- Ну! До побачиння, что ли? - Ник пожал руку Кириллу и протянул ладонь Ромальцеву. - До встречи...
- Счастливо, - ответил тот.
Гроссману почудилось, что Рената тоскливо посмотрела в их сторону. Что это с ним - пустая ревность? Но даже искусственный свет не может так искажать события...
Горячая ладонь Влада сдавила его пальцы, и Николай ощутил легкую встряску, словно его несильно и не больно ударило током. Гроссман немного вздрогнул от неожиданности.
- Ты вспомнишь, - тихо и как будто даже не размыкая губ, произнес Влад. - Теперь я чувствую, что ты - вспомнишь...
- Не понял?.. - Ник склонил голову к плечу.
- До встречи, - улыбнулся Влад. Он заговорил впервые, а предыдущая фраза, конечно же, почудилась Нику. Вот уж слуховых галлюцинаций Гроссман от себя никак не ожидал!..
Шурик спал так крепко, что не проснулся даже при перекладывании с папиных рук на свой диванчик. Рената осторожно переодела его, поцеловала и подтянула одеяльце к груди малыша.
...Ник повернулся и увидел, что Рената, слегка видимая в свете уличных фонарей, сидит на краю постели, положив подбородок на колени и прижав пальцы руки к губам. Вся ее поза говорила о глубокой задумчивости.
- Что полуночничаешь? - спросил Гроссман.
- Мне снится... - Рената осеклась и сжала голову руками.
И Ник вдруг отчетливо увидел, что ей снится. Образы сами собой промелькнули перед его мысленным взором. Одно и то же, одно и то же, вот уже из года в год: они прощаются с Сашей и уезжают к водохранилищу... Прощаются - и уезжают, прощаются - и уезжают... И она не может его удержать, он сыплется, как песок сквозь пальцы, он неуловим... Конь-убийца снова понес... Какой конь, господи? Что лезет в голову?! Но не было уже ни боли, ни ревности. Только сочувствие, будто... будто он сам прощался с Ренатой, зная, наперед и точно зная, что не вернется больше никогда...
- Ты больше не увидишь этого, - Николай взял ее за плечи внезапно потеплевшими, прямо горячими, ладонями и нежно поцеловал в шею.
Рената оглянулась. Она терялась, не зная, что сказать в ответ, а у Гроссмана было ощущение, что он когда-то уже говорил об этом. Ласковые слова обычно давались ему с трудом, казались смешными и нелепыми, наигранными и сентиментальными. Разумный человек не будет тратить их попусту, чтобы не смешить другого человека, который все равно не поверит или, чего доброго, заподозрит в умышленной лжи. Но сегодняшний день и сегодняшняя ночь была не такой, как все. Слова нежности лились сами собой, голос исполнился мягкости, и Николай не думал о том, как выглядит - высокопарно ли, смешно ли... Главное, что, ища в нем защиту, она успокаивалась. И он мог, он умел дать ей эту защиту! По-настоящему!
- Я больше не увижу этого... - шепотом повторила она и, прижав свои губы к его губам, повлекла Николая за собой, а он, склонясь над нею и переводя прерывистое дыхание, представил вдруг, что они оторвались и улетели далеко-далеко от пошлости окружающего мира... Как всегда... Под мерцающими на небе звездами, сотканными в смело идущую сквозь миллионы лет фигуру человека...
А где-то рядом их покой охраняет надежный защитник, прирожденный воин, за которым каждый чувствует себя как за каменной стеной...
Рука Николая скользнула по ее лицу, и Рената прогнулась ему навстречу, чувствуя, внутренним зрением видя, что вокруг них на горах раскинулась сказочная фата-моргана.
- Я люблю твою душу, малыш! - прошептал Николай под дуновение легкого ветерка со стороны изумрудной реки. Скоро на востоке замерцает заря, свет которой окрасит в золотисто-розовые цвета округлые стены белоснежных шаров зданий...
- Ты - самый лучший! - крикнула она...
Семь лет назад Олег и Валерия Курбатовы были студентами. Повальная мода на увлечение малознакомыми, как правило, восточными, религиями и культами привлекла в свои ряды и Курбатовых. "Бхагават-Гита" переходила из рук в руки. Валерия чувствовала, что где-то там, "за поворотом", что-то есть. Что-то ждало ее и всех остальных - что-то, о чем они раньше, скорее всего, знали, но безнадежно забыли. И все зависело от нее. Девушка с радостью открыла для себя, что понять - это уже достигнуть. "Наше сознание в настоящий момент осквернено материей", - говорилось там. Конечно, что же в том непонятного?! Да и все, все, о чем бы ни поведали древние восточные мудрецы, каждая строчка книги дышала Истиной. Это и в самом деле был голос древнего разума, "размышлявшего в другую эпоху и в другом климате, но над теми же вопросами, что беспокоят и нас"*** Это было грандиозно.
(***Цитата Ральфа Уолдо Эмерсона)
Валерия и ее муж зареклись, что отныне материальная обусловленность больше не будет иметь такую власть над ними. И так далее. И тому подобное.
Тогда все казалось простым. "Дайте мне точку опоры - и я переверну землю"... В этом возрасте все кажется простым и доступным. Даже слова университетского преподавателя-религоведа о том, что в триединстве "тело-душа-сознание" нельзя недооценивать влияние какого-либо из проявлений, не убедили Олега. Сознание превыше плоти и даже души, они должны быть подвластны разуму - и точка. Если сознание прояснилось тем, что поняло взаимозависимость, то теперь дело за малым - по возможности свести к минимуму действие тела, рефлексов и эмоций на чистый разум. Тем более, что рефлексы и эмоции - это слишком животные категории, слишком естественные, чтобы быть не отторгнутыми озаренным сознанием. А тело - так это и подавно крепость, тюрьма для мозга. Именно из-за распада тела после смерти погибает и информация, накопленная мозгом. Но ведь нет, не бывает ничего ненужного в нашей жизни. Помнить нужно все. Помнить душой? Как, если это животная категория? Значит, только сознанием, ведь предки умели, умели это делать! Только дальнейшее просветление...
Это было семь лет назад.
Через два года после окончания университета Курбатов поступил в психиатрическую клинику с диагнозом "попытка суицида на почве алкоголизма". Супруги пили, что называется, "не просыхая": вначале от того, что все было хорошо и весело, потом - от того, что всего не хватало, всюду было мерзко и пошло, хотелось от этого отвлечься. Валерия спохватилась, хотя по статистике женщины менее устойчивы к алкоголю и спиваются быстрее, чем мужчины. Двое их детей были заброшены,, и в Курбатовой шевельнулись угрызения совести. Денег на лечение не было, да и два ангела - черный и белый, - ворочавшиеся в проспиртованном болоте ее души, по очереди одерживали верх. Иногда она бунтовала и не могла понять: зачем ей нужно бросать, если она не алкоголичка?! Почему она должна отказывать себе в маленьких радостях?! И так далее, и тому подобное - банальная ситуация. Увы, далеко не из "ряда вон". Когда побеждал "белый", он колотил крыльями и вовсю тащил душу в прошлое, в бирюзовые и лазурные осенние дни с аккуратными, как у Куинджи, облачками и золотыми листьями. "Вспоминай! - кричало что-то внутри. - Ты говорила, что отныне привязанности плоти не имеют для тебя значения и что дух твой способен справиться с любым соблазном. Так приложи хоть долю усилий, освободи теперь хотя бы свою плоть, а там будет видно!" И он посылал ей сны. Только в мире иллюзий, свободная от тела и материи, она чувствовала себя почти... почти... почти счастливой. И каждый такой сон прерывался осознанием: ты еще не готова!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
