— Барышня занята! — рявкнул прямо мне в ухо подошедший со спины Платон. — Первый танец с барышней танцую я.
Несколько женских голосов издали протяжные стоны разочарования.
Вокруг нас медленно образовывалось пустое пространство.
Ну, конечно.
Танцы — это скучно.
Драка — куда веселее.
— Я не могу заставлять барышню отказываться от своего слова, — невозмутимо сказал цесаревич, хотя весь его вид заставлял усомниться в этом утверждении. — Дафна Михайловна, приглашаю вас на второй танец.
— Второй танец она тоже танцует со мной.
— Третий?
— Она танцует все танцы со мной!
Иларион распрямился и скрестил руки на груди.
Он прищурился и поджал губы.
Он походил на обиженного щенка которого Платон от души пнул ботинком. Со скидкой на то, что настоящего щенка Платон бы не пнул ни за что в жизни, разумеется.
— Может, ты дашь барышне самой высказаться? — возмутился цесаревич.
Да ладно, я пока со всем согласна.
— Тебя нет в танцевальной книге. Исчезни! — отмахнулся Платон.
— Да ты вообще соображаешь, с кем разговариваешь?
— С ос-
Знаете, бывают такие моменты, обычно их показывают в кино. Кухня, стол и — стакан, который летит с этого стола, чтобы разбиться на сотню осколков. Если вы когда-нибудь роняли на пол закаленное стекло, то знаете — собирать это все потом просто ад, да еще и собрать удается не все.
Кажется, ты убрался, подмел, но потом еще долго ловишь блеск крохотных стеклянных пылинок то тут, то там.
Момент о котором я говорю — это момент, когда вы успеваете поймать стакан в полете.
Я никогда не была особенно ловкой, но, кажется, со словами у меня все же выходило чуть лучше, чем с вещами.
Я быстро сообразила, что сейчас ляпнет Платон.
Граф же просил тебя — только не в лицо!
— Ой-ей-ей, — причитая и припадая на одну ногу, я схватилась за Платона, вынуждая его заткнуться. — Кажется, я натерла ногу. Боюсь, теперь у меня не выйдет присоединиться к танцам. Как жаль.
***
— Чего я не понял, так это почему ты по-прежнему топчешься возле нас, — недовольно сказал Платон.
Стремясь отделаться от цесаревича я так вошла в роль, что к концу импровизированного представления он уже порывался позвать доктора. К счастью, мне удалось убедить и его, и Платона, что какая-то мозоль не стоит такого шума. Вдоль стен располагались диванчики, на которых можно было передохнуть, и мы с Платоном пришли к некоему молчаливому телепатическому соглашению о том, что бал лучше всего переждать там.
Почему того же мнения придерживался цесаревич — загадка.
— Тебе лучше? — обратился он ко мне, полностью игнорируя Платона. — Может, все-таки позвать доктора? Или ректора? Он как-то накладывал чары исцеления на меня, — восторженно продолжил он, — он очень неплох!
Я едва не прыснула со смеху.
То-то обрадуется ректор, когда цесаревич примется на весь зал орать, что тот должен немедленно бросить все свои дела, чтобы налепить пластырь какой-то первокурснице.
И ведь бросит же.
Цесаревич всё-таки попросил.
— Спасибо, Ваше Высочество, не стоит.
— Ты такая милая, — просиял цесаревич, усиливая внешнее сходство со щенком, клянусь, будь у него хвост, он бы принялся вилять им. Я никак не могла взять в толк, чем именно он так раздражал Платона. Вполне безобидный парень. Можно спокойно выдохнуть и вообще забыть о нем.
— В отличие от кое-кого. Я разрешаю тебе звать меня по имени, — горделиво задрав голову сообщил цесаревич.
— Тебя там в другом конце зала зовут, — меланхолично сообщил Платон, вот уж кто решил по максимуму использовать временную отмену титулов. — Слышишь? Говорят — ах, пропал наш молодой господин, который людям жизни не дает и все время лезет, куда не просят.
Платон держался так, словно после выпуска планировал отбросить коньки.
Оставалось надеяться лишь на то, что у цесаревича память как у золотой рыбки. И надежда эта не была совсем уж безосновательной. Потому что только кто-то не слишком умный мог на полном серьёзе продолжать участвовать в подобном разговоре, да ещё и с каждой репликой понижать градус его адекватности.
— Никто так не говорит! — обиженно бросил Иларион.
Ну или я что-то упускала в этом разговоре. Какой-то скрытый смысл, двойное дно?
Что-то же было, да?
— Ты все еще здесь? Иди и надоедай кому-нибудь еще. У тебя что, нет друзей?
Цесаревич подскочил с места и грозно ткнул указательным пальцем в сторону Платона.
— Ха! У меня полно друзей, ясно? Стоит мне только щелкнуть пальцами, и они сюда сбегутся. Тебе стоило бы быть благодарным, что я трачу свое время на общение с тобой. Думаешь, мне это нравится? Я все еще разговариваю с тобой только из-за барышни!
Лицо Платона потемнело.
— Хватит цепляться к моей сестре. Чтобы у тебя были друзья, тебе придется раздавать им земли в качестве взятки. И даже тогда, знаешь, что они скажут? Я подумаю.
— Драка, — отметила я, искренне сожалея, что мой верный смартфон остался где-то далеко, там, куда я больше никогда не вернусь. В другом мире.
Я бы собрала просто миллионы просмотров.
— Дафнюшка, это ещё не драка, — заверил меня Платон, лениво откликнувшись на спинку диванчика и зачесав пятерней постоянно спадающую на глаза челку. — Стану я с таким, — он смерил цесаревича очередным уничижительным взглядом, что как по мне было уже даже в некотором роде слишком, — драться.
Цесаревич втянул носом воздух.
Ещё немного и из его ушей повалил бы пар.
Я помахала руками в пространстве между ними, привлекая внимание.
— Драка, я говорю.
Эй, Ваше Высочество там сейчас кто-то кого-то убьет, судя по всему. Как насчёт бросить свой венценосный взгляд в ту сторону и предотвратить кровавую расправу, а?
— Да это я с тобой не стану драться, понял?! И знаешь почему? Чтобы не расстраивать барышню!
— Отвали. С первого раза не доходит, да?
— Да нет же, — попыталась ещё раз я. — Вон там драка, вы меня слышите?
Я указала рукой в сторону балкона.
Но это было бесполезно.
Кто там меня слушал.
Пацанские разборки просто не могли подождать.
Платон и цесаревич Иларион повскакивали со своих мест и продолжили собачиться, не замечая ничего вокруг.
И уж, конечно, им не было никакого дела до того, что там говорила я. Словно мы были подключены к видеоконференции и кто-то особо умный вырубил мне микрофон. Что хочешь говори, толку от этого не будет.
Извините, простите, нестабильное подключение, попробуйте перезагрузить интернет.
Отличные новости для того, кто и не собирался ничего говорить, но я-то — собиралась.
Можно мне поменять провайдера?
Обернувшись к Платону и Илариону и убедившись в том, что на ближайшее время сигнал с цивилизацией потерян и не подлежит восстановлению, я вздохнула, приложила ладонь к взмокшему от бессмысленных переживаний лбу и провела рукой вниз, закатывая глаза к потолку.
Я такими темпами когда-нибудь окосею.
Мне хотелось протяжно заорать, но я не стала.
Потом тряхнула головой и снова посмотрела в сторону балкона.
Это какая-то разновидность проклятия, да? Это наказание? Но за что? В прошлой жизни я топила котят? Смеялась над идиотами?
Нет же, не было такого.
Ну почему моя наблюдательность такая, а?
Заметить камень на дороге — нет.
Тумбочку на пути — а то как же.
Потенциальные неприятности — пожалуйста!
Почему, я спрашиваю.
Почему всем нужно было собраться в одном месте?
И почему тут все, кроме тебя, Наденька Змеева? Ты же главная героиня, так какого, простите нижайше, светлоликая княжна, со всем этим приходится иметь дело мне?
Ну теперь-то зато все понятно.
Поначалу я очень удивилась тому, что столпившийся было возле нас народ резко хлынул в другом направлении, но разгадка оказалась очень проста — все нашли себе занятие поинтереснее.
Куда как интереснее.
— Что, закончились слова, а? Больше сказать нечего?!
