Потом мы с мужем переехали в новую квартиру, а через год он от меня ушел. Но это уже другая история, а я – о свекровях.
Вторую свекровь я помню всегда стоящей у плиты. Она все время что-то варила, жарила, запекала, фаршировала, солила, мариновала, закручивала. Она была большая мастерица по этой части. Ее кулебяки были произведениями искусства. Таких соленых опят, как у нее, я не ела больше нигде. Она запихивала в мои сумки банки, кульки, пакеты. Сумки становились неподъемными, я вынимала, она пихала снова, обижалась и плакала. Она переживала за сына, ей казалось, что он недоедает. «Я вчера заезжала к вам, привозила клюкву, тебя опять не было дома, а мой сын мыл посуду. Нельзя унижать мужчину, посуда – не мужское дело», – выговаривала она мне. Мой муж капризничал: то ему подавай киселя, как у мамы, то котлет, как у мамы. По воскресеньям мы ездили к его родителям обедать. Пропустить обед – самое большое оскорбление для свекрови. Никакие причины и отговорки, никакие природные катаклизмы не могли отменить семейный обед. Мы садились за заставленный яствами стол, и свекровь торжественно выплывала из кухни с горячей кулебякой и в засаленном на животе халате. Я сшила и подарила ей голобею, но она ее не надевала. «Почему вы не носите голобею? – спрашивала я, – это так нарядно». «А для кого мне дома-то наряжаться? – В ее тоне звучал как бы упрек мне, – я что, артистка, что ли?» Ее муж, полковник в отставке, во всем с ней соглашался. «Тебе повезло со свекровью, – говорил он мне, – ты ее слушай, она тебя плохому не научит».
Третья свекровь приходила ко мне в роддом. «Тебе нужны витамины», – говорила она. Торжественно вынимала из ридикюля пучок укропа, разрывала его пополам и королевским жестом выбрасывала вперед обе руки, в каждой – полпучка укропа. «Бери любой!»
Моя третья свекровь была режиссером. Сначала она, правда, была актрисой, но с актерской карьерой что-то не заладилось, и она переквалифицировалась в режиссеры. Ни в том ни в другом качестве я ее не застала, мне она досталась на заслуженном отдыхе. Всклокоченная голова, оторванная подпушка и громадная, величиной с блюдце, эмалевая брошь на груди. Актрисой она служила не где-нибудь, между прочим, а в Вахтанговском театре, о чем свидетельствовали фотографии, развешенные там и сям по стенам. Вот она в сцене из «Принцессы Турандот». На переднем плане Турандот – Цицилия Мансурова, а где-то в массовке, в смутной дымке, видна всклокоченная голова моей молодой свекрови. Вот фотография труппы, в центре Рубен Симонов, вокруг куча людей, свекрови не разобрать, но, должно быть, где-то присутствует, иначе – с чего бы на стене висела. О ее режиссерской деятельности никаких вещественных доказательств не представлено. Хотя нет, хранилась программка какого-то провинциального театра, где указано: режиссер спектакля – и фамилия свекрови. С мужем она давно развелась и жила только искусством. Быт презирала… Дома варила кастрюлю рисовой каши на неделю, отколупывала кусочки слипшейся каши и жарила на подсолнечном масле. «Чудная каша, хочешь?» – угощала она.
Со своим сыном, моим мужем, она говорила почему-то высоким штилем. «Сын, – говорила она дрожащим контральто, – сын, я вижу, ты пребываешь в угнетенном состоянии духа. Сердце матери нельзя обмануть! Откройся! Что мучит тебя?!» По-моему, она была плохой актрисой. Еще она любила падать в обмороки. Ну, к примеру, начинает требовать, чтобы сын, ни с того ни с сего, повез ее в лес. Ну, он, конечно, отнекивается, некогда, мол, и так далее. И она тут же – в обморок! Поскольку она режиссер, то сначала выстраивала мизансцену: разложит поудобнее подушки на диване, закатит глаза и – бух! Сын несется со всех ног: мамочка, не умирай, отвезу тебя в лес, в горы, на речку, на Луну, только не умирай! По-моему, режиссером она была не лучше, чем актрисой, но мужчины так доверчивы… Я, кстати, тоже пару раз повторяла ее номер с обмороком. Действовало. Главное, не злоупотреблять этим методом, а то догадается.
Несмотря на вечно оторванную подпушку и слипшуюся кашу, свекровь неожиданно в семьдесят лет вышла замуж. Муж был скульптор. Ваял вождей. Поясные скульптуры, бюсты значит. В свое время это было прибыльным делом. Счастье молодых длилось недолго, через год муж умер. Но оставил громадную дачу. Поскольку бюстов к этому времени он наваял кучу, вся дача была ими завалена до потолка. Но никто их не покупал, пришли другие времена, и появились другие герои для новых бюстов. Пришлось свалить эти произведения искусства в большую яму на участке и засыпать землей. Получилась такая большая братская могила. Ваятель к этому времени был уже покойником, поэтому кощунства над своим творчеством он уже не видел. Это утешало.
Дачу мы обустроили по-современному, она стала как бы уже не дачей, а большим комфортабельным домом, куда мы вскоре собираемся с мужем перебраться на постоянное житье-бытье. Ибо наш сын скоро женится, и пусть молодые живут отдельно. Так лучше для всех, а по воскресеньям дети будут приезжать к нам на обед. Так мы решили.
Будущую невестку свою я пока знаю плохо, но готова ее полюбить. Я научу ее шить голобеи, готовить кулебяки и падать в обмороки. Всему, чему научили меня мои свекрови. Мои дорогие свекрови.
Впрочем, навряд ли она будет слушать мои советы, кто же слушает советы свекрови, тем более – следует им? Может быть, когда-нибудь позже. Потом…
Прекрасная Маргарита и ее мужчины
Вот вам история одной прекрасной женщины, вылитой Софи Лорен, но совсем с другой судьбой. Несмотря на сходство со знаменитой итальянкой – волосы, талия, грудь, осанка и прочее, – она не участвовала ни в каких конкурсах красоты, не стала киноактрисой, не приобрела роскошных замков, и весь мир не узнал ее, а почему так вышло – непонятно, может быть, потому, что не встретился на ее пути Карло Понти и некому было сделать из нее актрису и звезду. Да если бы и встретился, она бы просто и внимания на него не обратила: маленький, лысый, старый, – она бы не могла такого полюбить, а полюбить она могла молодого, красивого, доброго и хозяйственного, и тогда бы она вышла за него замуж в длинном белом платье с фатой, и создали бы они крепкую дружную семью, так ей мечталось.
Все мужчины на улице оглядывались на такую красоту и такую волнующую походку, но она проходила мимо, не замечая восхищенных взглядов, а если кто и пытался увязаться за ней и познакомиться, она отшивала их сразу и твердо: «За кого вы меня принимаете?!» И в ответ они терялись и застывали с открытыми ртами: ну что на это можно ответить?
Походка у нее действительно была волнующая, причем от природы, не то что у Софи Лорен, которую Карло Понти заставлял ходить по коридору между рядами столов с открытыми дверцами и покачиванием бедер закрывать эти дверцы: так он вырабатывал знаменитую походку Софи. Походка же нашей героини и без всяких фокусов со столами была то что надо, и всякие там ассистенты режиссеров приглашали ее на пробы в кино, но мама не разрешала никаких проб, поскольку в кино один разврат и нечего ей там делать, тем более без специального образования, а училась наша красавица на экономическом факультете одного вуза.
Звали красавицу Маргарита, красивое имя, мальчики с курса звали ее «королева Марго», но и на этих мальчиков наша королева внимания не обращала, ей хотелось чего-то необыкновенного, и она, наконец, дождалась своего принца. Сама она, как было сказано, в кино сниматься не собиралась и не хотела, а вот ее возлюбленный принц был киноартист и, как она мечтала, был высок, красив, добр, ну разве что не хозяйственный, за картошкой на рынок его не затащишь, но это она ему прощала. Она ждала, когда же, наконец, ей пора будет шить свадебное платье, она уже и фасон подобрала, и материал приглядела, но тут оказалось, что он женат, хотя с женой давно не живет, но вот развод оформить как-то недосуг – то у него съемки, то у нее: жена тоже была киноактрисой. Марго решила подождать, тем более что и Софи Лорен, на которую, говорили, она похожа, тоже не сразу обрела семейное счастье с этим недомерком Карло, они много лет ждали его развода. Правда, причина была другая: католикам нельзя разводиться, но все равно, если уж Софи Лорен ждала, то и она подождет. Он не был знаменитым артистом, имя его не было на слуху, но в лицо его узнавали, оглядывались, хотя, возможно, сразу вспомнить фамилию не могли. Играл он роли второго, третьего плана, эпизоды, но это его не очень расстраивало, он не завидовал своим знаменитым собратьям, даже радовался их успехам, что вообще-то, а в этой среде особенно, качество очень редкое и симпатичное. Они жили вместе уже больше трех лет, а он все не мог собраться и развестись с первой женой, а ей, Марго, было как-то неудобно все время напоминать ему об этом, она не хотела, чтобы он подумал, что она такая несовременная девушка и ей важен штамп в паспорте. Тем более что вскоре выяснилось, что наш, так сказать, перманентный жених – любитель выпить, даже, говоря откровенно, просто запойный, то есть время от времени впадал в запой, и тогда она от него уходила. В такие моменты она считала, что хорошо, что хоть замуж не вышла, собрала сумку, уехала к маме, и все дела. Мама переживала, но артист выходил из запоя, являлся за ней с цветами и подарками, очаровывал маму, и опять начинался медовый месяц, а иногда несколько месяцев, до следующего запоя. Кончилось это, натурально, не свадьбой, а тем, чем и должно было кончиться, они расстались, и хорошо, что детей не было, да и не могло быть, ибо Марго твердо знала, что дети должны рождаться в браке, нечего плодить безотцовщину. И, приобретя печальный опыт, она стала ждать своего суженого, неженатого, непьющего, но обязательно доброго и красивого, ну а хозяйственного – это как повезет.
