спорность считается кощунственной, а ценность заключается в том, чтобы нравиться другим и не обидеть.
Власть в наших умах почти стала синонимом коррупции и аморальности.
При каждом упоминании слова «власть» кто-то рано или поздно ссылается на классическое высказывание лорда Актона и цитирует его следующим образом: «Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно».
На самом деле цитата звучит так: «Власть имеет тенденцию развращать, а абсолютная власть развращает абсолютно». Мы даже не можем точно прочитать высказывание Актона, настолько наши умы замаринованы средой.
Развращение власти не в самой власти, оно в нас самих.
И всё же что это за власть, которой люди живут и в значительной степени живут ради неё? Власть — это сама суть, динамо жизни.
Это власть сердца качать кровь и поддерживать жизнь в нашем теле.
Это власть участия активного гражданина так же рваться вперёд, нести объединённую силу на общее дело.
Власть — ключевая сила жизни, всегда в работе, или меняя мир, или противодействуя изменению.
Власть, или организованная энергия, может быть взрывчаткой, отнимающей жизни людей, или лекарством, которое их спасёт.
Властью ружья можно насаждать рабство, а можно достичь свободы.
Властью человеческого мозга можно создавать самые выдающиеся достижения, а также развивать понимание природы жизни, перспективу на неё, открывая горизонты, ранее недоступные воображению.
Человеческий разум также властен выработать философию и образ жизни, которые станут наиболее разрушительными для будущего человечества.
Так или иначе, власть — динамо жизни.
Александр Гамильтон в «Записках федералиста» выразил это так: «Что есть сила, если не способность или задаток что-то сделать?
Что есть способность сделать что-либо, если не сила прибегнуть к некоторым методам для достижения этого?»
Паскаль, который определённо не был циником, заметил, что: «Справедливость без власти бессильна; власть без справедливости — тирания».
Святой Игнатий, основатель ордена иезуитов, не постеснялся дать признание власти, когда изрёк свою сентенцию: «Чтобы сделать дело хорошо, человеку нужны власть и компетентность».
Мы можем перечислить всех, кто сыграл свою роль в истории, и найти в их речи и трудах слово «власть», а не заменяющее его слово.
Невозможно представить себе мир, лишённый власти; выбор остаётся только между двумя концепциями — организованной и неорганизованной властью.
Человечество развивалось только благодаря тому, что научилось разрабатывать и организовывать инструменты власти для достижения порядка, безопасности, морали и цивилизованной жизни вместо простой борьбы за физическое выживание.
Каждая известная человеку организация, начиная с правительства, имела только одну причину своего существования — это организация для получения власти, чтобы реализовать или продвигать свою общую цель.
Когда мы говорим о том, что человек «поднимает себя за волосы», мы говорим о власти.
Власть необходимо понимать такой, какая она есть, какую роль она играет в каждой сфере нашей жизни, если мы хотим понять её и тем самым постичь суть отношений и функций между группами и организациями, особенно в плюралистическом обществе.
Знать власть, а не бояться её, необходимо для её конструктивного использования и контроля.
Короче говоря, жизнь без власти — это смерть; мир без власти был бы призрачной пустошью, мёртвой планетой!
Корысть
Корысть, как и власть, одета в чёрный саван негатива и подозрительности. Для многих синонимом корысти является эгоизм.
Это слово ассоциируется с отвратительным скоплением таких пороков, как узость, стремление к собственной выгоде и эгоцентризм — всё то, что противоположно добродетелям альтруизма и самоотверженности.
Это распространённое определение, конечно, противоречит нашему повседневному опыту, а также наблюдениям всех великих исследователей политики и жизни.
Миф об альтруизме как мотивирующем факторе нашего поведения мог возникнуть и выжить только в обществе, затянутом в стерильную марлю пуританства Новой Англии и протестантской морали и перевязанном ленточками связей с общественностью Мэдисон-авеню. Это одна из классических американских сказок.
От великих учителей иудейско-христианской морали и философов до экономистов и мудрых наблюдателей за политикой человека все приходили к согласию относительно того, что корысть играет роль главной движущей силы в поведении человека.
Важность корысти никогда не оспаривалась; она принималась как неизбежный факт жизни.
По словам Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
Аристотель в «Политике» сказал: «Каждый думает главным образом о своих собственных интересах, почти никогда не думая об общественных». Адам Смит в книге «Богатство народов» отметил: «Мы ожидаем свой обед не от доброжелательности мясника, пивовара или пекаря, а от того, что они думают о своих собственных интересах.
Мы обращаемся не к их человечности, а к их самолюбию, и никогда не говорим с ними о наших собственных нуждах, а только об их выгоде».
Во всех рассуждениях в «Записках федералиста» ни один пункт нельзя считать настолько же центральным и признаваемым, как: «Богатые и бедные одинаково склонны действовать, руководствуясь скорее импульсом, чем чистым разумом, и узкими представлениями о собственных интересах…»
Ставить под сомнение силу корысти, пронизывающей все сферы политической жизни, значит отказываться видеть человека таким, какой он есть, видеть его только таким, каким мы хотели бы его видеть.
И всё же есть некоторые наблюдения, которые я хотел бы сделать рядом с этим признанием для корысти.
Макиавелли, у которого идея корысти, по-видимому, приобрела наибольшую известность, по крайней мере, среди тех, кто не знаком с традицией, сказал: «О людях следует сказать следующее: они неблагодарны, непостоянны, фальшивы, трусливы, жадны, и пока ты преуспеваешь, они всецело твои; они предложат тебе свои кровь, имущество, жизнь и детей, когда нужда далека, но когда она приближается, они обращаются против тебя».
Но Макиавелли допускает фатальную ошибку, выводя из политики «моральный» фактор и придерживаясь лишь определённой им корысти.
Эта ошибка может быть объяснена только тем, что опыт Макиавелли как активного политика был не слишком велик, поскольку в противном случае он не смог бы упустить из виду очевидную изменчивость корыстных интересов каждого человека.
Стоит смотреть шире, чем в рамках узко определённых собственных интересов; нужно включать в общую картину подвижность рамок личных интересов и способствовать ей.
Вы можете апеллировать к одному собственному интересу, чтобы заставить меня идти на фронт сражаться; но когда я там, моим главным собственным интересом становится остаться в живых, и если мы победим, мои личные интересы могут, и обычно так и происходит, диктовать совершенно неожиданные цели, а не те, которые я имел до войны.
Например, Соединённые Штаты во Второй мировой войне горячо поддерживали союз с Россией против Германии, Японии и Италии, а вскоре после победы горячо поддерживали союз со своими бывшими врагами — Германией, Японией и Италией — против своего бывшего союзника, СССР.
Эти резкие изменения
