— Мартин О'Хара был найден мертвым в озере Клэм, — это не похоже на мой голос. Он слишком спокоен, слишком противоречит бешеному пульсу в моем теле.
Пока мои глаза прикованы к экрану, мое внимание приковано к Рафу, который выходит из-за дивана и идет к барной стойке. Он наливает водку молча.
— Правда? — от звона кубиков льда у меня закладывает уши. — Я оставил его не там.
Жар покалывает мою кожу так, что мне хочется сорвать с себя одежду. Охваченная паникой, я вскакиваю на ноги, но когда ударяюсь голенями о журнальный столик, понимаю, что далеко не уйду. Я опускаюсь обратно на диван, позволяя мягким подушкам утянуть меня в ад.
— Ты это сделал?
Теперь тишина причиняет боль. Спокойствие Рафа не дает мне покоя и заставляет меня проверить все выходы. Вместо того чтобы бежать к одному из них, я перевожу взгляд на него.
Он подсвечен окном, на нем нет ничего, кроме татуировок и низко повязанного полотенца вокруг пояса. Его глаза встречаются с моими поверх ободка его стакана с водкой, сверкающим как море за ним. Капля воды стекает по его груди, и он вытирает ее прежде, чем она достигает пупка. Я смотрю на руку, которой он воспользовался. Она еще больше разбита, чем вчера.
— Это напомнило мне, что я привез тебе сувенир.
Мои плечи напрягаются. Раф исчезает из виду, а когда подходит к спинке дивана и опускает на мои колени маленькую коробочку, я смотрю на нее.
А потом вскрикиваю.
Я вскакиваю, переваливаюсь через журнальный столик и, пошатываясь, направляюсь к двери.
— Ты болен, — выдыхаю я, пятясь назад. Я видела подобное дерьмо в фильмах. Лошадиная голова на кровати. Череп на книжной полке. Чертов палец в коробочке из-под кольца.
Если не считать приподнятой брови, Раф — словарное определение безразличия. Он пристально смотрит на меня, затем наклоняется, чтобы поднять все еще закрытую коробочку, которая закатилась под диван.
Когда он открывает ее, я зажмуриваю глаза.
— Пенелопа.
Когда я набираюсь храбрости и открываю глаза, меня встречает мрачное веселье и брелок для ключей, свисающей с его пальца. Он бросает его мне, и он приземляется у моих ног.
Я смотрю на логотип «Я Люблю Атлантик-Сити» в течение пяти неравномерных ударов сердца.
А потом мое беспокойство поднимается к горлу и выплескивается между нами.
— Я же говорила тебе не быть со мной милым, — выпаливаю я.
— Это стоило четыре доллара.
— Ты же знаешь, что я говорю не о гребаном брелоке для ключей.
Еще один удар сердца, и грубый смех Рафа трогает меня. Он проводит рукой по мокрым волосам, горечь затуманивает его глаза.
— Боже, Пенни. Спасибо было бы достаточно, — он допивает остатки водки, затем ставит стакан на барную тележку. — Я, по всей видимости, совсем с ума сошел? — бормочет он, вытирая рот.
Меня мутит, тошнота распирает меня, не оставляя места для других чувств, таких как облегчение.
— Ты убил его ради меня?
Он быстро смотрит на меня.
— Нет.
Я напряженно выдыхаю.
— Я убил его брата ради тебя. А потом мне пришлось убить Мартина, потому что в противном случае он приехал бы на Побережье, чтобы убить меня, — он наливает в стакан еще водки и задумчиво делает глоток. — Но вообще-то, да. Я и его убил ради тебя тоже.
— Почему?
— Мне не понравилась мысль о том, что другой мужчина хватает тебя руками за горло, — сухо говорит он.
Я стискиваю зубы, впиваясь ногтями в ладони.
— Я подожгла его казино.
— Семантика.
Я отворачиваюсь, потому что не могу вынести его взгляда.
— Ты считаешь, что я приношу неудачу, — я провожу рукой по лицу. — Ты даже не знаешь меня.
На этот раз его смех громче, с оттенком иронии.
— Ты, блять, понятия не имеешь, что я знаю.
Мы стоим так несколько минут. Он у барной стойки, а я смотрю на часы на камине. Каждое тиканье отдается в моей грудной клетке, словно отсчитывая время до того момента, когда мое сердце расколется пополам.
Я никогда не позволю этому случиться. Никогда не позволю этому мужчине приблизиться к моему сердцу. Ведь именно так поступают мужчины, не так ли? Они добры к тебе, пока это продолжается. Пока ты не перестанешь давать им то, что они хотят, а потом они становятся злыми. И затем они тащат тебя в переулок и все равно берут то, что хотели от тебя.
Кулон сверкает на моей влажной коже. Из всех возможных моментов, когда стоит думать о Мэтте, сейчас не очень подходящее время, но его слова все равно всплывают у меня в голове. Ты должна с самого начала четко обозначить свои намерения.
Расправив плечи, я подхожу к Рафу. Он наблюдает за моим приближением со смесью настороженности и раздражения, напрягаясь, когда я вхожу в его горячую, влажную орбиту.
Я так близко, что его дыхание с привкусом алкоголя касается моего носа. Мои соски скользят по его груди сквозь футболку, твердея от одной мысли о трении.
Его пристальный взгляд встречается с моим, тая, как лед в его напитке.
— Пенни...
Вот эти разбитые костяшки пальцев легким, как перышко, прикосновением скользят по моей скуле. Я слегка поворачиваю голову, потому что знаю, что будет дальше: шелковистый итальянский, обволакивающий грубые слова. Мне не нужны противоречия.
Я хочу только плохое и ничего хорошего.
Сглотнув в попытке замедлить пульс, я переключаю внимание на его грудь. Мы оба наблюдаем за моими дрожащими пальцами, когда я провожу ими по голове змеи, по всей длине игральных карт, костей, покерных фишек. Стенки его живота сжимаются, когда я скольжу вниз от его пупка и к складке полотенца.
Я поднимаю на него глаза. Он изучает их, а затем выражение его лица остывает от осознания, и он издает невеселый смешок.
— Это все, чего ты хочешь, да?
— Это все, о чем мы договорились.
Его глаза полыхают, как горящие угли, когда я дергаю за полотенце. Звук ткани, ударяющейся о ковер, такой громкий, такой окончательный. Как сигнал, предупреждающий меня, что теперь пути назад нет.
Прежде чем я успеваю подумать, он обхватывает мою шею и проводит пальцами по основанию моей косы. Рафаэль притягивает мое лицо к своему, я так близко к его губам, что за небольшую цену в миллион долларов я могла бы попробовать вкус его последнего глотка водки.
Он держит меня так, кажется, минуты, но на самом деле это могут быть всего лишь секунды. Его челюсть двигается, как часы на камине, а сердце бьется медленнее, чем мое. Когда я бросаю взгляд на кровать, то только потому, что мне нужна передышка от его удушающего взгляда, но по его смеху я понимаю, что он воспринимает это как намек.
Он думает, я хочу, чтобы он поторопился и трахнул меня.
Коротко кивнув, он отпускает меня и отходит в сторону. Каждый сантиметр моего тела дрожит, когда я подхожу к кровати и забираюсь на нее на коленях.
Кровать позади меня прогибается вместе с моим сердцем. Я опускаюсь на руки и зарываюсь головой в подушку, как будто напряжение не может коснуться меня здесь, внизу. Когда бедра Рафа прижимаются к моим, а его член касается моей задницы, я зажмуриваюсь, ожидая, что жар его рук обожжет мою кожу.
Но этого не происходит.
Вместо этого матрас стонет, и ящик рядом со мной выдвигается. Я поворачиваю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он достает презерватив.
От этого зрелища у меня перехватывает дыхание. Конечно, безопасный секс важен и все такое, но раньше он не задумывался о том, чтобы трахнуть меня без защиты. Теперь я чувствую себя просто еще одним номером в его списке, еще одной девушкой в его постели. От этой мысли мне хочется поджечь всю его гребаную яхту.
Я чувствую, как горький ответ так и манит вырваться наружу, но я прикусываю подушку, чтобы остановить его. Ведь это то, чего ты хотела, помнишь? Каким бы хреновым это ни казалось, но проникновение без презерватива относится к категории чего-то приятного.
Мой желудок сжимается, когда он снимает мои шорты. Ткань быстро соскальзывает с моей задницы, затем движение замедляется в районе моих бедер, и с горячим уколом смущения я понимаю, почему. Проклятая татуировка. В вихре мертвых мужчин и брелоков совсем забыла о ней. Как я могла? Это ведь большое красное сердце с именем Рафаэль, вписанным в середину.
