КИРИЛЛ СЫЧ: 1-е сентября..18 г., 12:18
…телефон и телевизор. Я борюсь с желанием снять трубку или включить "ящик". Так пьяница смотрит на недопитую вчера бутылку: утреннее похмелье приносит стыд, желание завязать, но зов отравы сильней. Им никому больше не нужны эти смешные игрушки. Им, большинству. Но они сохранили игрушки для нас. Телефон работает, чтобы сейфы могли связаться друг с другом. По телевизору регулярно идут два… нет, три канала, и еще что-то со спутника. Чтобы сейфы были в курсе последних новостей. Все это напоминает барахло любимой бабушки, которое не выбрасывают и даже пересыпают нафталином, - вот старушка загнется, тогда и выбросим, предварительно поплакав над могилкой. Искренне, с чувством. Что-то я злой сегодня. Это нехорошо. Надо добреть. Они все добрые. Участливые. Общительные. Черт побери, они даже разговаривают в нашем присутствии! Всегда. Вслух. Хотя сами не очень-то нуждаются в устной речи… Я чудесно помню день, когда доброта и участливость сделали качественный скачок. И смерть любимой бабушки-сейфа сделалась вдвойне трогательной, вдесятеро грустной, ибо большинство, резко увеличившись в размерах, вдруг отчетливо поняло: "Нас-то не коснется…" Верней, коснется, но легонько, мимоходом. Небольно. Неопасно. Единственно справедливый царь, Смерть перестала быть беспристрастной. Для большинства она вообще едва ли не перестала - быть. Стальная коса, по-прежнему острая для немногих, сделалась воздушным поцелуем, улыбкой клоуна, месяцем в небе… Они добрые, потому что чувствуют себя виноватыми перед нами. Я помню день, когда это зацепило лично меня. Впервые, зато наотмашь. Кривые, сбивчивые строки бегут по клетчатой пустыне: повторы, неудачные обороты, суета боли, выплеснутой гноем из воспаленной раны. Не люблю противные сравнения. Не люблю банальности, пропитавшей всю четвертую тетрадь - насквозь. Цинизма не люблю. А куда денешься? Довериться бумаге, беззвучно высказаться, - и то было трудно. Где уж тут возвращаться, править, вносить коррективы… Сжечь - другое дело. Но сперва перечитать. Чтобы обрести право - сжечь. Помнится, перед самым пробуждением (липким, вздорным!..) мне приснилось стихотворение. Короткое и удивительное, словно нож под лопаткой. Вот оно. Тогда я не решился записать его. Мне казалось, оно вскрывает в душе что-то темное, жуткое. Чужое. Решаюсь сейчас.
Спи, сестра! Я - твой страх. На кострах Боль быстра.
Спи, сестра! Я и страсть Словно прах На ветрах.
Пой, кастрат! Дуй, мистраль! Сталь остра Спи, сестра!
Зной с утра…
ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Я твердо верю в жизнь после смерти. Но я уже не так уверена насчет жизни до смерти. Эйлис Эллис
Надо собираться. Надо. Собираться. Мишель вот-вот подъедет. Надо одеться, а перед тем - умыть опухшую рожу. Причесаться. Побриться. Времени осталось с гулькин нос. Надо взять себя в руки. Мужчина ты или тряпка, черт побери?! "Рядовой Сыч! Смир-р-рна! Равнение на ванную комнату! Левое плечо вперед - шаго-ом марш! Ать-два, ать-два!.." Вода из крана ледяная - до боли, до ломоты в пальцах, в многострадальных, латаных-перелатанных зубах, которых, кажется, скоро останется меньше, чем стоит в них пломб… Хорошо. Еще не совсем хорошо, но уже куда лучше… Это точно, рядовой Сыч! Куда уж лучше! Стыдно. Мерзко. Ох, как стыдно-то!.. Гнус самоедства клубился липкой тучей, жаля насмерть, и некуда было сбежать, кроме, разве что, "Ящика Пандоры". Но ведь не станешь отсиживаться в клубе круглосуточно?! Особенно когда пришло время забирать любимую жену из роддома? Спасибо Мишелю, обещал заехать на машине… Без Мишки все было бы стократ хуже. А так, чувствуя за спиной дружескую поддержку, можно чуть-чуть расслабиться. Постараться хотя бы для вида задрать хвост трубой. Ты умеешь задирать хвост, рядовой Сыч?! Умеешь. Профессия обязывает. Улыбнись. Улыбайся, кому сказано! И нечего кривить губы. У тебя сын родился. Сын! Жена здорова, малыш тоже, ты соскучился, тебе не терпится увидеть их, привезти в родимое гнездышко. Радуйся, идиот! Сейчас легче выиграть миллион в лотерею… Кирилл послушно радуется, подчиняясь внутреннему "сержанту". До оскомины, до меди на языке. Теперь - свежая рубашка, галстук… Пальцы машинально вяжут "малый Виндзорский узел". А в зеркале, вместо физиономии, облитой кислой жижей радости, маячит трещина. Плод воображения, символ изгнания из рая. Бездна отчужденья между двумя смешными, наивными глупцами, верившими в бесконечность сказки. В постоянство финала: "Стали жить-поживать…" Причем виден треклятый разлом лишь с одной стороны. Это и бесило больше всего. Ванде, узнав о беременности, позволили работать дома: для телепата его физическое местонахождение несущественно, а компьютер у Ванды теперь был свой, завязанный с компом Кирилла в квартирную "локалку". Что еще нужно менеджеру по авторским правам? Ничего. А что нужно ему, Кириллу? Жена с утра до вечера дома, обеды готовит, - пальчики оближешь! Выпьет муж лишнего - словом не попрекнет. Баиньки уложит, чтоб проспался, любимый; ежели требуется, "Алко-Зельтцер" поднесет, дабы наутро очухался. Любое желание с полуслова, с полувзгляда, без всякого "ментика". О такой жене только мечтать можно. Отзывчивая, любящая, ласковая. А он, дурак… Даже когда жена клялась-божилась, что она вся здесь, - Кирилл не мог ей поверить. Хотя умом понимал: не врет, на самом деле любит… Гнусно это: про любовь умом понимать. Особенно остро он чувствовал раскол, лежа в постели: Ванда ластилась, ища близости, а он врал, врал, врал каждым жестом, каждым движением! Какая уж тут "близость"… Беременность оказалась вполне благовидным предлогом, чтобы постепенно свести эту мучительную "близость" на нет. Конечно, Ванда обо всем прекрасно догадалась, и он знал, что жена в курсе мужниных комплексов, но не упрекает, не осуждает его, - отчего кошки на душе скребли в сто когтей. Кирилл ощущал себя тупым бессердечным эгоистом, големом, неспособным на тепло и ласку. Теперешняя Ванда (или ее "домашняя" субличность?!) была слишком хороша для него! Слишком терпелива, слишком ласкова, слишком… Хоть бы скандал закатила, что ли? За скандал он был готов встать перед женой на колени. За маленький, банальный, естественный скандал. Хотя нет. Не встал бы. Ведь если и будет скандал, то лишь по одной причине, - уловит потребность мужа в ссоре, в острых эмоциях, и из любви… из жалости… из сочувствия, м-мать его в тридцать три шаланды!.. Месяц назад врачи настояли, чтобы Ванда легла на сохранение, хотя беременность протекала идеально. Дети - такая редкость в наше время! Вы ведь знаете: в городе остался один работающий роддом на Мельникова, и еще родильное отделение при 3-й клинической. Но это на Карла Маркса, вам далеко. Вы полежите у нас: уход, питание, наблюдение специалистов… Лучше перестраховаться, вы ведь понимаете?! Ванда легко дала себя уговорить. И теперь Кирилл запоздало терзался сомнениями: не нарочно ли жена пошла на поводу у врачей? Не угадала ли тайное желание мужа: побыть месяц-полтора одному, лишь временами навещая жену в роддоме? Не ради него ли ушла из дома? Если правда - истекший месяц свободы не прошел даром.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
