— Ты это прямо сейчас просчитала?
— Я вчера проходила мимо кладовой и увидела подгузники. Можно прикинуть на взгляд.
— О, — сказала мисс Мецгер, приходя в себя. — Не сомневаюсь, что мы бы и сами это обнаружили.
Кристина быстро шагала в сторону тюремной больницы, где через пятнадцать минут ей следовало закончить уборку, никому, впрочем, не нужную. Хорошо хоть, что ей нравилось подметать, всегда нравилось, поскольку это ее успокаивало. Перед амбулаторией стояла длинная очередь женщин, ожидавших раздачи ежедневной дозы AZT, метадона или прозака или что они там принимали для поддержания жизни. Лекарства приносили и в шизо, если вспоминали об этом.
Все говорило о желании наказать. В камере только койка да одеяло. И ничего больше — словно цементная клетка в зоопарке. По сравнению, скажем, с Лондоном XVIII века — ничтожный прогресс, разве что современная канализация. Двадцать три часа в день взаперти, час прогулки. Никакого телевизора, книжек, визитов, работы, музыки или возможности приготовить себе пищу. Только время, которое убивается чисткой ногтей и мастурбацией, тем, что прислушиваешься к тихому бормотанию труб и готовишь воображаемые кушанья, а еще убеждаешь себя в том, что жизнь не кончена, раскаиваешься, что ничего толком не сделала для своего доброго отца, и опять мастурбация, и ковыряние ногтем в зубах, и тысяча приседаний, и сочувствие женщине, которая стала вдруг биться в соседней камере головой о железную дверь. Мягкий Ти спровадит ее с превеликим удовольствием в шизо.
Он сказал Мейзи, что раз в месяц она будет делать ему минет. Первый сеанс назначен через минуту за больницей. Мягкий Ти имел слабость к большим женщинам, и Мейзи, которая от тоски и отчаяния незаметно расползлась больше чем на триста фунтов, пробуждала в Мягком Ти великую похоть. Чем необъятней была его жертва, тем значительней его завоевание. Куда ему до понимания материнской натуры Мейзи и необыкновенной щедрости ее сердца, красоты, спрятанной под полудюжиной ожоговых шрамов — они остались на лице от электрического утюга. Несколько десятков лет назад ее разукрасил так пьяный отец. Ну а Мейзи сходила с ума при мысли, что она должна ублажать Мягкого Ти. Как-то она признавалась Кристине, что никогда не была способна проделать такое с мужчиной, ее просто тошнило. Когда она была девочкой, что-то подобное проделывал с ней ее дядя. Забыть об этом Мейзи не удалось. Что, если она подчинится Мягкому Ти и разрыдается? Он тогда взбесится и в любом случае отправит в шизо. Глядя на Мейзи и видя в ее глазах безумный страх, Кристина решилась. Она рискнет. Сначала она подумывала об оружии — достать заточку, если очень захотеть, можно, но потом… Мягкий Ти легко с ней справится, к тому же за нападение на охранника она проторчит в шизо не один месяц. Какая от этого польза Мейзи? Его надо перехитрить.
Мягкий Ти поджидал в укромном местечке за больницей. Он стоял, упершись руками в жирные бока. Появление Кристины было неожиданным.
— А где Мейзи?
— Проблемы с расписанием.
— Она что, не придет?
— Не-а.
Его лицо вытянулось.
— И она послала тебя об этом сказать?
— Нет.
— А чего пришла тогда? Я доложу, что ты здесь торчала.
— Я здесь вместо Мейзи. Я тебя обслужу. Но ты от нее отстанешь.
Мягкий Ти тупо уставился на нее, переваривая новость.
— Хорошо, девка, но придется постараться. Как следует постараться.
Земля была замусорена осколками, окурками, презервативами. Мягкий Ти, в отличие от других охранников, никогда не требовал от женщин вагинального секса.
Он потер живот и задрал рубашку.
— Ну, давай, иди к папочке, — сказал охранник, растопырив пальцы на боках.
— Мог бы и сам расстегнуть штаны, козлина.
— Нет уж, давай сама.
Она встала коленями на жесткий кусок фанеры, валявшийся на земле. Никто их видеть не мог.
Она вытащила пенис Мягкого Ти, толстый, короткий, вонявший одеколоном, и склонилась к нему… Быстро его возбудила. Член затвердел. Она стала двигать головой взад и вперед. Губы ее онемели. Неужели в былые времена это ее возбуждало?
— Хорошо, — прохрипел он, — вижу, что тебе нравится.
Она бы ему ответила, да рот был занят.
— Врешь, вижу, что нравится.
Она откинулась назад.
— Думай о голых бабах, педрила.
Он пригнул ее голову и засмеялся.
— Ну, ты даешь, девка, ты и впрямь умеешь.
Она продолжала, изо всех сил, быстро.
— Сожми, сожми посильней. — Его дыхание участилось, ноги затряслись. — Хорошо, — промычал он, — хорошо, о'кей.
Она подставила лицо и стала обладательницей бесценной спермы.
— Хорошо, — сказал Мягкий Ти, шлепнув ее членом по щеке. — Пойди, приведи себя в порядок. — Он засмеялся и застегнул штаны. Потом потянулся и ущипнул ее за щеку. — А ты сучка хоть куда, верно. — Потом бросил на нее жесткий взгляд. — В следующий раз я хочу видеть улыбку.
Когда Мягкий Ти исчез за углом здания, начиналась его смена, Кристина вынула из кармана стаканчик, соскребла его твердым ободком с щеки семя, не все, но уж не меньше двух чайных ложек. Затем закрыла стаканчик, аккуратно надев крышку, замотала его липкой лентой, потом левым рукавом рубашки вытерла язык и зубы, а правым губы и щеки. Напоследок плюнула — изо всех сил.
Несколько женщин, зная о том, что она задумала, наблюдали издалека за ходом событий. Вот Кристина с мрачной решительностью направилась к административному зданию. Долорес, молодая доминиканка, подбиравшая граблями траву, крикнула:
— Значит, получилось?
Кристина кивнула.
— Здорово, молодчина, — отозвалась Долорес.
Кристина вошла в здание администрации.
— Я хочу поговорить с начальником, — сказала она охраннику по прозвищу Кольца — он носил их на каждом пальце обеих рук.
— Зачем?
— По важному делу.
— Он занят.
— Я слышала, что кое у кого из женщин есть сильные наркотики.
Кольца посмотрел на нее с подозрением: за долгие годы службы каких только небылиц не наслушался. Но и Кристина кое-что знала. С некоторых пор героин поступал из Мексики, дешевый и чистый. Проникал и кокаин. Если кто-то из женщин умрет, то первым, кого возьмут за задницу, будет он. И сделает это сам начальник тюрьмы, крепко сбитый коротышка, седовласый, коротко стриженный, с репутацией умного, сурового, не лишенного справедливости человека. Дело в том, что он хотел стать начальником одной из мужских тюрем штата, эта должность считалась в некотором смысле политической. Чтобы занять ее, требовался безупречный послужной список. Женщины-заключенные, умирающие от передозировки героина, не входили в планы коротышки.
— Сначала скажи мне, в чем дело, — сказал Кольца.
— Нет. — Кристина покачала головой. — Мне нужно видеть самого начальника.
Охранник взял ключи и клипборд, отомкнул зарешеченную дверь и исчез за ней, не забыв замкнуть. Через минуту он вернулся. На лице его застыло изумление.
— Хорошо.
Она шла по коридору из цементных блоков в кабинет начальника тюрьмы, ощущая кожей кондиционированный воздух. Тот стоял возле стола, низенький, в скверном костюме.
— Присаживайтесь, мисс Уэллес, вы…
— Я хочу с вами поговорить, но вовсе не о том, о чем я сказала Кольцам.
Начальник тюрьмы поднял руку, пытаясь ее прервать.
— Нет, подождите, подождите, начальник, позвольте мне сказать, — произнесла она. — Мягкий Ти терроризирует женщин.
— Мистер Томас?
— Мистер Томас. Он требует сексуальных услуг.
Начальник тюрьмы присел.
— Это очень серьезное обвинение.
— Я знаю, что это очень серьезное обвинение. Тюремные порядки не представляли секрет для того, кто провел в камере хотя бы несколько месяцев. Дело в том, что охранников, как правило, не наказывали, хотя их наглость была известна всем. Но тот из них, чью вину удалось доказать, превращал тюремное заведение надолго в главную тему дня. Ей посвящались пресс-конференции, которые проводили правоохранительные агентства, ее облагали судебными исками и снимали для телевизионных новостей. После этого охранника, конечно, увольняли, что, как совершенно справедливо отмечалось тюремным профсоюзом, лишало его средств к существованию, поскольку ни на что другое он был, как правило, не способен. Только четкое выполнение приказаний, умение выносить предельную скуку, скрытое желание поиздеваться над более слабыми, наконец, избить женщину. Вот то, на что уходили «таланты» охранника.
Начальник тюрьмы чувствовал, что Кристина была исполнена решимости.
— Продолжайте, — сказал он.
— Он принуждает женщин к оральному сексу.
— Вас?
Она выдержала его взгляд.
— Меня.
— Когда?
— Минут пять назад.
Начальник рассеянно кивнул и провел руками по столу, будто сметая свое раздражение.
