Не дурите!
Но выстрел грохает прежде, чем я успеваю вмещаться. Тогда я останавливаюсь и смотрю. На виске врача образовалась большая красная дыра. Из нее хлещет струя крови. Он шатается, потом его ноги подгибаются, и он растягивается на выложенном плиткой полу кухни, как будто ему полоснули автоматной очередью по ногам.
Боксер отталкивает меня и бросается к дергающемуся в конвульсиях телу. Собака, подвывая, начинает лизать кровь, текущую из раны.
Я поворачиваюсь к Андрэ. Он не встал со своего стула и постукивает себя по кончику носа лупой, которую держит в правой руке...
– У него странная манера приветствовать гостей, – замечаю я.
Фраза повисает в полной пустоте, какая бывает только в желудке факира или в голове киноактрисы. Я наклоняюсь к Бужону.
– Он мертв, да? – спрашиваю я вслух. Андрэ подходит ко мне.
– Да, – подтверждает он.
Я в десятитысячный раз впадаю в бешенство. – Подлец! – ору я без всякого почтения к покойнику. – Мог бы сначала заговорить, а уж потом отправляться к предкам! Это провокация – стреляться на глазах у полицейских! Если бы я был в хороших отношениях со святым Петром, то попросил бы дать этому придурку дополнительных сто тысяч лет в чистилище!
– Какого дьявола он это сделал? – спрашивает Андрэ.
– Если бы я знал!.. Думаю, он испытал потрясение, увидев нас в своем доме. Он был замешан в это дело, понял, что ему крышка, и...
– Есть еще кое-что, – шепчет врач.
– Что?
– Я смотрел на этого человека... Он до ушей набит наркотиками... Вы не заметили его расширенные зрачки, блуждающий взгляд, бледное лицо?
– Да, но...
– Этот тип был в состоянии улета. Не мог различить бред и реальность. Он застрелился почти случайно; как падает внезапно разбуженный лунатик.
– Марихуана?
– Может быть! Я узнаю это позже...
– Док, – говорю я, – время идет. Мы известим по дороге жандармерию, но я должен ехать, потому что мой патрон ждет меня в конторе.
– Надеюсь, он подождет лишние полчаса и у нас будет время съесть бифштекс с жареной картошкой?
– О! Можно сказать, что вид трупов не лишает вас аппетита! – замечаю я.
– Аппетита меня может лишить только смерть, – уверяет Андрэ.
Я восхищаюсь артистизмом, с каким Андрэ очищает грушу, пользуясь для этой операции ножом и вилкой.
Мы поели молча. Теперь я чувствую приятное тепло хорошо идущего пищеварения.
– Четвертый! – говорю я.
Я сказал это для себя, но мой спутник с удивлением смотрит на меня.
– Что вы сказали? Я спускаюсь на землю.
– Я сказал «четвертый», думая о докторе Бужоне. Видите ли, док, в одно прекрасное утро я случайно сунул нос в драму с пятью персонажами... Из этих пятерых четверо мертвы... Сначала умер антиквар Бальмен, потом его коллега и друг Парьо, затем дочь Бужона – по его собственному признаю – и, наконец, сам Бужон... Мне остается только поймать маленького педика, ударившегося в бега.
Я спокойно излагаю факты в их хронологическом порядке.
– Бальмен умер с помощью Парьо... Это доказывает устройство в его машине.
– Пожалуй.
– Несмотря ни на что, Парьо тоже боялся... Из всех вопросов, которые я себе задаю, больше Всего мой мозг занимает тот, что относится к этому «На помощь»... Почему он боялся, если был по меньшей мере соучастником странного убийства своего коллеги?
– Он был прав, что боялся, раз на следующий день убили и его, – замечает Андрэ.
– Я сказал себе то же самое... Странно! Парьо не мог лечь спать, не поставив в гараж свою машину, – он был аккуратным человеком... Снотворного ему не подсыпали, не привязывали... Поза была совершенно спокойная, как будто он действительно спал.
– Сан-Антонио, – заявляет Андрэ, – со всеми этими историями я забыл вам рассказать об одной констатации, которую сделал после вскрытия... Я должен был заметить это раньше, но вы так спешили, и я искал следы снотворного!
Я дрожу, как вибратор.
– Скажите, вы что, хотите заставить меня умереть от любопытства?
– Незадолго до своей смерти Парьо занимался любовью...
Я смотрю на Андрэ, чтобы узнать, не насмехается ли он надо мной. Но он серьезен, как конклав.
– Это подтверждает только то, что его любовница действительно находилась у него незадолго до его смерти... Ну и что?
– А то, что если вы позволите, то у меня есть своя теория не насчет того, как он умер, а как он мог умереть...
– Я жадно слушаю вас, док.
– Вы когда-нибудь занимаетесь любовью, Сан-Антонио?
– Допустим, что очень часто, и не будем больше об этом.
– Ладно. Что вы делаете сразу после этого? Моя физиономия расплывается в улыбке.
– Какой странный вопрос... После! После, док, я возвращаюсь домой, как и все нормальные французы!
– Не шутите. Вы немного валяетесь в постели, чтобы восстановить свои силы, так?
– Да.
– Мечтаете, да?
– Да.
– Чувствуете животную грусть, о которой говорит знаменитая латинская пословица, да?
– Да.
– Все мужчины таковы.
– Неужели?
– Так вот. Нет никаких причин считать, что Парьо был устроен иначе.
– Никаких.
– Предположим, что Парьо позанимался любовью и отдыхает. Его партнерша встает, включает тихо радио и идет на кухню, где открывает все газовые конфорки. Радио не дает Парьо услышать тихий свист газа.
– А девица тем временем...
– Девица? Она нарочно шумит на кухне, в ванной комнате. Время от времени она показывается, создавая обычную, нормальную атмосферу. Парьо не чувствует газа. Он немного оглушен любовью.
Я киваю.
– Ваша теория очень оригинальна, док. Снимаю шляпу. Но скажите, а как же девушка? Она не наглоталась газа?
– Нет, – отвечает Андрэ, – потому что запаслась противогазом. Противогазы можно найти где угодно. Она дожидается, пока Парьо потеряет сознание, после чего ставит кипятить пол-литра молока.
Я усмехаюсь.
– И зажигает спичку в квартире, полной газа? Получился бы миленький взрывчик.
Мне доставляет удовольствие поймать его на ошибке.
– Это верно, – соглашается он. – Значит, она поставила кипятить молоко до того, как открыла все конфорки. Она дождалась, пока оно выльется на плиту, после чего погасила огонь. Затем сделала все то, о чем я вам рассказал. Прежде чем уйти, она закрыла все конфорки, кроме той, на которой стояла кастрюлька с молоком.
Я чувствую, что Андрэ прав. По мере того как он рассказывает, в моем мозгу идет цветное кино.
– Браво, – кричу я, – вы новый Шерлок Холмс. Он довольно улыбается.
– Нет никаких доказательств, что я прав, это только гипотеза, и я лучше кого бы то ни было понимаю, что она очень хрупка!
– Но тем не менее все могло произойти именно так... Ну ладно, а дальше? Раз уж вы здесь, доктор, расскажите мне продолжение. Очень захватывающая история.
