Во дворе требовательно просигналила машина. Раз, другой. Кирилл вздрогнул, очнувшись, выглянул в окно. Так и есть, Мишель на темно-синем "Фиате". Распахнув окно, Кирилл помахал другу рукой: - Иду, иду! Сейчас! Ссыпался вниз по лестнице, вместо перил цепляясь за спасительную мысль-соломинку: "Надо купить Ванде цветы. Обязательно купить цветы. Она любит гладиолусы. Желтые…" И снова - болезненный укол. Именно желтые гладиолусы он купил для Ольги во время антракта, ни о чем еще не помышляя. Просто понравилось, как играет. Он и имени-то ее не знал… - Привет. Спасибо, старик. - Да чего там! Поехали? - Поехали. Только цветов по дороге купим. - Ну, это само собой… Рулевое колесо утонуло в лапищах Мишеля. "Фиат" мягко выкатился из двора, незаметно набрал скорость. Притормозил Мишель лишь однажды - возле цветочного магазина. Желтые гладиолусы в ожидании глядели на Кирилла из высокой вазы с водой. Вспомнилось невпопад: желтые цветы - к разлуке. Так говорят. А красные - знак страсти. Он купил сиреневые. В фойе роддома их ждали. Целая делегация: три улыбчивых акушерки, пожилая толстуха-санитарка и врач - высокий, худой, похожий на Дон-Кихота. Все в белоснежном парадном облачении. Хотя какое оно парадное?! Медработники всегда в белом ходят. Писака хренов, сразу штампы наружу прут, даже в мыслях! - Ваша фамилия Сыч? - Да. - Здравствуйте! Поздравляем от души! На диво здоровый ребенок!.. роды идеально, без разрывов… без малейшей патологии, как по маслу! Она у вас молодец!.. она… Кирилл слушал доктора невнимательно, в пол-уха. Все это ему уже подробно изложили по телефону, и еще раз, когда он наведывался в роддом три дня назад. Слегка раздражало: говорил один человек, а создавалось впечатление, что Дон-Кихот в халате - голос всех пятерых. Рупор общей радости. Скорее всего, так оно и было, но - раздражало. Надо справиться с собой. Рядовой Сыч! Прекратить рефлексию! - Спасибо, доктор. Я знаю, что Ванда молодец. Спасибо. А… - Ваша жена сейчас спустится. За ней уже пошли. Казалось, врач читает мысли Кирилла, хотя это было невозможно. Впрочем, догадаться, о чем думает молодой отец, легко без всякой телепатии. Верней, о чем должен думать. Все папаши одинаковы… Мишель топтался чуть позади, излучая простодушную радость. "Эх, Мишка, Мишка, друг ситный! Тебе ведь невдомек, что у меня на душе творится. Да оно и к лучшему, что невдомек…" - А вот и ваша жена с ребенком. Ну? Что ж вы стоите? На мертвых, вялых ногах Кирилл шагнул навстречу. Две молоденькие сестрички, сопровождавшие роженицу, нарочито отстали, не желая мешать встрече любящих супругов. Ванда шла по лестнице, шла к мужу, возвращалась домой, а Кирилл, как завороженный, прикипел взглядом к ее лицу. Не лицо лик! Большие, влажные звезды глаз. Покой, благость, умиротворение. И загадочная улыбка Мадонны. Кирилл был настолько поражен переменами в знакомом облике, что не сразу заметил ребенка на руках у жены. Сына Ванда держала естественно, непринужденно; дитя казалось продолжением ее самой. Будто всю жизнь малышей нянчила. Наконец, очнувшись, он моргнул, а через мгновение Ванда была рядом. - Ну, как ты? В порядке? Дурацкий вопрос. Это он не в порядке, а она… - Здравствуй, - жена разглядывала мужа пристально, с жадным вниманием. Словно не виделись целую тысячу лет. - Спасибо, мы в порядке. И я, и Адамчик. Хочешь на него взглянуть? - Конечно! - Кирилл был почти искренен. Из пеленок вынырнуло брюзгливо-сморщенное личико, похожее на покрасневшее от раздражения печеное яблоко. Странное дело: увидев сына, Кирилл вдруг успокоился. Притянул Ванду к себе, обнял за плечи, зашептал на ухо: - Ты представить не можешь, как я рад! У нас сын! До сих пор не верится. И за тобой соскучился. А ты здорово выглядишь! Такая стала… уверенная, спокойная. Прямо светишься изнутри. Ванда отстранилась. В глазах мелькнули удивление и радость: - Ты заметил? Заметил, что я проснулась? Возьми Адама, я пальто надену. Привет, Мишель! Да, подержи цветы, я сейчас… С некоторым страхом и опаской Кирилл осторожно взял драгоценный сверток. Уставился на заворочавшегося внутри Адама. Младенец в ответ покосился на родителя (как показалось Кириллу, вполне осмысленно), - и вдруг, без всякого предупреждения, заорал благим матом. Кирилл даже вздрогнул от неожиданности. Повопив секунд десять на одной надрывной ноте, ребенок так же резко смолк, вновь скосился на Кирилла и, видимо, удовлетворенный результатом, закрыл глаза, мирно засопев. - Поехали, предки? - весело спросил Мишель.
В хрустале вазы томились гладиолусы, пытаясь заглянуть Кириллу в лицо, когда Ванда выходила из комнаты. В остальное время цветы безраздельно принадлежали ей. - Раньше мне красные нравились, - заметила Ванда, расставляя на столе тарелки. - Или желтые. Сейчас вспоминаю: приятно. Только сиреневые красивее. Кириллу подумалось, что жена являет собой наглядную иллюстрацию к мечте: "Что муж ни сделает - все к лучшему!". Едва переступив порог квартиры и уложив спящего Адамчика в заранее купленную кроватку, Ванда, легко преодолев слабые попытки сопротивления со стороны Кирилла, взялась за приготовление обеда. Из аскетического минимума, обнаруженного в холодильнике и на полках кухонных шкафчиков, она ухитрилась за час состряпать чистую фантастику. Во всяком случае, обоняя доносящиеся с кухни ароматы, Кирилл просто истекал слюной. - Кхема маха-карри барта! - торжественно возвестила Ванда, внося дымящуюся кастрюлю. Увидев лицо Кирилла (санскрит? хинди?! Ацтеки под кактусом?!), объяснила с улыбкой. - Ну, мясо тушеное… в кислом молоке. И соус из огурца с чесноком и лимоном. Кирилл даже под угрозой расстрела не смог бы повторить название блюда. Впрочем, Ванде всегда хорошо давались языки. А сейчас, с поправкой на ментал-коммуникацию… Интересно, рецепт она прямо в роддоме получила? Раньше в основном борщи… котлеты… - Вкусно, - заметил Кирилл, уплетая "кхему" за обе щеки. - Где научилась? - Вспомнила, - равнодушно отозвалась Ванда. Кирилл чуть не подавился. Взглянул жене в лицо, - и долго не мог отвести взгляд, машинально доедая мясо, а после еще продолжая скрести вилкой по пустой тарелке. Перед ним сидела незнакомка. Студент журфака Сыч женился на другой женщине. Иное существо выходило навстречу мужу из тест-центра с обручем "ментика" в волосах. Словно жена вдруг стала старше Кирилла на тысячу лет. На целую вечность. Иконописный лик. Понимание и всепрощение во взгляде. Господи, как теперь с ней, такой, жить дальше? - Тебе положить добавки? На миг Кириллу почудилось, что Ванда все знает. И про Ольгу, и… вообще все! Научилась читать мысли сейфа?! До боли, до темноты в глазах захотелось, чтобы жена рассердилась, упрекнула гулящего муженька, расплакалась, наконец! - чтоб сквозь свет чужого-знакомого лица, пусть ненадолго, проступила прежняя Ванда, обычная, своя, родная! Тогда он сможет покаяться, вымаливая на коленях прощение… У них есть сын, есть все, что нужно для счастья любящих людей, - жаль, в этом счастье нет места для "черного ящика", наглухо забитого невидимыми гвоздями, и женщины с лицом Мадонны… Назавтра Кириллу будет дико вспоминать о случившемся. Он слетел с нарезки. Он рассказал жене все. Про Ольгу, про двух сейфов, нашедших друг друга в чужом мире сплошных телепатов, - в деталях, с подробностями, с самыми-самыми, каких не расскажешь никому, какие даже не суметь выговорить вслух. Кирилл метался по комнате, срывался на крик, на свистящий шепот, размахивал руками, падал в кресло, вновь вскакивал, потом, кажется, плакал… Но злость, отчаяние, укоры и самобичевание пропали втуне. Зря! напрасно!!! Ванда внимала молча, со странной полуулыбкой на губах, - так мать смотрит на нашкодившего первенца! - а когда Кирилл иссяк, рухнув на стул и закрыв лицо руками, осторожно тронула мужа за плечо. - Я понимаю. Тебе трудно со мной. Все будет хорошо, Кирюша. Ты даже не представляешь, насколько теперь все будет хорошо. Давай, я тебе коньяку налью? Расслабься, отдохни… А дальше она сказала такое, что Кирилл не поверил своим ушам, и Ванде пришлось повторить еще раз. - Если хочешь, позвони ей… Ольге. Пока она не уехала. Можешь провести эту ночь у нее, в гостинице. Я с Адамчиком сама управлюсь. Было очень страшно чувствовать себя подонком, не понимая, кто же все-таки из них двоих сошел с ума. Позже Кирилл с удивлением отметил, что, несмотря на поднятый шум, Адам во время безобразной сцены не издал ни звука. Будто понимал: не стоит вмешиваться. Зато после, едва опустошенный и разбитый Кирилл проглотил коньяк, поданный женой, и полез за сигаретами, - именно тогда ребенок заорал с властной требовательностью. Кирилл сунулся было помогать, но помощь не потребовалась: жена управилась сама - быстро, спокойно и сноровисто, едва ли не играючи. Она все теперь так делала. Получая удовольствие от каждого шага, каждого действия, от всего вокруг. Как она сказала в роддоме? "Я проснулась"? Кирилл ушел на балкон - курить и терзаться угрызениями совести.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
