Если у них и мелькала мысль вернуться на дорогу, против нее говорил свет фар, который медленно и целенаправленно перемещался параллельно их скорбному пути. Больно ударив колено при падении в кроличью нору, Джесс пожалела, что не огрела «второго злодея» покрепче.
Единственным утешением в обшей адовой ситуации было сознание, что по полям их преследует кузен Джон. Джесс уже столько знала о нем, что догадывалась о его особенном отвращении к подобным занятиям и видела надежду на спасение в одинаковой с ними недееспособности кузена Джона на вспаханном поле. Она дважды оглядывалась и видела, как пошатывается и падает фигура преследователя; удовольствие от этого зрелища, дополненного эхом проклятий, которое доносил до нее легкий ветерок, придавало ей сил.
Наконец длинные ноги Дэвида отказали, он затормозил, всхрапывая, как загнанная лошадь, и крепко взял ее под руку — не столько, по мнению Джесс, для того, чтобы поддержать ее хрупкое тело, сколько для того, чтобы самому обрести опору. Несмотря на холодную ночь, рубашка его взмокла и прилипла к спине и груди. Он тоже собрал свою долю грязи.
— Я больше... идти... не могу... — выдохнула она, когда смогла набрать достаточно воздуха.
— Он тоже... встал, — произнес Дэвид. — Ленивый олух...
— Что нам... делать?
— Найдем что-нибудь... может быть. Дом, город...
— Где мы?
Дэвид застонал:
— Не имею понятия.
— Не можете определить... по звездам или еще как-нибудь?
Глубочайшее возмущение заставило Дэвида забыть о задыхающихся легких.
— Господи помилуй, вы что думаете, я буду следить за Полярной звездой в небесах, совершая эти скачки с препятствиями? Да и на кой черт... Смотрите, он снова пошел!
Кузену Джону, может быть, не хватало тренировки, но, во всяком случае, не настойчивости. Он шел, шел и шел. Луна поднялась и стала клониться к закату, преследователь перешел на трусцу, потом на прогулочный шаг. Джес ковыляла рядом со своим рослым спутником, даже не давая себе труда оглянуться. Она знала, что кузен Джон где-то сзади, знала и то, что он, может быть, не собирается их ловить. Ей было все равно. Она хотела бы оказаться сейчас дома. Она хотела бы оказаться сейчас в Лондоне, в постели. Она хотела бы сейчас умереть.
На траве впереди двигались в лунном свете их тени — незнакомые длинные карикатуры, нетвердо ковыляющие по земле. Джесс давно уже не интересовали виды природы. Она-то воображала, что в лунном свете все выглядит просто прелестно. Мирные поля Сомерсета. Или она сейчас в Уилтшире?
— Да черт с ним, — неразборчиво пробормотала она.
Дэвид, вышагивающий рядом, засунув руки в карманы и сгорбившись, согласно кивнул:
— Замечательно точное и сжатое описание ситуации.
Джесс споткнулась, схватила Дэвида за руку, ища опоры, он тут же пошатнулся, и оба рухнули на колени в болото.
— Вы устали не меньше меня, — сказала Джесс.
— Устал. — Он слабо обнимал ее, утыкаясь подбородком в макушку, причиняя ей боль, и вздохнул. — Степень моей усталости можно оценить по отсутствию приличествующего ситуации энтузиазма, который иначе был бы чреват...
— Почему нам не выйти обратно на дорогу? Вдруг кто-то проедет?
— Там как раз кто-то едет. И именно тот, с кем я предпочел бы не встречаться.
— Я иду уже целую вечность, — простонала Джесс.
— Но мы прошли небольшое расстояние. И все же, по-моему, сейчас приближаемся к обитаемой местности. В этой части страны не бывает... Минуточку! Кажется... Поглядите туда.
Он рывком поднял ее на ноги и показал, куда надо смотреть. Джесс проследила за его вытянутой рукой и увидела на горизонте какой-то правильный силуэт, не походивший ни на купу деревьев, ни на холм.
Вид этот вроде бы восстановил силы Дэвида, хотя Джесс была настроена более скептически — возле странной постройки не было ни огонька, и это, безусловно, не дом... Тащась вперед, она обнаружила, что чем ближе они подходят, тем сложнее становится силуэт. Современная фабрика? Нет, только не здесь. Разрушенный замок? Руины... Да. Она сбилась с шагу. Дэвид дернул ее, и она снова заковыляла за ним, глядя во все глаза...
Отчетливо выделяясь на темном фоне неба, бледно-серебристое и призрачное, увенчанное звездами и высоко стоящей белой луной, перед ними вставало нагромождение гигантских монолитов — отдельно стоящие камни, пары камней, соединенных перемычками, образующих огромные сквозные ворота. Когда-то, в те времена, когда вера, в буквальном смысле сдвигавшая горы, была живой силой, а не хранящимися в головах ученых обрывками информации, за этими пустыми воротами открывалась дорога в космос, и, хотя крыши над ними никогда не бывало, они заключали в себе нечто неимоверно большее, чем пустое пространство.
Джесс, конечно, читала об этом месте; оно значилось в списке того, что ей надо было посмотреть в Солсбери, ибо располагалось меньше чем в десяти милях к северу от города. Этот список она составляла давным-давно; по крайней мере, так казалось теперь, когда все это безумие привело ее глухой ночью на грязное поле, промокшую до костей, уставшую до слез, в сопровождении спутника, представляющего собой такого же грязного бродягу в рубашке с короткими рукавами... Но по мере того, как на горизонте вставали эти невероятные камни, в ней крепла уверенность, что игра стоит свеч — ей открылся Стоунхендж[25] в лунном свете.
Масштабы сооружения вводили в заблуждение — до него было еще далеко, хотя казалось оно огромным. Прилившая было энергия Дэвида иссякла прежде, чем они дошли, и он остановился для следующей передышки.
— Кстати, о вас, — сказала Джесс. — Вы знакомите меня с достопримечательностями?
Дэвид покосился на нее. У него не было сил сердиться, и она подумала, что в жизни не видела человека в таком позорном виде. Лицо словно в маске из засохшей крови и грязи, взъерошенные волосы полны колючек, листьев и веток, как прическа первобытной старой девы, брюки разорваны по меньшей мере в шести местах. Эта мысль заставила ее коснуться собственной головы. Дэвид, заметив это, изобразил бледную, но язвительную улыбку.
— Поверьте, моя дорогая, меня меньше всего волнует, как вы выглядите. Я скорее залюбовался бы телефоном. Не знаю, приставлен ли к этой груде камней сторож, но там, безусловно, присутствует сувенирный киоск или что-нибудь в этом роде. Если он закрыт, я его взломаю.
Теперь, когда они приближались к цели, которая долгое время казалась несуществующей, к Джессике вернулась осторожность. Никаких признаков кузена Джона не наблюдалось, но, оглянувшись, она заметила лучик света в том месте, где его быть не могло. Дэвид сжал ее руку.
— Фонарик, — сказал он. — Они сигналят, видите?
— А другой все еще на дороге?
— Алджернон? Я решил, что мы будем называть его Алджернон. Да, он там. Я понимаю, что сцена становится излишне болотистой, но, понимаете ли, одна из наших проблем в том, чтобы попасть в Солсбери раньше них. Иначе они просто встретят нас у моей машины. А мы не можем бросить машину.
— Я знаю и понимаю... О, Дэвид, мне противно об этом говорить, но при полной луне все действительно выглядит потрясающе! Посмотрите!..
— Смотрю. И очень хотел бы быть сейчас где-нибудь...
И вдруг рука Дэвида под ее пальцами пугающе окаменела. Она услышала, как он задохнулся, издав резкое восклицание, полное такого ужаса, какого она не слыхала даже в самые худшие моменты их приключений. Голосом, который она не узнала, придушенным от страха, он прошептал:
— О Боже. О Боже, смотрите... Смотрите.
И тогда она тоже увидела, и от шока ее охватил озноб. Страстное недоверие и в то же время твердая вера в реальность, своих впечатлений вспыхнули одновременно и пришли в столкновение. Ибо над ровной травой, окружающей Храм Солнцепоклонников, медленно проползала извивающаяся змеей полоса слабого света. Она текла к храму и вытекала из храма, разнося в ночной тишине слабые отголоски хорового песнопения.
Глава 5
У Дэвида начался приступ смеха.
Начинался он медленно — клохтанье в горле сотрясло плечи и грудь, — постепенно набрал силу, перейдя в рев, от которого Дэвид вибрировал с головы до ног, хлопая себя по коленкам. Из глаз его текли слезы. Он что-то проговорил, но потонувшие в жутком хохоте слова разобрать было невозможно. Потом, шатаясь, зигзагами двинулся по полю к процессии движущихся огоньков.
Джесс попыталась задержать его, но не успела, впрочем, и не смогла бы воспрепятствовать ему. «Это истерика, — подумала она, — и упрекать его не в чем, досталось ему сполна». Но нельзя же позволить ему уйти. Что там друиды[26] делали со своими жертвами? Хоронили заживо? Вырезали сердца? Нет, это ацтеки или кто-то еще...
Она сделала шаг следом, борясь с самым коварным из всех ужасов, и чудовищный приступ сомнений заставил ее застыть на месте. Это был та волна подозрений, которая время от времени накатывала на нее, и суть которой лучше всего обобщалась в одном вопросе: на чьей он стороне?
