— А ты религиозна?
— Может быть. Но я не так легко раскрываю свои секреты.
— Секреты, да? — он наклонился и прижался губами к моей груди, чуть выше лифчика.
Я ахнула, невольно выгибая спину. Неудержимый огонь рос во мне, и я знала, что единственное, что может его погасить, это он. Он был мне нужен. На мне. Окружая меня. Внутри меня.
— Ну, — усмехнулся он, снова подняв голову и поцеловав меня в губы. — Религиозна ты или нет, но я думаю, что ты еще несколько раз произнесешь имя Господа всуе, прежде чем я с тобой закончу.
Я сдержала улыбку.
— Это вызов?
— Да.
— Тогда посмотрим.
— Не волнуйся. Я не собираюсь в ближайшее время спускать с тебя глаз.
Он стянул с меня остатки платья и снова сел на колени, пожирая меня глазами. Никто никогда не смотрел на меня так, как он. Это не было слепой похотью или случайным влечением. Когда он посмотрел на меня, мне казалось, что он взволнован. Я могла представить, как крутятся шестеренки в его прекрасной голове, как мечутся мысли, когда он пытается ухватить какую-то концепцию, в которую не может вонзить зубы. Но что это было? Что он пытался выяснить?
Он усадил меня и потянулся расстегнуть лифчик. Я почувствовала, как он несколько секунд дергал за застежку, а потом бросил на меня извиняющийся взгляд.
— Думаю, он застрял.
— Иногда бывает. Позволь мне просто…
— Нет, — сказал он. — Я сам. — Он резко развел руки в стороны, и я услышала, как мой пятидесятидолларовый бюстгальтер против воли распахнулся.
Несмотря на то, что моя грудь впервые за много лет вырвалась на свободу перед мужчиной, все, о чем я могла думать, это о том, что он только что разорвал мой любимый бюстгальтер… тот, который делал мои сиськи похожими на идеально симметричные, задорные маленькие грейпфруты. Ну, может быть, яблоки. Или что-то чуть поменьше, но главное, чтобы они выглядели хорошо, а большой грубый зверь хотел сыграть в пещерного человека и разорвал мою любимую вещь.
— Ты знаешь, как трудно найти хороший бюстгальтер?
— Я куплю тебе еще один. — Он наклонился, чтобы поцеловать меня снова, но я приложила палец к его губам.
— Я купила его в магазине, который обанкротился. Если у тебя нет машины времени, я не думаю, что ты сможешь купить мне новый.
— Я научусь шить и снова зашью его для тебя.
Я стрельнула в него яростным взглядом, но сдержала улыбку, когда мне в голову пришла идея.
— Ты загладишь свою вину передо мной, но только не с помощью швейного набора. Я хочу, чтобы ты написал для меня алфавит.
— Написал… Ты ведь понимаешь, что алфавит не «пишется», верно? Это все просто отдельные буквы, и это значит…?
Я указала на свои трусики, на которых, к моему стыду, уже образовалось мокрое пятно от всех поцелуев и раздеваний, которые мы разделили.
Он выглядел смущенным.
— Написать алфавит... Ох. Ты имеешь в виду на своей…? О…
Не знаю, почему я подумала, что это прозвучит как наказание для него, потому что он выглядел так, будто я только что предложила ему угощение. Он зацепил пальцами мои трусики и стянул их, прежде чем бросить на пол.
И вот так просто я осталось голой, как в тот день, когда родилась, в то время как он все еще был в своих боксерах. Я бы это исправила, но это может подождать.
Я прикрыла себя рукой и встретилась с ним взглядом. Возможно, я вела уверенную игру, особенно когда выдала свой последний маленький приказ, но правда была в том, что мне хотелось свернуться калачиком и спрятаться. Моим единственным сексуальным опытом был выпускной вечер в старшей школе. Мне исполнилось восемнадцать всего пару месяцев назад, и я попалась на классическую тактику «на пол шишечки» (прим. входит только кончик члена). Как оказалось, ни один из нас не понимал, что смазка необходима, естественная или нет, и мы потратили десять минут в пустую, пока он тыкал в меня, и в конце концов мне пришлось все это закончить.
В зависимости от того, как это классифицировать, но вероятно, это делало меня девственницей, если силиконовые пенисы не считались.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я не могла отвести взгляд, когда Лиам опустил голову мне между ног. С того места, где я лежала, откинувшись на подушки, мне открывался потрясающий вид на его широкую мускулистую спину. Его руки крепко обхватили мои бедра, и его глаза встретились с моими на секунду, словно говоря: «ты получишь больше, чем рассчитывала».
Он накрыл меня своим ртом и начал делать именно то, что я потребовала.
Сначала его язык очертил форму буквы «А», затем «Б», и к тому времени, как мы добрались до буквы «М», у меня уже были неприятности. Все мои представления о том, что я контролирую ситуацию, испарились. Он был здесь хозяином. Только лишь кончиком языка он полностью взял контроль надо мной. И мне это нравилось.
Я потратила столько усилий, чтобы убедиться, что я никогда не буду под кем-то. Я так старалась стряхнуть с себя родительские попытки превратить меня в идеальную маленькую заранее упакованную невесту. Я не хотела быть девушкой, которая любит носить розовое и хочет, чтобы парень баловал ее. Но где-то на этом пути, я думаю, я так старалась уйти от стереотипа, что загнала себя в другой угол.
В кои-то веки было удивительно отпустить все это и просто освободиться от ожиданий и сомнений в себе. То, что он делал, было приятно, и я хотела, чтобы он это делал. Все было так просто.
— Боже, Лиам, — простонала я. — Ты можешь просто написать по буквам «МММ»?
— Понял, — сказал он, но ублюдок знал, что делает, едва отодвинувшись от меня. Его губы коснулись всех нужных мест и заставили меня задрожать от удовольствия. — И я уже заставил тебя произносить имя Господа всуе. Этому учили в воскресной школе?
— Мне уже все равно, пока ты продолжаешь делать то, что делаешь.
Он рассмеялся, и даже грохот его смеха вызвал во мне волну удовольствия.
Внимание Лиама привлек звук гудящего телефона с текстовым сообщением на ночном столике. Он бросил взгляд в его сторону, затем еще раз лизнул меня. Несмотря на то, что я была совершенно голой, с раздвинутыми ногами вокруг его головы, у мужчины хватило наглости протянуть через меня руку за телефоном.
— Серьезно? — спросила я неверующе.
— Извини, мне просто нужно убедиться… — его лицо побелело, как только он прочитал смс. Он бросил взгляд на ближайшее окно. Я видела, как его челюстные мышцы снова и снова напрягались и расслаблялись, словно он пытался прогрызть что-то невероятно жесткое.
— Тебе стало скучно, что ли? Лиам? — я села, щелкнув пальцами перед его лицом. — Забудь об этом, — рыкнула я.
Все приятные эмоции и чувства, которые пульсировали во мне, мгновенно изменились. Старый, знакомый цинизм и мрак вернулись. Я отодвинулась от него и его нерешительных попыток остановить меня, собрала одежду и оделась. Я хотела как можно скорее оказаться подальше от этого момента, от реальности, в которой я так легко убрала всю свою защиту ради него, и ради чего? Воспоминание, которое я, вероятно, не смогу вспомнить без густых, уродливых волн стыда?
— Это семейное дело, — пробормотал он. — Это вовсе не из-за тебя. Ты…
— Забудь. Ты хорошо выглядишь и очарователен, поэтому вынудил из меня один глупый поступок. Один. Это больше, чем получает большинство людей. Надеюсь, тебе понравилось, потому что это больше не повторится.
Я быстро вышла из его квартиры со всем достоинством, на какое была способна. Как только дверь за мной закрылась, я с замиранием сердца поняла, что забыла свою сумочку вместе с ключами в его квартире. Я распахнула дверь и увидела, что он стоит в дверном проеме, все еще с обнаженной грудью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
На его лице не было ни малейшей уверенности. Он протянул руку, чтобы вручить мне сумочку и ключи.
— Могу я объясниться хотя бы завтра? Просто пообедай со мной.
Я молча взяла у него сумочку и ключи и ушла. Я все еще чувствовала жар и влагу его рта у себя между ног и с трудом могла поверить, как быстро все это превратилось из удивительного в ужасное. Я должна была догадаться. Чем больше я оглядывалась на свою жизнь, тем яснее видела, что все, через что я прошла, было более или менее одинаково. Все начинается многообещающе, и как только я опускаю свои стены, все превращается в дерьмо. Моя лучшая подруга уехала в другую страну. Глупый «Боб Смит» оставил меня с тысячей вопросами о том, какой текст заставил его остановиться посреди того, что он делал со мной и потерять всякий интерес. Даже мои родители много лет назад в конце концов списали меня со счетов как безнадежную.
