— Вы наверняка чувствуете то же, что и я, — предположил Форбс.
— Чжан живет как спартанец. Пока это единственное, что можно сказать.
— Но, — возмутился старший инспектор, — Уоллесы могли бы обеспечить ему условия и получше! Тем более что лорд Роберт, насколько мне известно, его усыновил! Это не делает чести столь благородному семейству! Брайан тоже хорош…
— В умывальнике нет горячей воды, — прибавил сэр Айвори. — Вот что самое интересное, хотя и достойно сожаления.
Их беседу прервал лейтенант Финдли.
— Господа, взгляните, пожалуйста, сюда.
Он сидел на корточках возле кровати.
— Там что-то торчит. Видите?
Они наклонились и увидели краешек книги, выглядывавший из-под матраца. Форбс осторожно взялся за краешек и вытащил книгу. Она была небольшая, с разноцветными предметами на обложке.
— Восемь ценностей! — воскликнул сэр Айвори.
В самом деле, художник собрал вместе зеркало, два носорожьих рога, две книги, прутики тысячелистника, три монеты, треугольник, звенящий камень, а посередине — жемчужину.
— Все это неспроста! — изумился Форбс. — Значит, Чжан разложил на кровати эти штуковины точно как на рисунке. Но зачем?
— Думаете, он бы не догадался, что мы быстро найдем эту книгу? — спросил сэр Айвори.
— Чжан просто не успел ее как следует спрятать, ведь это улика против него, да еще какая. Представляете, какая поднялась суматоха, когда все узнали про убийство!
— Если он убийца, ему вполне хватило бы времени, чтобы уничтожить после всего и обложку и даже саму книгу, — заметил сэр Айвори. — У него была целая ночь! Нет, Дуглас, кто-то умышленно подложил сюда книгу, чтобы, обнаружив ее, мы тут же заподозрили Чжана.
— Но, сэр Малькольм, кто же, по-вашему, мог сунуть книжку под матрац, кроме самого Чжана? Он единственный, кто все это время свободно передвигался по замку. Все остальные находились под присмотром.
— Вы разочаровываете меня, Дуглас. До приезда полиции любой из них мог свободно перемещаться по замку. И главное, что сейчас нужно установить, кто пользовался служебной лестницей, после того как Чжан вышел из своей мансарды сегодня утром. Вам и карты в руки, Дуглас!
Они спустились с четвертого этажа в кухни. Дворецкий помогал госпоже Барнетт чистить картошку на ужин, под копченую пикшу.
— Чжан, — зычным голосом позвал старший инспектор, — идемте-ка с нами! Да-да, вот сюда. Прекрасно. Садитесь. Я говорю, сядьте. Вот так. А теперь скажите-ка, Чжан, в котором часу вы вчера легли спать?
— Мудрец знает только время для глубокого раздумья.
— Я не об этом! Прошу отвечать на вопрос.
— После ужина убирать со стола вместе с Бетти, потом относить тарелки и приборы в кухни. Потом спать.
Тут в разговор вступил сэр Айвори:
— Вы слышали, о чем говорил господин Брайан после пудинга?
Чжан, сильно смутившись, улыбнулся.
— Вэнь Чжан слышать, но не слушать.
— Тогда я напомню: господин Брайан объявил о своей помолвке с мисс Ли.
— Вэнь Чжан слышал.
— Потом он объявил, что собирается переезжать в Гринвич.
— Вэнь Чжан знает Гринвич. Обсерватория и парк, очень большой и очень красивый.
— А еще, как он сказал, кое-кто из друзей его предал.
— Это не слушал.
— Довольно! — воскликнул Форбс. — Вам бы следовало нам помогать. Иначе, вы уже слышали, я отправлю вас в Скотланд-Ярд.
— Господин Вэнь Чжан, — примирительным тоном продолжал сэр Айвори, — мне вот что хотелось бы знать: вы обычно приносили господину Брайану что-нибудь из напитков, перед тем как он ложился спать?
— Напитки? Какие напитки?
— Любые. Настои из трав, например.
— Брайан никогда не просил ничего такого.
— И вчера вечером тоже?
— Вэнь Чжан сказал — никогда. Луна портит напиток.
— А где в доме хранится аптечка?
— Там, где лекарства. В ванной комнате мадам Уоллес. И в ванной комнате Брайана.
— Брайан имел обыкновение пить какие-нибудь лекарства перед сном?
— У Брайана болеть желудок. Жечь. От воздуха, который раздувать. Брайан пил таблетки от жечь и от воздуха, который раздувать. Очень ему помогать.
Сэр Айвори воскликнул:
— Ну, конечно! Если Брайан привык сидеть перед сном, значит, у него была аэрофагия!
Глава 12
— Чжан! С кем это вы там разговариваете?
Женщина, только что появившаяся в кухнях, казалась огромной в тяжелом красном пеньюаре, который она носила с достоинством священника, облаченного в ризу. На ее худом желтоватом лице выделялись черные глаза — они смотрели решительно и властно.
— А вы, господа, кто такие?
Это была хозяйка дома, вдова лорда Роберта, мать Брайана, госпожа Джейн Уоллес. Конечно, она только недавно встала, едва накрасилась, поправила прическу и снизошла из своих покоев с твердым намерением взять бразды правления замком в свои руки.
— Это же недопустимо! По какому праву врач, которого я совсем не знаю, заставил меня спать? Как будто я сама не в состоянии решать, что мне делать!
— Госпожа Уоллес, я полагаю… — проговорил Форбс удивленно и вместе с тем испугавшись столь нежданного появления. — Я Дуглас Форбс, старший инспектор Скотланд-Ярда.
— Что ж, мне не с чем вас поздравить. Вы расставили своих людей на всех этажах. Можно подумать, здесь теперь укрепленный лагерь.
— Необходимые следственные меры, мадам… А это сэр Малькольм Айвори, он был другом покойного лорда Роберта.
Отношение Джейн Уоллес тотчас изменилось.
— Ах да, сэр Малькольм Айвори! В самом деле, муж рассказывал о вас. Вы состояли в одном клубе, не так ли?
— В Клубе графоманов, мадам…
Она с понимающим видом кивнула и, уже обращаясь к дворецкому, сказала:
— Ну что вы тут застыли и смотрите? А вы, госпожа Барнетт?
— Мы хотели принести вам соболезнования, — низко поклонившись, сказала кухарка.
— Ну хорошо. Хорошо. Вы же знаете девиз Уоллесов: «Наперекор ветрам и волнам». Мы все должны быть достойны памяти лорда Уоллеса, а теперь и моего сына.
При упоминании имени Брайана голос ее слегка дрогнул, лицо же осталось бесстрастным, словно каменным.
— Идемте, господа. И прошу извинить меня за внешний вид. Виной тому ваш врач.
Они втроем спустились в будуар, и мадам Уоллес закрыла за собой дверь. Затем она села в одно из кресел, совершенно прямо, как будто рекомендуя обоим гостям сделать то же самое.
— Видите, как приходится обращаться со слугами… Нужно поддерживать свое положение даже в такие трагические минуты, хоть эта обязанность, увы, не из приятных. Но, честно признаться, я чувствую себя подавленной. Ведь я жила только ради сына. И вот его у меня отняли, и как — таким отвратительным, недостойным образом! Отныне я буду жить только местью в память о нем. Где-то он теперь? Что с ним сделали?
— Мы вам сообщим, как только покончим кое с какими формальностями… понимаете… — в глубоком смущении проговорил старший инспектор.
— Мадам, — сказал сэр Айвори, — в память о моем почтении к лорду Роберту я принял предложение Скотланд-Ярда участвовать в этом дознании. У меня нет ни малейшего желания вмешиваться в дела семьи, являющей собой гордость Англии.
Мадам Уоллес достала из рукава платок и, утерев глаза, спросила:
— Вы уже опросили гостей? Они вне всяких подозрений, ручаюсь.
— К сожалению, убийца в замке, — сказал старший инспектор. — Из дома никто не выходил после…
— После смерти моего мальчика? Откуда вы знаете?
— На снегу вокруг замка нет никаких следов.
— Ясно. О, вы все стоите. Присаживайтесь, господа.
— Госпожа Уоллес, — начал сэр Айвори, — ваш сын страдал аэрофагией?
Женщина слегка вздрогнула — как видно, вопрос показался ей несколько странным.
— Он всегда был такой нервный, хотя с виду казался спокойным. Еще в детстве приходилось варить ему супы из ревеня.
— И поэтому он привык спать сидя?
— Понимаю, о чем вы. О положении Брайана в постели… Думаю, он тогда читал. Но скажите, господа, вы когда-нибудь видели такое? Чтобы человека застрелили из арбалета! Это так жестоко… И вот что я думаю: тот, кто совершил столь низкое преступление, ненормальный. Сумасшедший. И что значат все эти вещи на кровати сына? Точно знаю: мой Брайан не мог их туда положить. Да и зачем, скажите на милость? Он терпеть не мог всякий хлам.
— Мадам, вы наверняка заметили, что лицо у вашего сына было спокойное. Он глубоко спал, когда все случилось.
— Да, он не почувствовал боли. Даже ничего не заметил. И для меня это единственное утешение. Но все же — за что? Ведь никто не желал ему ни малейшего зла. Он был сама доброта.
— Он вас очень любил, правда?
— Мы обожали друг друга. Может, я чересчур баловала его в детстве, но ведь он был у меня единственный, сын лорда Роберта, потомок Уоллесов, наконец! И его у меня отняли, убили, слышите?
